Стоунхендж - Корнуэлл Бернард - Страница 16

— А ты симпатичный мальчик, — ворчливо сказала она, и это было правдой. Его лицо было узким и приятным, нос длинным и прямым, а тёмно-зелёные глаза были полны силы. Она стала расспрашивать его. Как он жил? Как находил себе еду? Откуда он знает о богах? И Камабан отвечал очень спокойно, ничуть не выказывая страха перед ней, и Санна пришла к выводу, что ей нравится этот ребёнок. Он был диким, упрямым, смелым, и, кроме того, умным. Санна жила в мире глупцов, а здесь, хоть и очень молодой, но был разум, и таким образом старая женщина и искалеченный мальчик проговорили до того, когда солнце село и костры были зажжены, а танцоры в бычьих костюмах потащили растрёпанных девушек на тёмную траву между камнями.

Теперь они сидели, наблюдая за танцующими вокруг костров. Где-то в темноте захныкала девушка.

— Расскажи мне о Сабане, — потребовала Санна.

Камабан пожал плечами.

— Честный, трудолюбивый, — сказал Камабан, не считая ни одно из этих свойств хорошим качеством, — похож на своего отца.

— Он станет вождём?

— Когда-нибудь, возможно, — беззаботно ответил Камабан.

— А он будет хранить мир?

— Откуда я знаю, — ответил Камабан.

— В таком случае, что ты думаешь?

— Какое значение имеет то, что я думаю? — спросил Камабан. — Все знают, что я глуп.

— А ты глуп?

— Это то, что я хочу, чтобы они думали обо мне, — сказал Камабан. — Только так меня могут оставить в покое.

Санна одобрительно кивнула. Двое сидели в тишине некоторое время, наблюдая за отблесками пламени, окрашивающими крупные камни. Искры вились в небо, устремляясь к холодно-белым звёздам. Крик раздался из темноты, где двое молодых воинов, один из Рэтэррина, а другой из Каталло, начали драться. Их друзья растащили их, но как только эта драка закончилась, началась другая. Люди Каталло были щедры на медовый хмельной напиток, который был специально приготовлен к празднику Середины Лета.

— Когда моя бабушка была девочкой, — сказала Санна, — не было этого напитка. Чужаки научили нас готовить его, но до сих пор они делают это лучше.

Она поразмышляла над этим некоторое время, затем пожала плечами.

— Зато они не умеют делать мои снадобья. Я могу дать тебе питьё, чтобы ты летал, и еду, чтобы дать тебе сладкие сны, — её глаза сверкнули из-под шали, покрывающей голову.

— Я хочу учиться у тебя, — сказал Камабан.

— Я обучаю девочек, а не мальчиков, — резко ответила старуха.

— Но у меня нет души, — сказал Камабан. — Она была разбита Д-д-детоубийцей. Я не мальчик, и не девочка. Я ничто.

— Если ты ничто, чему ты сможешь научиться?

— Всему, ч-ч-чему ты сможешь научить меня. — Камабан повернулся к колдунье. — Я з-з-заплачу тебе.

Санна расхохоталась, дыхание захрипело у неё в горле, когда она начала раскачиваться взад-вперёд.

— И чем, — спросила она, когда дыхание восстановилось, — изуродованный изгнанник из Рэтэррина может расплатиться со мной?

— Этим, — Камабан выпрямил правую руку, показывая один золотой ромбик. — Часть золота Чужаков, — сказал он. — Сокровище невесты Слаола.

Санна потянулась за ромбиком, но Камабан сжал ладонь.

— Отдай мне это, дитя! — зашипела старая женщина.

— Если скажешь, что будешь учить меня, — сказал Камабан, — я дам тебе это.

Санна закрыла глаза.

— Если ты не отдашь это мне, искривлённый кусок ужаса, — нараспев заговорила она голосом, который внушал ужас трём поколениям её племени, — я отдам твоё тело червям и отошлю твою душу в бесконечный лес. Я сверну твою кровь и разобью твои кости в тесто, гадюки заберутся в твои внутренности, а собаки съедят твои кишки. Ты будешь молить о милосердии, но я буду только смеяться над тобой, а твой череп использую в качестве туалетного горшка.

Она внезапно остановилась, потому что Камабан поднялся на ноги и заковылял прочь.

— Куда ты собрался? — зашипела она.

— Я слышал, что в Друинне есть колдунья, — сказал он, — она м-м-может научить меня.

Санна с ненавистью посмотрела на него, её глаза горели на мертвенном лице, но он оставался совершенно спокойным, и Санна подавила свой гнев.

— Ещё один шаг, уродец, — сказала она, — и твои искривлённые кости будут лежать рядом с тем карликом во рву.

Камабан поднял вверх золотой ромбик.

— Этим я расплачусь за то, что ты меня б-б-будешь учить, — сказал он и затем достал второй ромбик. — А этот кусочек золота, — продолжил он, — будет платой за то, что ты вылечишь меня.

— Подойди сюда, — приказала Санна. Камабан не двигался, а только держал кусочки золота, которые сверкали в свете очага. Санна глядела на них, осознавая, сколько всего она может совершить с такими могучими талисманами. Она надеялась получить часть этого золота на следующее утро, но каждый кусочек был очень ценен для неё, и она подавила свой гнев.

— Я буду тебя учить, — спокойно сказала она.

— Спасибо, — тихо произнёс Камабан, затем опустился перед ней на колени и почтительно положил оба ромбика в её протянутую руку.

Санна плюнула на золото, затем зашаркала назад в глубокую темноту хижины, где от её очага осталась только кучка обуглившихся тлеющих углей.

— Ты можешь лечь спать внутри, — сказала она из темноты, — или снаружи. Мне всё равно.

Камабан не ответил, а только разглядывал камни большого храма. Тени любовников теперь были неподвижны, но угасающие огни костров мерцали, и ему показалось, что круг камней дрожит в дымной ночи. Словно камни были живыми, а люди мёртвыми, и это напомнило ему о Старом Храме, таком далёком отсюда, который был его домом, и он склонился вперёд, прислонился лбом к земле и поклялся, что какие бы боги ни услышали его, он вдохнёт жизнь в Старый Храм. Там будут петь, будут танцевать, храм станет живым.

Хенгал был доволен результатами своих переговоров с Киталом. Мир был обеспечен, и этот мир будет скреплён свадьбой Сабана и Дирэввин.

— Не такую девочку я бы выбрал для тебя, — проворчал Хенгалл сыну, когда они двигались к югу в Рэтэррин. — Она слишком худа.

— Слишком худа? — переспросил Сабан. Он думал, что Дирэввин прекрасна.

— Женщины то же самое, что и домашние животные, — сказал Хенгалл. — Самые лучшие имеют широкие кости. Бесполезно жениться на худых, они умирают при родах. Но Санна решила, что ты женишься на Дирэввин, и эта женитьба скрепит наш мир, и это решено.

Хенгалл не только договорился о свадьбе, но и купил восемь больших камней, с помощью которых Гилан сможет восстановить Старый Храм. Ценой за камни был один из крупных золотых ромбов и девять маленьких, которые Хенгалл считал недорогими. «Это правильно, — думал он, — обменять малую часть золота Сэрменнина на камни». Потому что он был теперь уверен, что появление золота — это сообщение от Слаола чтобы восстановить Старый Храм, а Гилан убедил его, что в Рэттэррине должен быть каменный храм.

В Рэтэррине не было камней. Были булыжники в реке, и немного камней покрупнее, из которых можно было выточить молотки или топоры, но в поселении не было больших камней, сопоставимых со столбами и крупными плитами, окружающими храм Каталло. Рэтэррин был местом мела, травы и деревьев, в то время как земля Каталло изобиловала огромными камнями, которые были так густо рассеяны на его холмах, что издалека выглядели как стадо гигантских серых овец. Санна утверждала, что эти камни были раскиданы Слаолом в напрасной попытке остановить возведение священного холма для Лаханны, однако другие говорили, что камни были сброшены на холмы Гьюэтом, богом облаков, которому захотелось увидеть своё отражение на зелёной поверхности земли. Однако каким бы образом камни ни попали в Каталло, они оказались ближайшими к Рэтэррину валунами.

Сабану понравилась идея строительства в Рэтэррине чего-нибудь нового и впечатляющего. Некоторые из людей Хенгалла тихо ворчали, что деревянные храмы служили Рэтэррину достаточно хорошо, но торговцы, возившие шкуры, кремень и горшки на обмен на топоры, моллюсков и соль, выяснили, что в Друинне есть храм из больших камней, и что почти все святилища на западе также сделаны из валунов. И перспектива обладания собственным каменным храмом подняла дух большинства людей Хенгалла. Новый храм, созданный из камней, сможет восстановить удачу племени, и этой веры оказалось достаточно, чтобы убедить жрецов, что Гилан должен быть новым главным жрецом. Они сообщили об этом Хенгаллу, и вождь, подкупивший четырёх жрецов бронзовыми слитками, рабынями из Чужаков и кусками янтаря, чтобы они сделали именно такой выбор, с серьёзным видом принял их решение как волю богов.