Штрафники - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 71

глазами с продымью зеленой,

Еще мерцавшей после сна

И после страсти разделенной...

Глебик читал, склонив голову набок и трудно произнося слова. Клава глядела на него, не моргая. Гонтарь притих, а Глебик продолжал:

День добрый! - Вы бросали мне

И опускали вниз ресницы

Чтоб утаить, что там, на дне,

Ночные шалые зарницы

Еще погасли не вполне...

Глебик замолчал, растерянно огляделся и сказал: - Все!..

- Брат Пушкин! - с восторгом воскликнул Гонтарь. - И в моем звене...

- Лермонтов!- поправил Глебик.

- Ну, нет! - Лермонтова срезали в поединке.

- Не спеши! У нас тоже будет все, как в аптеке...

Было тихо, только огромная, угловатая Клава не то всхлипнула, не то вздохнула. И словно от этого всхлипа стремительно поднялась Райка и, растолкав всех, подошла к Глебику. Она успела положить руки ему на плечи, хотела не то сказать что-то, не то поцеловать, но тут в землянку влетел запыхавшийся посыльный штаба:

- Девчата, кончай ночевать! Все срочно на объекты! - Побежал дальше.

Клава: - Полетели, девочки!..

...Летчики одни. Молча глядят на накрытый стол. Гонтарь вздохнул и медленно двинулся вдоль аккуратно заправленных коек. На одной из них поверх казенной - маленькая домашняя подушечка. Гонтарь взял с тумбочки флакон духов, поставил, пошел дальше. У полуотдернутой занавески лежало брошенное впопыхах крепдешиновое платье. Гонтарь взял его, подержал в руках, хотел повесить на место. Отвел занавеску: там у самой стены в пирамидке стояли четыре винтовки с примкнутыми штыками. На острие штыков был растянут, видно, для просушки, лифчик.

Гонтарь задернул занавеску.

- Эх, девочки, девчоночки... Ну, что делать будем?..

Братнов незаметно взглянул на часы. В землянку вбежал молоденький механик в комбинезоне:

- Вот, достал. - Он вытащил из кармана литровую бутылку.

- Еле к вам добрался... Дорога из порта перекрыта...

Гонтарь (подходя к нему): - Молодец! В самый раз принес... Наземный персонал, сколько тебе? (И, не глядя, сунул ему деньги.)

Механик: - Куда вы столько?

Гонтарь: - Не стесняйся... заработал... и давай отсюда! Ну!

Ошалевший механик пулей вылетел из землянки. Гонтарь ставит бутылку на стол.

- Ну, что делать будем?.. - И, подумав. - Эх, не пропадать же! - Он взял с тумбочки губную помаду и, прикинув, провел на бутылке черту. - Это нам, а это им оставим...

...Бутылка уже полупуста: вино почти подошло к красной черте. Но веселья за столом не прибавилось: сидят, ковыряют вилками. Санчес, с гитарой в руках, наигрывает что-то.

Гонтарь исподлобья поглядывает на Глебика. Наконец спрашивает:

- Сам сочинил?..

- Глебик, виновато:

- Сам...

Гонтарь качнул головой, протянул: - Пушкин ты, а не Лермонтов! И с начальством не пререкайся!

Тимофей - он, уже явно захмелев, сидел между Гонтарем и Братновым, поднял рюмку:

- За вашу удачу, Александр Ильич! Эх, вот был бы я командующий...

Братнов, улыбнувшись, щелкнул Тимофея по носу.

Гонтарь: - А такую знаешь? - Он забрал у Санчеса гитару и запел... Гонтарь пел тихо, душевно.

Все затихли... Тимофей, привалившись грудью к столу, слушал, отбивая рукой такт. Братнов достал часы, посмотрел украдкой. Взглянул на ребят. Хотел что-то сказать, но говорить не стал. Поманил Тимофея к двери: Тима... Тут у меня часы барахлят. Бой отказал... А ты у нас мастер... - И он отдал Тимофею часы. Тимофей взял, не глядя: - Ладно.

Братнов: - Мне тут на минуточку надо... Ну! - Он хлопнул легонько Тимофея по плечу и, прихватив свой мешок, неслышно вышел... Тимофей проводил его рассеянным взглядом. Братнов шел по темной улице, было тихо. Где-то тревожно и тоненько жужжал "Юнкерс".

Братнов обернулся, взглянул еще раз на землянку и зашагал дальше. Тимофей вернулся к столу, что-то его встревожило... но ребята так хорошо пели.

Мысли Тимофея смешались; он присел у стола. Песня окончилась. Наступила тишина, и в тишине послышался мелодичный звон братновских часов. Тимофей вытащил часы, некоторое время смотрел на них, силясь сообразить, почему же они, "неисправные", вдруг забили; и внезапно вскочив, с криком: "Братно-ов!" - бросился из землянки.

Тимофей бежит по улице, без фуражки, фланелевка выбилась из брюк:

- Братнов!.. Дядя Саша!.. Братно-ов!

Из темноты (патруль):

- Стой! Стой! Стрелять буду!.. - кто-то схватил Тимофея. Он пытался вырваться, ему закрутили руки, он обмяк, сказал тихо и горестно: - Ушел!..

...Дорога в порт. Мы узнаем ее сразу. Но сейчас она совсем другая. Гудки машин, скрежет колес. В кузовах - зачехленные ящики, длинные сигары торпед, матросы.

Этот поток техники оттеснил в сторону одинокую фигуру в пехотной шинели, с мешком.

Кто-то из шоферов облаял его матерком, и Братнов, щурясь от грохота, и вовсе сошел с дороги.

Какое-то проклятие лежит на Руси, - позднее думал Тимофей. Гениального человека - за решеты. А организовал победу, - под матерщину, вон дороги...

На повороте от шлагбаума отделились две фигуры. Офицер и солдат с автоматом. Не слышим, о чем они спросили Братнова, но увидели, как Братнов растерялся, потом вытащил из-за борта шинели бумажку.

...Хлопнула дверца "виллиса". Из машины выскакивают лейтенант с красной повязкой и Фисюк, спешат к небольшому входу в скале. Здесь штаб. Необычное, взволнованное движение и тут. Среди этого движения Фисюк сразу увидел неподвижную фигуру особиста, приезжавшего на остров. Он был без фуражки, чем-то озабоченный.

Фисюк (лейтенанту, вполголоса): -Что случилось?

- Не знаю!..

...Они быстро идут по коридору огромного помещения, вырубленного в скале. Сводчатый потолок. Сыровато. Справа и слева - отсеки. Радиоаппаратура, телефонистки, штабные офицеры. Треск телеграфных аппаратов.

Лейтенант (у одного из отсеков): - Товарищ начальник штаба, ваше приказание...

Начальник штаба, генерал (оборачиваясь): - Наконец!.. Где вы там?..

Фисюк (не без тревоги): - Грузы вторую неделю... Пришлось самому в порт...

- Идемте!...

Генерал и Фисюк идут по коридору. У одного из отсеков:

- Товарищ начальник штаба, из контрразведки. Расшифрована!.. Генерал читает шифровку. - Минутку, полковник!

Фисюк как-то боком подался в сторону, одернул китель. В тишине отчетливее слышны голоса:

- ТЩ-22! Даю добро на выход!..

- Подорвался на мине, хода не имею!

- Принимаю меры! М-2, М-2...

- Истребителям барражировать квадрат 23...

Фисюк (заглянул в отсек, похожий своей теснотой и потолком из неровного серого камня на келью древнего монастыря. Сидящей с краю девушке, тихо): Люся... Что тут у вас?

- О, товарищ полковник! Здравствуйте!- как ему показалось, ужасно громко ответила та.

- Что у нас?..

- Тиш-ш!

Дверь кабинета командующего.

Начальник штаба (Фисюку): Ждите!- И скрылся за дверью. Фисюк, присев на край скамьи, все поглядывал на дверь. Наконец она отворилась. Из кабинета торопливо вышел особист. Фисюк неожиданно для себя чуть приподнялся: - Здравствуйте.

Тот скользнул по нему озабоченно-рассеянным взглядом и молча прошел мимо. Но тут же вернулся. На этот раз он шел не один. Вслед за ним вели кого-то, одетого в огромную солдатскую телогрейку и кирзовые сапоги. Фисюк узнал в арестованном Степана Овчинникова. Почувствовал противную сухость во рту: все!

Конвойный остался у дверей. Фисюк знал, что у конвойного спрашивать не положено, да и бессмысленно, но все же спросил как бы между прочим:

- А кто это?

- Не знаю. Задержали кого-то...

Наконец Фисюка позвали.

"Ну"... - подумал Фисюк и решительно вошел в кабинет. Овчинникова в кабинете не было.

За большим столом сидел командующий, бледный, в свитере с закатанным рукавом. Подле него - военный врач натягивал на его руку манжет аппарата для измерения давления.