Полюбить Джоконду - Соловьева Анастасия - Страница 34

— Ты моя жена, — поставил я точку в разговоре. — Но разве ты колдунья?

Потом уже мы лежали в темноте и болтали ни о чем, наслаждаясь нашей неожиданной свободой. Лиза, прильнув ко мне, водила пальцем по моему лицу, а я, обняв ее, глядел в потолок и видел там ее счастливо закрытые глаза.

Уснули мы незаметно и, кажется, одновременно.

Мне снилась Лена. Она собиралась в школу в длинном кремовом платье, отделанном венскими кружевами и бисером. Я наблюдала за дочкой через приоткрытую дверь своей комнаты, но выйти не могла — возле Лены, запихивая в портфель какие-то бумаги, топтался Карташов. Когда они, наконец, ушли, на меня напало жуткое беспокойство. Во-первых, Лену в таком виде не пустят в школу, а во-вторых, по дороге Карташов наболтает ей про меня каких-нибудь гадостей. Или еще хуже, втянет девочку в свой водоворот. Надо срочно связаться с ней. Но я никак не могла вспомнить номер Лениного мобильного. Беспокойство стало нарастать — я проснулась. Нет, слава богу, ее номер я еще не забыла. Хотя зачем мне сотовый? Я позвоню с городского на городской. Лена, наверное, уже дома.

Не думая о том, что время совсем раннее, а день сегодня выходной, я бросилась к телефону. Конечно, Ольга предупреждала меня: надо терпеливо ждать, пока Лена сама разберется в ситуации. Но вдруг она уже разобралась, а я все не звоню. С кем она поделится своими открытиями?.. Мои телефоны ей неизвестны.

— Лена, — позвала я в трубку. — Ты уже вернулась?

— Мама… Мам, это ты?.. Мам…

Я чувствовала: на том конце провода разыгрывается целая буря. Может быть, Лена уже поняла, что к чему, а может, еще только пытается понять и сейчас даже звук моего голоса будет для нее аргументом за или против.

— Мам, как хорошо, что ты позвонила…

— Вы ведь только вчера вернулись. Я не хотела беспокоить тебя. Как съездили?

— Да обыкновенно! Мы же не первый раз в этом пансионате… Вообще-то хорошо.

— Ну, еще какие новости?

— Больше никаких. Ты когда к нам приедешь?

— На днях, наверное…

— Приезжай скорее, пожалуйста. — Ленка закашлялась, но я различила тихий всхлип. — Мы по тебе очень соскучились.

— Я тоже соскучилась… А знаешь что? У меня теперь есть мобильник. Заскучаешь — звони. — Я продиктовала номер.

— Тебе его… Александр Васильевич подарил? — спросила дочь без тени иронии.

— Да, Александр Васильевич.

— Когда ты меня с ним познакомишь?

После этой фразы я не сомневалась: Ленины мозги встали на место. Ольга оказалась великим знатоком жизни и детской психологии.

— Я думаю — в ближайшее время, завтра-послезавтра. Я тебе скоро еще позвоню.

— А я — тебе, — обрадовалась дочь. — Ты как, справляешься с телефоном?

— Немножко. Только самые примитивные функции. Могу послать сообщение…

— Ну, ты молодец!

На столе в гостиной валялись коробки и пакеты. Вчера мы с Сашей так радовались внезапной встрече, так волновались, сами не зная почему, что не сумели ни поужинать толком, ни тем более убрать все в холодильник. С опозданием я занималась этим сейчас.

Из гостиной в кухню можно было попасть, пройдя просторный холл, но еще в первый раз, когда Гришка писал с меня парсуну, я заметила в стене узкую арочную дверь. Тогда я решила, что это декорации, но сейчас убедилась: дверь можно использовать по ее прямому назначению. Наверное, Саша с Леонардой предпочитали обедать в гостиной. Здесь у дивана стоял яркий, причудливой формы стол, а на кухне в углу только маленький круглый столик.

Наспех присев у такого, с утра можно выпить кофе. Одной, ну максимум вдвоем. А у них с Леонардой подрастал восьмилетний сын — об этом мне простодушно поведал Гришка. И вообще, у них было все… и еще совсем недавно. Я даже не предполагала, до какой степени недавно, пока не увидела вчера в гардеробной ее шелковые, переливающиеся стеклярусом платья. Может, они стали ей не нужны. Или проще оказалось нашить новые, чем возиться со старыми. И почему у Саши вырвался странный смешок, когда он упомянул о злодейках-разлучницах? Возможно, уходя из дома, Леонарда просто хотела что-то доказать мужу, но в разгар воспитательного процесса появилась я. Тоже злодейка-разлучница в ее персональной судьбе.

Впрочем, ее судьба, ее платья — не мое дело! А вот их сын…

Третья комната в квартире принадлежала ребенку. По сравнению с двумя другими она была самой неинтересной, безликой, напоминала картинки из журналов: шкафы вдоль стен, где-то между ними встроенная кровать, у окна столы: письменный и компьютерный. Когда мебель была расставлена, взрослые словно спохватились: накупили чудовищных мягких игрушек, ростом, должно быть, с самого мальчика, какой-то детской техники с сиренами и мигалками, на окна повесили яркие шторы, на пол постелили ковер. От этого комната уютней не стала.

А потом мальчика разыграли как карту в сложном споре взрослых: вырвали из этой искусственно сконструированной, но ставшей уже привычной для него среды… По замыслу Леонарды, Саша должен был почувствовать, что значит разлука с собственным сыном. Он и почувствовал, конечно. Но зачем мне судить о ее замыслах?! Я могу лишь кое-что предположить, но это бесполезное занятие.

Не важно, чего хотела добиться Леонарда, покидая дом и увозя с собой сына. Для Саши она в прошлом. Он сказал мне вчера об этом, и еще добавил: живи здесь, ты моя жена… Я ни минуты не сомневалась в искренности его слов, как и его чувств ко мне, но что он скажет, если в одно прекрасное утро увидит в комнате своего сына мою почти взрослую дочь. Правда, Ольга и здесь утешала меня: он будет рад вашей девочке. Но рад — этого мало. У Лены непростой характер, она станет смотреть на отчима с критичностью подростка и болезненно скучать по отцу… Я вступала в полосу новых проблем, не успев покончить со старыми. Словно напоминание о них, раздался звонок моего мобильного.

— Ты где пропадаешь? — оживленно спросил Карташов. — Почему трубку не берешь?

— В магазин иду. — Я поспешно открыла балконную дверь, чтобы он слышал шум улицы.

— Хватит по магазинам болтаться. К часу давай ко мне.

— К двум, — привычно взбрыкнула я.

— К часу, а то не успеете.

— Я чего-то не поняла.

— Не поняла? Мы сегодня с тобой в последний раз встречаемся. Наконец, этот дятел очкастый разродился. Доведем дельце до ума — и на свободу.

— Да? — спросила я, ощущая нарастающую тревогу. Какую судьбу уготовили мне добрые люди из историко-патриотической организации «Обелиск»?.. Может, сегодня я вообще в последний раз вижу этот мир — не только Карташова.

— А тебя тут «тринадцатая» зарплата ждет. Так что давай к часу. И не опаздывай! — внушительно закончил беседу Карташов.

После разговора я заглянула в спальню.

— Что ты делаешь? — спросил Саша, и я поняла, что он еще не совсем проснулся.

— Пытаюсь навести порядок в твоем доме и говорю по телефону.

— И с кем же ты говоришь?

— С Леной. И с Карташовым.

Кроме кровати в комнате не на что было присесть, и, поколебавшись, я села на край. Саша обнял меня за плечи, и через мгновение я уже лежала с ним рядом, погружаясь в атмосферу тепла и сонной разнеженности. Глаза у меня стали закрываться сами собой — ночью мы спали от силы часа три.

— Саш, ты не представляешь! Он сказал: увидимся сегодня в последний раз. Иннокентий дал новое распоряжение. Скоро все кончится!

— Чем кончится?

«А действительно, чем? — промелькнуло у меня. — Иннокентий доведет до конца свою кошмарную игру?»

— Не знаю… Не знаю чем… Но я чувствую — ехать надо.

— Выходит, что надо, — немного помолчав, ответил Саша. — Ты мне только звони, сообщай, как развиваются события. Возьми мой телефон.

Спать сразу расхотелось. Я вспомнила, что приехала сюда в спортивном костюме, и значит, прежде чем появиться у Карташова, должна побывать на конспиративной квартире — переодеться. Гришку лучше пока ни во что не посвящать — не пугать раньше времени.

Теперь, хотя мы прямо и не говорили об этом, остро чувствовалось: предстоит что-то страшное. Я припомнила ужас, какой испытала при встрече с Иннокентием в начале операции. Потом ужас померк, растворился в радостном и грустном, а теперь вернулся, сжал сердце холодным кольцом.