Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи - Гейман Нил - Страница 24

Я в раздражении шагал вперед-назад, и это меня согревало. Рядом с воротами были дома и лавки, но свет нигде не горел, а мне не хотелось привлекать к себе внимание, колотя в дверь среди ночи. Пришлось спрятаться в нишу в городской стене. К тому времени оставаться в укрытии уже вошло у меня в привычку. Я устроился поудобнее, укрылся пальто, глотнул из фляжки и стал ждать. Наконец ворота открылись, и я проскользнул внутрь, стараясь не выглядеть разбойником, который провел ночь за городом. Охранник внимательно взглянул на меня, по-видимому, удивляясь, почему я без поклажи. Будь у меня рюкзак, я мог бы сойти за простодушного английского туриста, который находит удовольствие в том, чтобы пешком тащиться сюда из Фраскати или Альбано. Но человек в длинном пальто, который, засунув руки в карманы, неторопливо входит на рассвете в городские ворота, будто возвращаясь с прогулки, разумеется, озадачил чиновников, которые посмотрели на меня и пожали плечами.

К счастью, несмотря на ранний час, на площади возле Латеранского дворца мне удалось взять извозчика, так как я смертельно устал, и вскоре я уже был в своей квартире на виа делла Кроче, куда меня торопливо впустила квартирная хозяйка. Я наконец сбросил одежду, влажную от вечерней росы, и лег спать. Гнев мой немного поутих, но я не огорчался, что он и вовсе пройдет: меня одолевал сон. Час или два для Магнена большого значения не имеют — пусть думает, что я до сих пор брожу вокруг Винья-Мардзиали! Я хотел спать, и мне было все равно, о чем он сейчас думает.

Спал я довольно долго. Меня разбудила стоявшая надо мной квартирная хозяйка Сора Нанна.

— Вас хочет видеть какой-то синьор, — сказала она.

— Это я, Магнен! — раздался голос у нее за спиной. — Я не мог дождаться, когда вы придете!

Он выглядел измученным после бессонной ночи.

— Детайе по-прежнему бредит, — продолжал он, — ему хуже. Рассказывайте, ради бога! Почему вы молчите?

И он потряс меня, словно думал, что я все еще сплю.

— Вам нечего сказать? Вы должны были хоть что-то узнать! Вы видели Марчелло?

— О да, я его видел.

— И?

— С ним все в порядке, он жив. Он был в объятиях женщины.

Я услышал, как Магнен хлопнул дверью и со словами «Чертов мальчишка!» помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки. Я чувствовал себя совершенно счастливым оттого, что мои слова произвели на него такое впечатление, повернулся на другой бок и снова погрузился в сон с почти доброжелательным чувством к Магнену, который сейчас, наверное, в страшном гневе бежит по Испанской лестнице. К сожалению, это не могло помочь несчастному Детайе! Он не услышит мои новости. Как следует выспавшись, я встал, освежился в ванной и поел, а потом отправился навестить Детайе. В том, что я оказался в дураках, не было его вины, и я жалел его.

Детайе я нашел в бреду, как и накануне, только в гораздо худшем состоянии, как и говорил Магнен. Хриплым слабым голосом он беспрестанно кричал: «Марчелло, берегись! Никто не может тебя спасти!» Эти крики были похожи на звон погребального колокола. Еще он шевелил ногами — так, словно устал от долгой дороги, но должен непременно дойти до цели. Потом он замер и разразился рыданиями, как ребенок.

— Так болят ноги, — жалобно бормотал он, — и я так устал! Но я приду! Они преследуют меня, но я сильный!

И он стал бороться со своими невидимыми преследователями, потом затих и стал петь, чередуя пение с предостерегающими возгласами. Голос, которым он пел, сильно отличался от голоса, которым он говорил. Он снова и снова повторял одну и ту же мелодию, называя ее траурным маршем, и слушать ее было очень неприятно. Если это и был траурный марш, то явно не для христианских похорон. Когда Детайе пел, по щекам его текли слезы, и Магнен, сидя рядом, нежно вытирал их, словно женщина. Между пением Детайе сжимал руки, но не сильно, потому что ослаб, и душераздирающе кричал:

— Марчелло, я никогда не увижу тебя снова! Зачем ты оставил нас?

Наконец, когда он на мгновение умолк, Магнен поднялся с места, подозвал сестру милосердия, чтобы она его подменила, отвел меня в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь.

— Теперь подробно расскажите мне, как вы нашли Марчелло, — сказал он.

Я рассказал ему о своем бессмысленном путешествии, позабыв, однако, упомянуть, как был возмущен, поскольку Магнен выглядел несчастным и утомленным и на него трудно было сердиться. Он заставил меня несколько раз повторить, как выглядел Марчелло и как он себя вел, когда вышел из дома. Казалось, это произвело на Магнена гораздо большее впечатление, чем вся эта любовная история.

— У больных бывает удивительная интуиция, — сказал он с серьезным видом, — и мне действительно кажется, что Марчелло очень болен и находится в опасности. Подумать только!

Тут Магнен замолчал и подошел к двери.

— Сестра! — позвал он негромко.

Она поняла и, поправив постель больного и осушив его слезы, бесшумно приблизилась, все еще сжимая влажный носовой платок. Это была довольно высокая и крепкая женщина с проницательными черными глазами и недюжинным самообладанием. Странно, но почему-то она носила монашеское имя Клавдий, больше подходящее для мужчины.

— Сестра, — обратился к ней Магнен, — который был час, когда он пытался вскочить с постели и нам пришлось его долго удерживать?

— Чуть больше половины двенадцатого, — быстро ответила сестра.

Магнен повернулся ко мне.

— В котором часу Марчелло вышел в сад?

— Может быть, в половине двенадцатого, — неохотно ответил я. — С тех пор как последний раз смотрел на часы, могло пройти три четверти часа. Имейте в виду, я не могу в этом поклясться!

Не переношу, когда люди ищут таинственные совпадения, а Магнен пытался сделать именно это.

— Вы уверены, что на часах было именно столько, сестра? — спросил я не без сарказма.

На меня смотрели большие черные глаза.

— Я слышала, как часы церкви Тринита-деи-Монти пробили половину двенадцатого прямо перед тем, как это случилось, — ответила она спокойно.

— Будьте так любезны, расскажите господину Саттону, что произошло, — попросил Магнен.

— Минутку, месье.

Она стремительно и неслышно подошла к Детайе, приподняла его своими сильными руками и поднесла к его губам стакан, из которого он непроизвольно выпил. Затем вернулась к нам и встала так, чтобы видеть больного в открытую дверь.

— Он ничего не слышит, — сказала она, повесив носовой платок на стул, чтобы он высох. — Было половина двенадцатого, и пациент стал очень беспокойным — гораздо беспокойнее, чем прежде. Прошло, наверное, четыре или пять минут после того, как били часы, и он вдруг затих, а потом задрожал так, что затряслась кровать.

Сестра прекрасно говорила по-английски, как многие монахини, поэтому я не перевожу, а привожу ее собственные слова.

— Он все дрожал, я подумала, что у него начинается приступ, и сказала месье Магнену, чтобы он был готов пойти за доктором. Но тут дрожь прекратилась, тело одеревенело, волосы встали дыбом, а глаза вылезли из орбит, хотя пациент ничего не видел, — чтобы проверить это, я нарочно поводила перед ним свечой. Вдруг он вскочил с кровати и ринулся к двери. Я не знала, что он такой сильный. Прежде чем он достиг двери, я схватила его, взяла на руки — он стал очень легкий — и отнесла в постель, хотя он сопротивлялся, как ребенок. Месье Магнен пришел из соседней комнаты, когда он снова пытался убежать, и мы держали его, пока он не сдался, все еще выкрикивая имя месье Соувестре. Потом его стало знобить, он обессилел, и я дала ему немного крепкого бульона, хотя время ужина давно прошло.

— Думаю, вы должны рассказать обо всем сестре, — предложил Магнен, поворачиваясь ко мне. — Лучше, когда сиделка все знает.

— Конечно, — ответил я, — хотя не думаю, что это касается сиделки.

— Сиделки касается все, что имеет отношение к пациенту, — вмешалась сестра. — И вряд ли меня что-то удивит.

С этими словами она села и спрятала руки в длинные рукава, приготовившись слушать. Я повторил все, что рассказал Магнену. Она ни разу не отвела своих блестящих глаз от моего лица и слушала хладнокровно, словно доктор, которому описывают трудный случай, а мне все-таки было неловко рассказывать сестре милосердия о любовниках.