Депутат от Арси - де Бальзак Оноре - Страница 10

Писатели, государственные деятели, церковь со своих кафедр, печать со столбцов своих газет, все те, кому случай предоставляет возможность влиять на массы, должны неустанно твердить одно: держать деньги в кубышке — общественное преступление! Неразумная бережливость провинции задерживает развитие промышленной жизни и вредит здоровью нации.

Итак, маленький городок Арси, не имеющий ни транзита, ни путей сообщения и как будто обреченный на полнейший социальный застой, на самом деле — город относительно богатый, который изобилует капиталами, медленно накопляющимися в вязальном производстве.

Господин Филеас Бовизаж был в этой области Александром или, если хотите, Аттилой. Вот каким образом этот почтенный промышленник одержал победу над хлопком.

Из всех детей Бовизажа Филеас был единственный, оставшийся в живых. Сам Бовизаж арендовал доходную ферму «Белаш», стоявшую на земле Гондревилей; в 1811 году родители за большие деньги откупили сына от рекрутского набора. После этого овдовевшая г-жа Бовизаж благодаря влиянию графа Гондревиля в 1813 году еще раз избавила своего единственного сына от призыва в народное ополчение... Филеас, которому тогда исполнился двадцать один год, уже в течение трех лет мирно торговал изделиями вязальной промышленности. К этому времени кончился срок аренды на ферму «Белаш», и старуха арендаторша не пожелала возобновить договор. Она полагала, что ей на старости лет хватит дела, если она хочет извлекать доход из своих угодий. Желая спокойно дожить свою жизнь, она решила с помощью г-на Гревена, городского нотариуса, привести в порядок наследство своего супруга, хотя сын и не требовал у нее отчета. Оказалось, что она ему должна около ста пятидесяти тысяч франков. Почтенная старушка не хотела продавать землю, большая часть которой в свое время принадлежала несчастному Мишю, бывшему управляющему Симезов, и вручила сыну всю сумму чистоганом, предложив ему купить предприятие его патрона, сына судьи г-на Пигу, дела которого настолько ухудшились, что он, как подозревали его сограждане и о чем уже было упомянуто, покончил жизнь самоубийством. Филеас Бовизаж, юноша рассудительный, глубоко почитавший мать, не откладывая, заключил сделку со своим патроном, а так как он унаследовал от родителей шишку, знаменующую собой, по мнению френологов, склонность к стяжательству, то со всем пылом юности ринулся в эту торговлю, которую почитал необычайно выгодной и которую решил расширить путем спекуляции. Имя Филеас может показаться необычным, но это одна из бесчисленных странностей, которыми мы обязаны Революции. Будучи приверженцами Симезов, а следовательно, верующими католиками, Бовизажи пожелали окрестить своего ребенка. Духовник Сен-Синей, аббат Гуже, запрошенный фермерами, посоветовал им избрать покровителем их сына святого Филеаса, чье греческое имя вполне удовлетворило бы муниципалитет; ибо этот ребенок родился в ту пору, когда детей записывали в акты гражданского состояния, давая им причудливые имена из республиканского календаря.

В 1814 году торговля вязаными изделиями, дело в обычные времена вполне надежное, была подвержена всем неожиданным колебаниям, которые испытывали тогда цены на хлопок. А цены на хлопок зависели от успехов и поражений императора Наполеона, ибо противники его, генералы английской армии, распоряжались в Испании так: «Город взят, подвозите товары...»

Пигу, бывший хозяин молодого Филеаса, поставлял сырье ремесленникам, работавшим на него по деревням. Перед тем как он продал свое предприятие сыну Бовизажа, — у него была закуплена большая партия хлопка по высокой цене, — а в это время, согласно знаменитому декрету императора, в империю из Лисабона уже везли тюки хлопка по шесть су за килограмм. Последствия, к которым привел во Франции этот массовый ввоз хлопка, явились причиной смерти Пигу, отца Ахилла, но они же положили начало процветанию Филеаса, ибо он не только не потерял голову, как это случилось с его патроном, но сумел установить, выгодную для себя, среднюю цену, покупая по дешевке вдвое больше товара, чем его предшественник. Эта нехитрая выдумка позволила Филеасу расширить свое производство втрое против прежнего, выставить себя благодетелем в глазах ремесленников и, кроме того, дала ему возможность торговать прибыльно своими изделиями и в Париже и по всей Франции, тогда как и самые удачливые торговцы вынуждены были сбывать товар по себестоимости. К началу 1814 года Филеас распродал все, что у него лежало на складах. Перспектива войны на территории Франции и все сопряженные с войной бедствия, которые грозили обрушиться главным образом на Шампань, заставили его быть осторожным: он не делал никаких заказов и, обратив свои капиталы в золотую монету, приготовился ко всем неожиданностям.

Таможенные границы в то время охранялись плохо. Наполеон, ведя войну на собственной территории, не мог обойтись без своих тридцати тысяч пограничников. Хлопок, проникая через тысячи брешей в сторожевой заставе наших границ, появлялся на всех французских рынках. Трудно даже и вообразить, какой пронырливостью и прыткостью отличался в то время хлопок и с какой алчностью набрасывались англичане на страну, где бумажные чулки стоили шесть франков пара, а коленкоровые рубашки считались предметом роскоши. Второразрядные фабриканты и крупные ремесленники, полагаясь на гений Наполеона, скупили хлопок, пришедший из Испании. Пустив его в дело, они надеялись, что в дальнейшем смогут диктовать свои условия парижским купцам. Филеас внимательно наблюдал за всем происходившим, а затем, когда война опустошила Шампань, стал орудовать между фронтом французской армии и Парижем. После каждого проигранного сражения он являлся к ремесленникам, которые прятали свои изделия в бочках, в картофельных ямах, и, расплачиваясь золотой монетой, этот атаман чулочного дела скупал за безделицу по деревням целые возы товара, который мог со дня на день сделаться добычей врагов, ибо ноги их не меньше нуждались в чулках, чем их глотки в шампанской влаге.

В этих тяжелых обстоятельствах Филеас проявил, пожалуй, не меньше энергии, чем сам император. Сей чулочный генерал проводил свою торговую кампанию 1814 года с неслыханной доселе отвагой. Орудуя на одно лье позади, там, где генерал маневрировал на одно лье впереди, он пожинал в своих успешных операциях вязаные колпаки и чулки, подобно тому как император в своих фланговых кампаниях пожинал лавры бессмертия. В гениальности они не уступали друг другу, но каждый проявлял ее в своей области, и в то время как один старался покрыть побольше голов колпаками, другой стремился побольше срубить голов. Вынужденный изыскивать средства передвижения, дабы вовремя вывозить огромные запасы своих товаров, которые он хранил на складах одного из парижских предместий, Филеас нередко прибегал к реквизиции лошадей и фургонов, как будто речь шла по меньшей мере о спасении империи. Но разве величие коммерции уступало величию Наполеона? И разве английские купцы, взявшие на откуп Европу, не сломили сопротивление колосса, который угрожал их лавкам? В тот день, когда император подписывал отречение в Фонтенебло, Филеас праздновал победу и диктовал свои законы на чулочном рынке. С помощью искусных маневров он поддерживал низкую цену на хлопок и удвоил свое состояние, меж тем как другие фабриканты рады были отделаться от своих товаров за полцены. Филеас вернулся в Арси с капиталом в триста тысяч франков, половину его он поместил в государственные бумаги в шестидесятифранковых облигациях, что доставило ему пятнадцать тысяч франков годового дохода; сто тысяч пошли на удвоение оборотных средств, необходимых для его предприятия. Остальное он употребил на постройку, отделку и обстановку роскошного дома в Арси на площади дю-Пон.

По возвращении победоносного чулочника г-н Гревен, естественно, оказался посвященным во все его дела. У нотариуса в то время была на выданье единственная дочь, девица двадцати лет. Старик, тесть Гревена, бывший в течение сорока лет лекарем в Арси, еще здравствовал. Гревен, который к тому времени уже овдовел, был хорошо осведомлен насчет капиталов мамаши Бовизаж. Он поверил в энергию и способности молодого человека, у которого хватило отваги проделать такую кампанию в 1814 году. Северина Гревен получила в приданое от матери шестьдесят тысяч франков — что мог оставить Северине старик Варле? Самое большее — такую же сумму. Гревену уже стукнуло пятьдесят. Он боялся умереть; у него не было никаких надежд во времена Реставрации выдать замуж дочку так, как ему хотелось, — а во всем, что касалось дочери, он был полон самых честолюбивых мечтаний. Взвесив все эти обстоятельства, он поступил предусмотрительно, заставив Филеаса просить руки Северины.