За борт! - Касслер Клайв - Страница 18

— Простите за перерыв, — сказал он с широкой улыбкой. — Мне захотелось отыскать ведро и надоить молока на завтрак.

— Газеты сошли бы с ума от восторга, печатая снимки того, как вы ночью доите коров, — рассмеялся Лаример.

— Больше того, — саркастически добавил Моран, — вы могли бы выгодно продать это молоко русским.

— Это не так фантастично, — сказал Марголин, сидевший в стороне. — В Москве масло и молоко совсем исчезли из магазинов.

— Это факт, господин президент, — серьезно сказал Лаример. — Калорийность питания среднего русского всего на двести калорий выше калорийности голодной диеты. У поляков и венгров положение еще хуже. Да наши свиньи питаются лучше их.

— Именно об этом и речь, — заговорил президент. — Мы не можем отвернуться от голодающих женщин и детей только потому, что они живут под властью коммунистов. Их бедственное положение делает мой план, отражающий щедрость американского народа, еще более неотложным. Подумайте, какие блага он принесет нам — добрую волю стран Третьего мира. Подумайте, как это вдохновит будущие поколения. Возможных выгод не счесть.

— Не могу согласиться, — холодно возразил Моран. — По-моему, ваше предложение — глупость, неразумная игра. Миллиарды долларов, которые они тратят ежегодно на поддержку своих стран-сателлитов, почти истощили их финансовые ресурсы. Бьюсь об заклад, деньги, полученные от вас, они тут же пустят в свой военный бюджет.

— Возможно, но, если их неприятности не прекратятся, Советы станут еще опасней для Соединенных Штатов, — сказал президент. — Из истории известно, что страны с серьезными экономическими проблемами охотно втягиваются в конфликты с другими странами.

— Например, в попытки захватить контроль над нефтью Персидского залива? — спросил Лаример.

— Это для них постоянный соблазн. Но они хорошо знают, что страны Запада применят силу и не допустят, чтобы нашей экономике перекрыли кровоток. Нет, Маркус, они ставят более легкие цели. Достигнув одной из них, они захватят власть над всем Средиземным морем.

Лаример поднял брови.

— Турция?

— Совершенно верно, — ответил президент.

— Но Турция член НАТО, — возразил Моран.

— Да, но начнет ли Франция войну из-за Турции? А Англия или Западная Германия? Еще лучше: спросите себя, пошлем ли мы туда на смерть американских парней, как в какой-нибудь Афганистан? Правда такова, что у Турции мало природных ресурсов, из-за которых стоило бы воевать. Советская армия за несколько недель дойдет до Босфора, а Запад будет протестовать только на словах.

— Маловероятно, — сказал Моран.

— Согласен, — заметил Лаример. — По моему мнению, дальнейшая советская экспансия маловероятна ввиду распада их системы.

Президент протестующе поднял руку.

— Здесь дело совсем в другом, Маркус. Любые внутренние беспорядки в России определенно выйдут за ее границы и захлестнут Западную Европу.

— Я не изоляционист, господин президент. Бог свидетель, моя работа в сенате говорит об обратном. Но мне надоело, что Соединенные Штаты постоянно должны поворачиваться по ветру, чтобы потакать капризам европейцев. Мы немало своих ребят положили в их землю за две войны. Я говорю: если русские хотят съесть остальную Европу, пусть подавятся, и скатертью дорога.

Лаример, довольный, сел. Он сказал то, чего не мог сказать публично. И хотя президент с ним не согласился, в глубине души он задумался о том, сколько простых американцев согласны с сенатором.

— Будем реалистами, — спокойно сказал он. — Вы же знаете, я не могу бросить наших союзников.

— А как же наша конституция? — спросил Моран. — Как вы объясните, что берете доллары наших налогоплательщиков из перегруженного бюджета при его дефиците и тратите их на поддержку наших врагов?

— Я называю это гуманитарной помощью, — устало ответил президент.

Он понял, что надежды на победу в этом споре нет.

— Простите, господин президент, — сказал Лаример, вставая. — Я не могу искренне поддержать ваш план помощи Восточному блоку. А теперь, с вашего позволения, я пойду спать.

— Я тоже, — сказал Моран, зевая. — У меня глаза слипаются.

— Вы хорошо разместились? — спросил президент.

— Да, спасибо, — ответил Моран.

— Если не будет приступа морской болезни, — криво улыбаясь, сказал Лаример, — я надеюсь удержать ужин до завтрака.

Они попрощались и спустились к своим каютам. Как только они оказались за пределами слышимости, президент обратился к Марголину:

— Что думаете, Винс?

— Откровенно говоря, сэр, я считаю, что вы понапрасну тратите силы.

— Вы считаете, это безнадежно?

— Посмотрим с другой стороны, — начал Марголин. — Ваш план предусматривает закупки избытков зерна и другой сельхозпродукции и продажу их коммунистам по ценам ниже тех, какие наши фермеры могут получить на экспортном рынке. Но из-за плохих погодных условий в последние два года и инфляционной спирали цен на дизельное топливо уровень банкротств фермеров сейчас самый высокий с 1934 года. И если вы настаиваете на трате средств, почтительно предлагаю тратить их здесь, а не в России.

— Милосердие начинается дома, так, что ли?

— А где же еще? Вдобавок надо учитывать, что вы быстро теряете поддержку партии, а на избирательных участках катастрофически теряете голоса.

Президент покачал головой.

— Я не могу молчать, когда миллионы мужчин, женщин и детей умирают с голода.

— Благородная позиция, но вряд ли практичная.

У президента сделалось печальное лицо.

— Как вы не понимаете! — сказал он, глядя на темную воду реки. — Если мы покажем, что марксизм потерпел крах, ни одно партизанское движение в мире не сможет использовать его как знамя революции!

— Что возвращает нас к спору, — заметил Марголин. — Русские не хотят нашей помощи. Как вы знаете, я встречался с их министром иностранных дел Громыко. Он в самых определенных выражениях заявил: если ваша программа помощи пройдет в конгрессе, любые поставки продовольствия будут остановлены на границах.

— Все равно нужно попытаться.

Марголин про себя вздохнул. Любые возражения — напрасная трата времени. Президента невозможно отговорить.

— Если вы устали, — сказал президент, — пожалуйста, ложитесь. Не надо бодрствовать, лишь бы составить мне компанию.

— Мне пока не хочется спать.

— Как насчет еще одной порции бренди?

— Заманчиво.

Президент нажал кнопку на своем кресле, и из темноты выступила фигура стюарда в белом.

— Да, господин президент. Что угодно?

— Пожалуйста, принесите вице-президенту и мне еще бренди.

— Да, сэр.

Стюард повернулся, чтобы выполнить приказ, но президент поднял руку.

— Минутку.

— Сэр?

— Вы не Клоснер, обычный стюард.

— Да, господин президент. Я Ли Тонг, матрос первого класса. Матрос Клоснер получил увольнительную до десяти часов. Я на вахте до десяти утра.

Президент был одним из немногих политиков, искренне интересующихся людьми. Он мог с одинаковым вниманием говорить с восьмилетним мальчиком и восьмидесятилетней женщиной. Ему нравилось знакомиться с людьми, называть их по именам, как старых знакомых.

— Вы из китайской семьи, Ли?

— Нет, сэр, из корейской. Мои родители эмигрировали в Америку в 1952 году.

— Почему вы поступили на службу в береговую охрану?

— Наверно, потому, что люблю море.

— Вам нравится обслуживать старых чинуш вроде меня?

Матрос Тонг поколебался.

— Если б выбирать пришлось мне, сэр, я предпочел бы служить на ледоколе.

— Не уверен, что мне нравится быть на втором месте после ледокола, — добродушно рассмеялся президент. — Напомните утром, чтобы я попросил коммандера Коллинза перевести вас. Мы с ним старые друзья.

— Спасибо, господин президент, — взволнованно ответил матрос Ли Тонг. — Сейчас подам бренди.

Поворачиваясь, Тонг широко улыбнулся, показав щербинку в верхних зубах.

Глава 12

Густой туман окутал «Орел», обволакивая корпус необычной сырой тишиной. Постепенно расплылись и исчезли красные огни зданий на противоположном берегу реки. Где-то наверху крикнула чайка, но звук казался приглушенным, призрачным, невозможно было определить, откуда он исходит. Тиковые доски палубы скоро покрылись влагой и тускло заблестели в свете пригашенных туманом прожекторов на старом скрипучем причале, стоящем на якоре у берега.