Секретный пилигрим - ле Карре Джон - Страница 7

Но если Монти и слышал меня, то, к моему сожалению, виду не подал. Он наблюдал, как дежурные администраторы прокладывают в толпе путь к лифту, чтобы Панда и ее эскорт могли воспользоваться им без посторонних. Он и улыбался, как любой простой смертный, который обалдевает, увидев членов королевской семьи.

– Она едет вниз, – с удовлетворением объявил он. – Даю голову на отсечение, ей нужен отдел бижутерии. Можно было бы подумать, что владыки государств Залива и смотреть не должны на искусственные побрякушки, но они их просто обожают; они считают, что это очень выгодная покупка. Давай, сынок. Вот смеху-то. Пошли взглянем.

Приятно думать, что, даже находясь в замешательстве, я отдаю должное блестящему профессионализму Монти. Экзотическая свита Панды – большинство было одето в арабские одежды – возбуждала среди покупателей активное любопытство. Монти был просто одним из толпы зевак, с удовольствием смотревших даровой спектакль. И конечно же, он снова оказался прав – они направлялись в отдел бижутерии, о чем также догадывалась и обезьяна, поскольку, когда мы вышли из лифта, обезьяна поспешила обогнать всех, чтобы занять удобное место рядом со сверкающим прилавком: левым плечом он встал ближе к стене – именно так и полагается стрелку-правше, у которого оружие слева.

Однако же Монти совсем не собирался занимать стратегическую позицию, чтобы вести оттуда ответный огонь: он просто-напросто пошел за обезьяной и, пристроившись рядом, кивнул, подзывая меня. Мне не оставалось ничего другого, как встать таким образом, чтоб посредине оказался Монти, а не обезьяна.

– Поэтому, сынок, я всегда хожу в Найтсбридж, – объяснял Монти так громко, что его могли услышать почти что на всем этаже, – никогда не знаешь, кого встретишь. В прошлый раз я был с твоей матерью. Помнишь, мы ездили в “Харродз Фуд Холл”? Я мог бы сказать тогда: “Привет, а я тебя знаю, ты Рекс Харрисон”. Я бы мог протянуть руку и дотронуться до него, только не сделал этого. Найтсбридж – это точка пересечения всех дорог в мире, правда, сэр? – приподняв шляпу, он обратился к обезьяне, которая в ответ выдавила из себя улыбку. – А вот интересно узнать, откуда может быть эта компания? Судя по виду, арабы со всеми сокровищами царя Соломона, нанизанными на пальцы. А они даже налоги не платят, осмелюсь сказать. Я не говорю о королевских особах, с них этого и не спрашивают. В мире нет ни одной королевской семьи, которая платила бы налоги сама себе, это было бы нелогично. Видишь вон там, сынок, громилу-полицейского? Он из спецотделения – посмотри, какой у него дурацкий грозный вид.

Тем временем сопровождающие Панды рассредоточились среди освещенных стеклянных прилавков, а Панда, еле сдерживая оживление, потребовала выложить перед собой лотки для более пристального изучения. Как и в отделе нижнего белья, она брала одну вещь за другой, критически разглядывала ее под яркой лампой, потом возвращала на место и брала другую. Она продолжала один за другим разглядывать и класть обратно каждый предмет, и я заметил, как по нам скользнул ее тревожный взгляд: сначала она посмотрела на обезьяну, потом на меня, словно увидела во мне единственную надежду на спасение.

Монти, несмотря на это, все еще продолжал улыбаться, когда я взглянул на него.

– Совершенно то же произошло в отделе нижнего белья, – прошептал я, забыв про его инструкцию говорить нормальным голосом.

Но Монти продолжал свой шумный монолог.

– Но под одеждой – я всегда это говорю, – под одеждой, будь то короли или нет, это такие же люди, как и мы, с головы до пят. Все мы рождаемся нагими, и все мы на пути к могиле. Богатство заключается в здоровье, и, по-моему, лучше иметь больше друзей, чем денег. У каждого из нас свои маленькие слабости, аппетиты и капризы – так его и несло, словно чтобы нарочно подчеркнуть мою напряженность.

Она попросила принести еще лотки. Прилавок был завален роскошными стразовыми тиарами, браслетами и кольцами. Выбрав колье, состоящее из трех рядов искусственных рубинов, она приложила его к шее, потом взяла зеркальце, чтобы собой полюбоваться.

Может, мне показалось? Да нет же! Она взяла зеркало, чтобы посмотреть на обезьяну и на нас! Сначала один темный глаз, затем другой, направленные прямо в нашу сторону; потом оба вместе, предупреждающие нас, умоляющие, – и только после этого она положила зеркало, повернулась к нам спиной и метнулась как бы в ярости вдоль стеклянного прилавка, где ее уже ждал новый лоток с бижутерией.

В тот же самый момент араб-обезьяна сделал шаг вперед, и я увидел, как его рука потянулась за пазуху пальто. Отбросив всякую осторожность, я тоже шагнул вперед, отводя правую руку назад, согнув на ней пальцы так, что ладонь находилась параллельно полу в лучших традициях Сэррата. Я решил так: локтем в район сердца, затем ребром ладони по верхней губе, где носовой хрящ соединяется с верхней челюстью. Здесь расположено очень сложное сплетение нервов, и хорошо нацеленным ударом можно на некоторое время обездвижить жертву. Араб-обезьяна открыл рот, чтобы вздохнуть. Я ожидал, что сейчас вырвется мольба Аллаху или, может, он прокричит лозунг какой-нибудь секты фундаменталистов, хотя я теперь не уверен в том, что в те дни нас волновали арабы-фундаменталисты и что мы вообще о них знали. Я тотчас же решился крикнуть сам, и не только затем, чтобы сбить его с толку, но и потому, что глубокий вздох увеличит силу моего удара, насытив кислородом кровеносную систему. В тот самый момент, когда я набирал воздуха, я почувствовал, как Монти, словно железным обручем, сжал мне запястье и какой-то необъяснимой силой обездвижил меня, снова подтащив к себе.

– Не делай этого, сынок, этот господин был впереди тебя, – сказал он обыкновенным голосом. – Ему необходимо выполнить кое-какое секретное дело, ведь так, сэр?

Это было действительно так. И пока я не понял, что к чему, Монти не ослабил своей хватки. Араб-обезьяна говорил. Не с Пандой, не с ее окружением, а с двумя дежурными администраторами в полосатых брюках. Сначала они, склонив головы, слушали его снисходительно, потом, обратив свои взоры на Панду, с изумлением и интересом.

– Увы, господа. Ее Королевское Высочество предпочитает обходиться без формальностей, делая свои покупки, понимаете? – говорил он. – Скажем так, без всяких квитанций и упаковок, это неудобно. Она сама себе хозяйка. Три-четыре года назад она торговалась лучше всех. Да-да. Она могла выторговать скидку на все, что ей хотелось купить. Но сейчас, с возрастом, она в буквальном смысле слова берет вещь в свои руки, понимаете? Или, господа, если можно так выразиться, к себе в рукава. Поэтому я уполномочен Его Королевским Высочеством с максимальной щедростью оплачивать подобные неофициальные покупки, конечно, при том понимании, господа, что до общественности не должно дойти даже намека на это, ни устного, ни письменного, если я понятно выражаюсь.

И вот он вытащил из кармана не ужасный автоматический “вальтер”, не автомат Хеклера и Коха и даже не один из наших любимых стандартных 9-миллиметровых “браунингов”, а бумажник из тисненой марокканской кожи, набитый хозяйскими купюрами всех достоинств.

– Кажется, я насчитал три изящных кольца, сэр, в том числе одно с искусственным изумрудом, одно с белым стразом, а также, господа, ожерелье из искусственных рубинов в три нитки. Желание Его Королевского Высочества заключается в том, чтобы мы по-благородному уладили все неудобства, которые, возможно, причинены вашим замечательным сотрудникам, понимаете? А также выплатили комиссионные лично вам в силу уже достигнутой между нами договоренности по поводу неразглашения.

Захват Монти наконец-то ослаб, и, когда мы направлялись к залу, я осмелился взглянуть на Монти. К моему великому облегчению, я увидел, что выражение его лица было хотя и задумчивым, но удивительно мягким.

– В этом-то, Нед, вся беда нашей работы, – с чувством удовлетворения объяснял он, впервые называя меня по имени. – Жизнь глядит в одну сторону, мы – в другую. Мне и самому иногда нравится настоящий враг, и я готов это признать. Однако таких не сразу найдешь. Очень много вокруг хороших ребят.