Техану. Последняя книга Земноморья - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 47

– Да, а также Хифер… и Сиппи… и Мосс, бедняжка Мосс! Ох, мне так давно хотелось навестить их, но как-то не случалось. Да и за фермой необходимо было присматривать…

Ей показалось, что существовала еще одна, более веская причина, по которой они не могла вернуться, более того, сама того не осознавая, она даже думать себе не позволяла о возвращении. И не подозревала до сегодняшнего дня, что ей так хочется вернуться. Но Тенар никак не могла вспомнить, что это была за причина, разгадка все время ускользала от нее, словно тень или забытое слово.

– Надеюсь, за Мосс присматривают, и кто-нибудь додумался послать за лекарем. Она единственная знахарка на всем Обрыве, но внизу, в Порт-Гонте, наверняка есть люди, которые могут ей помочь. Ах, бедняжка Мосс! Мне хочется выйти прямо сейчас, но уже слишком поздно. Завтра, рано утром. И хозяину придется самому готовить себе завтрак!

– Он научится, – сказал Гед.

– Нет, не научится. Он найдет какую-нибудь дурочку, которая будет делать это за него.

Тенар окинула взглядом кухню. Лицо ее раскраснелось, глаза метали молнии.

– Я скоблила этот проклятый стол последние двадцать лет. Надеюсь, она это оценит!

Таунсенд принял приглашение Спарка поужинать с ними, но на ночь торговец овцами не остался, хотя ему, конечно, по законам гостеприимства, был предложен кров. В противном случае ему пришлось бы уступить одну из кроватей, а Тенар эта мысль не нравилась. Она была рада видеть, как он уходит по тропинке в деревню, к своим знакомым, в голубоватых сумерках теплого весеннего вечера.

– Мы на рассвете уйдем в Ре Альби, сынок, – сказала она Спарку. – Ястреб, Ферру и я.

Он выглядел слегка испуганным.

– Просто, вот так уйдете, и все?

– Как ты пришел, как ты явился сюда, – сказала его мать. – Теперь взгляни-ка сюда, Спарк. Это шкатулка с деньгами твоего отца. Здесь семь костяных пластинок и долговые расписки старого Бриджмана, но он никогда не расплатится по ним, ему печем платить. Эти четыре андрадских пластинки Флинт выручил, продав овечьи шкуры в Вальмуте какому-то чужеземному торговцу четыре года назад. А тремя хавнорианскими Толи расплатился с нами за ферму у Высокогорного Ручья. Я заставила твоего отца купить эту ферму, помогла ему привести ее в порядок и продать ее. Я возьму эти три пластины, они принадлежат мне по праву. Остальные, так же, как и ферма – твои. Ты теперь хозяин.

Высокий, худощавый юноша будто оцепенел, уставившись на шкатулку с деньгами.

– Возьми все деньги. Мне они ни к чему, – прошептал он.

– Мне они тоже не нужны. Но спасибо, что предложил, сынок. Сбереги эти четыре пластинки. Когда женишься, подари их от моего имени своей жене.

Она убрала шкатулку туда, где Флинт всегда держал ее – на самую верхнюю полку серванта, за большую тарелку.

– Ферру, собери свои вещи сейчас, потому что завтра мы выйдем из дома очень рано.

– Когда ты вернешься? – спросил Спарк. Его тон напомнил Тенар, каким беспокойным, болезненным ребенком он был когда-то. Но она ответила лишь:

– Не знаю, дорогой мой. Если во мне возникнет нужда, я приду.

Тенар занялась дорожными мешками и походной обувью.

– Спарк, – сказала она. – Сделай кое-что для меня.

Он сидел у очага, угрюмый и встревоженный.

– Не откладывая в долгий ящик, сходи в Вальмут и повидайся с сестрой. Скажи ей, что я вернулась на Обрыв. Если я ей понадоблюсь, скажи, пусть сразу даст мне знать.

Он кивнул, наблюдая за Гедом, который уже упаковал свои нехитрые пожитки с быстротой и уверенностью опытного путешественника, и теперь расставлял тарелки, чтобы оставить кухню в полном порядке. Покончив с этим, он сел напротив Спарка и стал вдевать новый шнур в петли на горловине своего дорожного мешка.

– Для этого используют особый узел, – сказал Спарк. – Морской узел.

Гед молча протянул ему через очаг мешок, и Спарк так же молча продемонстрировал нужный узел.

– …и вверх. Понятно? – спросил он. Гед кивнул.

Они вышли из дома ранним утром, когда было еще темно и холодно. Лучи солнца добираются до западного склона Горы Гонт в последнюю очередь, и они согревались лишь быстрой ходьбой, пока, наконец, солнце не обогнуло громаду южного пика и не окатило теплом их спины.

Ферру могла идти раза в два быстрее, чем прошлым летом, но за один день им все равно было не дойти. Около полудня Тенар спросила:

– Не заглянуть ли нам по дороге в Родник-под-Дубами? Там есть что-то вроде постоялого двора. Помнишь, Ферру, как тебя напоили там молоком?

Гед смотрел вверх, на склон Горы, с отрешенным выражением на лице.

– Мне знакомы эти места…

– Вот и отлично, – сказала Тенар.

Немного не доходя до крутого изгиба тропы, с которого впервые открывался вид на Порт-Гонт, Гед свернул с дороги в лес, покрывавший крутые склоны высившихся над тропой утесов. Клонящееся к западу солнце косыми, отливающими червонным золотом лучами пронзало царивший под густыми кронами деревьев полумрак. Они карабкались вверх полмили или около того, причем Тенар показалось, что никакой тропинки не было и в помине, пока не вышли, наконец, на небольшой уступ или террасу на склоне Горы – крохотный, поросший травой пятачок, укрытый от ветра утесами и окружающими деревьями. Отсюда были видны горные хребты на севере, а меж вершин двух гигантских слей на западе открывался прекрасный вид на море. Воздух был абсолютно спокоен, лишь иногда легкий ветерок шелестел среди елей. Горный жаворонок рассыпал свои трели в омытой солнцем синеве неба, пока не упал камнем к своему скрытому в нескошенной траве гнезду.

Они втроем перекусили хлебом с сыром и стали наблюдать за тем, как от моря вверх по склону Горы карабкается черная тень. Сделав себе из плащей постели, они уснули: Ферру посередине, Тенар и Гед – по бокам. Посреди ночи Тенар вдруг проснулась. Неподалеку ухал, словно бил в гулкий колокол, филин, а где-то высоко в горах ему отдаленным набатом вторила самка, Тенар подумала: «Надо посмотреть, как звезды будут садиться в море», – но тут вновь со спокойной душой провалилась в сон.

Проснувшись на рассвете, она увидела, что Гед сидит рядом с ней, закутавшись в свой плащ, и смотрит сквозь прогалину на запад. На его смуглом лице, отмеченном печатью спокойствия и задумчивости, застыло то самое выражение, что Тенар видела на нем лишь однажды – много лет назад, на берегу Атуана. Только на этот раз он не потупил взор, а устремил его в бескрайние просторы неба на западе. Проследив за его взглядом, она увидела прочертившую небо золотисто-красную зарницу занимающегося дня.

Он повернулся к ней, и она сказала ему:

– Я влюбилась в тебя с первого взгляда.

– Ты подарила мне жизнь, – прошептал он и, наклонившись, поцеловал ее в грудь и в губы. Она на мгновение прижала его к себе. Затем они встали, разбудили Ферру и продолжили свой путь. Но когда они вступили под сень деревьев, Тенар обернулась и бросила прощальный взгляд на крошечную поляну, как бы желая запечатлеть в памяти тот краткий миг счастья, который она испытала здесь.

Весь первый день своего похода они провели в дороге. К вечеру второго дня они рассчитывали добраться до Ре Альби. Поэтому Тенар не могли думать ни о ком другом, кроме Мосс, о том, что за недуг ее свалил, действительно ли она умирает. Но мало-помалу усталость вытеснила из ее головы мысли о Мосс, да и вообще все мысли. Ей до смерти надоело шагать по пыльной дороге. Они миновали Родник-под-Дубами, спустились в ущелье, потом вновь начали карабкаться в гору. На последнем долгом подъеме к Обрыву Тенар уже с трудом переставляла ноги, мысли в голове путались, цепляясь за какое-нибудь слово или образ до тех пор, пока они не теряли всякий смысл – образ серванта в доме Огиона и словосочетание «костяной дельфин», что всплывало у нее в мозгу через образ сплетенного из травы мешочка для игрушек, принадлежащих Ферру, появлялись особенно часто и настойчиво.

Гед шагал уверенной поступью опытного путешественника, Ферру не отставала от него ни на шаг – та самая Ферру, которая еще год назад на этом самом подъеме окончательно выбилась из сил и Тенар пришлось нести ее на руках. Правда, тогда они за день прошли гораздо большее расстояние, да и девочка в то время еще не вполне оправилась от болезни.