Американец. Неравный бой - Рожков Григорий Сергеевич - Страница 43

– Ну, смотри. Ладно. Пойдем мы. – Капитан встала и, надев фуражку, собралась было уходить. – Чуть не забыла. Это тебе, лейтенант. На память. – И протягивает вытащенный из кармана халата небольшой сверточек. – Ну, бывай!

– До свиданья, – пролепетал я вослед ушедшим посетителям и осторожно развернул бумажный сверточек. Внутри – маленький металлический самолетик. Зелененький И-16 с ярко-красными звездочками на крыльях и языками пламени на капоте. Красивая модель, приятная такая. О, а на самой обертке что-то написано. Ага, адреса полевой почты Рузанковой. Х-ха!

– М-да, Пауэлл… – Я вздрогнул и чуть не выронил презент. Улыбающийся своей жуткой улыбкой Карпов тихонько прошел в палату и присел на оставленный капитаном стул. – Подарочек? – Осторожно приняв из моих рук самолетик, подполковник повертел его в руках и вернул обратно. – А ты хоть знаешь, кто у тебя сейчас был, а?

– Капитан Надежда Рузанкова, – недоуменно почесал я затылок, пытаясь найти подвох.

– Верно. Только ты ничего про нее не знаешь. Она – легенда! Ее сам товарищ Чкалов летать учил. Товарищи Рузанкова и Цебриенко в тридцать девятом году совершили беспересадочный перелет Москва – Ванкувер, повторив подвиг товарища Чкалова, а потом вернулись обратно! Первые женщины-летчицы, совершившие такое… Э-эх! А ты хоть знаешь, как Рузанкову испанцы прозвали? Не знаешь. Inquisidor! Инквизитор… Она жгла фашистские самолеты, как костры средневековой инквизиции. Рузанкова разнесла в пух и прах троих франкистских генералов, в том числе Хосе Санхурхо. Скажу по секрету, и самого Франко эрэсами тоже она распылила. Хотя всему миру известно, что его якобы немцы в собственной машине взорвали. Вот так вот! Посему испанцы ее любят, она у них почти национальный герой. Наши боготворят ее, берегут, как могут, но ей свободу подавай…

– Ничего себе! Не знал, теперь буду знать. Цебриенко говорила, что с Чкаловым она дружила… – грустно закончил я.

– Чего это – дружила? Дружит до сих пор. Валерий Павлович сейчас и сам в Киеве… – удивленно захлопал глазами собеседник.

– Чкалов – жив?! – Вот так новость. А я-то думал, чего Цебриенко о дружбе Надежды с легендарным летчиком в настоящем времени говорила, словно разбившийся легендарный человек был жив. А он – взаправду живой.

– Да. А что? – Оглянувшись на двери, подполковник шепотом поинтересовался: – У вас там погиб? Когда? Где?

– В декабре тридцать восьмого на Ходынском поле, при испытании нового истребителя. – Вроде говорю, что человек умер, а тут он жив. Ох, все же есть в этом мире еще что-то удивительное, выбивающееся из ряда вон. – Берегите его, такие люди раз в столетие рождаются. Для меня он – легенда.

– Во как…

– Товарищ подполковник, а вы пришли без моих друзей? – Все, разговоры разговорами, а про вчерашнюю просьбу я не забыл.

– Тут они, тут. С Вадером в столовой сидят… – Мнется куратор, темнит. Вон, даже фуражку нервно теребит…

– А чего они в столовой с Ханнесом делают?

– У тебя ведь посетители были, товарищ первый лейтенант. Скоро они придут, не волнуйся, сначала вот ответь мне на несколько вопросов…

– Та-а-а-ак. Сначала проверка, потом встреча? – тяжко вздохнул я, углядев, как Карпов извлек из кармана кителя блокнотик и карандаш. Записывать будет, следователь, мать его! – Хорошо, спрашивайте, гражданин начальник.

– Не надо паясничать. – Шутки кончились, тут нет никаких сомнений. Смена тона с дружеского, почти братского, на тяжелый, не терпящий пререканий, острым напоминанием кольнула в мозг.

Ты, Артур, забыл, с кем разговариваешь. Он подполковник НКВД, куратор, и ему глубоко пофигу твой юмор, если он не связан с получением Результата. С большой такой буквы…

Разговор, вернее, допрос длился добрый час. Подполковник задавал вопросы и тут же оберегал себя заклинанием: «Если ты можешь ответить». Страх пред тем, что меня может свернуть в трубочку от допроса и заключения, не отпускает товарищей в НКВД, и это прекрасно! А то, не дай бог, меня скрючит – и неожиданно для всех помру тут.

Поначалу подполковник не задавал никаких каверзных вопросов. Не ловил меня на нестыковках. Не пытался расколоть. Просто расспрашивал о моих друзьях и брате. Где учились, где жили, чем занимались, чем интересовались. Одним словом – из чего состояла их жизнь. Без утаек рассказывал обо всем, попутно удивляясь тому, что еще ни разу не нарвался на «заблокированную» в мозгу тему.

Ровно через час такой спокойной, размеренной беседы Карпов перешел в наступление и начал наседать. Вопросы сыпались один за другим. Много всего спрашивал, об оружии будущего, авиации, ракетостроении, флоте, различных технологиях, высокотехнологичных производствах и прочем. Меня стало сильно клинить. Я не мог ответить на эти вопросы – помню что-то, но рта открыть не могу. А энкавэдэшники продолжают спрашивать. Тут-то мне стало нехорошо. Голова загудела, перед глазами поплыли круги, стало трудно дышать. Мозг работает чисто, я все понимаю, но тело ощутимо поплыло – голову держать не могу, в руках слабость, ног вовсе не чувствую. Карпов не сразу заметил, что со мной не все в порядке, и, лишь оторвав взгляд от блокнота, взвился как ужаленный:

– Врача! Господи, Майкл, держись! Врача!.. – Перепугался подполковник не на шутку, бросился ко мне, орет, потом к дверям метнулся, там глотку рвет.

Мне вроде бы плохо, хочется отключиться, но нет, состояние словно зависло. Мучительная невозможность что-либо сделать вкупе с полным осознанием происходящего осталась.

В палату вбежали доктора, что-то кричат, пульс мне щупают, в глаза заглядывают. Но как-то не до этой возни. Меня опять почему-то плющит. Очень похоже на тот раз в тренировочном лагере, когда пытался «калаш» нарисовать… Неужели защитный механизм сработал из-за допроса? Так быстро?..

– Что ты сказал? – Грозный рык рушит сон и отправляет в реальность. Блин, не помню, когда отключился, но пробуждения уж точно не забуду. Так громко разговаривать и никого не разбудить – просто невозможно! – Отвечай, Вадер! – Оп-оп-оп. Интересная беседа, не буду мешать. Продолжаем прикидываться спящим. Кажется, Карпов особисту пистон вставляет. Послушаем за что.

– Товарищ подполковник… Все объекты группы «Ближний Круг» во время проведения допроса потеряли сознание и сейчас находятся в тяжелом состоянии, – испуганно докладывает Ханнес. Объекты группы «Ближний Круг»? Неужто так именуют брата и моих друзей? – Товарищ подполковник, я думал…

– Что ты думал, дурья твоя башка? Твою мать! Добро на разработку шпионов получил? Тебе сказали опрос провести, а не допрос! ОПРОС!

– Товарищ подполковник, сейчас со всеми объектами все в порядке. – И торопливо добавляет: – Они спокойно спят! Я же… – Слава богу, с братом и остальными все в порядке.

– Ты-ы-ы же! Ну-ка пойдем. – Шорох, хлопок дверью и тишина.

Ах, вот, значит, как! Опрос устроили? Ох и подлец ты, Карпов! Опрос, говоришь, Ханнеса ругаешь за своевольный подход, а сам меня что, о цветах расспрашивал?..

А с чего так? Засомневались во мне и новых попаданцах? Конечно! Откуда в глухом белорусском лесу взялись брат, школьный друг и университетские одногруппники очень ценного, «уникального» попаданца.

Странно? Очень странно, скажу я вам! Все сильно напоминает лихо, нагло сработанную операцию вражеских спецслужб. Большую разведку внедряли таким образом, например. Или диверсантов. Я, главный агент, прошел все проверки, на ура сыграл роль путешественника во времени и пространстве, короче, втерся в доверие. А как почуял, что мне доверяют, потянул через линию фронта новых агентов.

Фу! Топорно это, очень топорно!.. Непрофессионализм налицо. Никакая разведка в мире, даже самая шаромыжная, не станет так глупо работать. Но возможность такой «глупости» в НКВД решили отработать.

И отработали. По полной программе. Да так, что у них на руках пять еле-еле живых попаданцев! Однако во всем нужно искать положительные стороны. Вспомним рассказ Карпова о работе с путешественниками во времени, и в особенности о смертях этих самых путешественников. Дохли как мухи в банке. Пытаешься трясти такого, держать под охраной в темнице сырой – и через пару-тройку дней гарантированный трупешник с минимальными трудозатратами. В нашем случае защита от допросов сработала. Может, это наших кураторов убедит? Посмотрят, поймут, что реакция на допрос аналогична таковой у иных попаданцев, да и успокоятся? Дал бы Бог!..