Генезис - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 31

Примерно такие же ощущения я испытал, когда Сонмар погрузил меня в центр огромной пентаграммы. Когда, открыв глаза, я увидел мириады линий, символов и знаков, то понял: дворецкий вовсе ее не рисовал, он лишь закончил этот титанический узор. А мне только оставалось гадать, сколько лет чертили этого монстра. Может быть, в те времена, когда на холодный, безжизненный камень легла первая линия, крестьянского паренька по имени Ройс еще на свете не было, а мой первый учитель Добряк предпочитал темному плащу накидку акробата-циркача.

В голове роились еще сотни подобных мыслей. Наверное, это стало моей особенностью, такой неуловимой чертой — пускаться в пространные рассуждения, стоя на пороге хижины Темного Жнеца. Уж сколько раз он приглашал меня на рандеву, а я, показав свою наглую рожу в пределе видимости, успевал уклониться и сбежать. И вот в который раз я вплотную подошел к невзрачному домишке, спрятанному в непроглядной чаще.

— Готов? — спросил Сонмар, прикладывая ладони к кругу.

— Мм.

— Ну, раз не готов, то я запускаю!

Хотелось крикнуть ему что-то оскорбительное. Помянуть род до пятого колена или порассуждать на тему его постельных предпочтений… Но в тот момент, когда сморщенные ручонки прикоснулись к полу, глаза резанула вспышка непонятного цвета, и меня унесло.

Не знаю, что там видят торчки, закинувшись очередной дозой запрещенных препаратов, но меня накрыло весьма неслабо. Сперва мне показалось, будто из тела что-то пытается вырваться. Вслед за этим пришла боль, но я на нее уже не обращал внимания. В последнее время болевой центр в мозгу столь часто подвергается различным испытаниям, что я уже не воспринимаю этот фактор всерьез.

Чуть позже, когда это «что-то» оставило попытки вырваться, оно со сверхъестественной силой потянуло меня куда-то вглубь. Не справившись с давлением, я поддался этой силе и отправился туда, где даже тьма казалась простым штришком акварельной краски. И спустя некоторое время, от силы минуты две, меня осенило. Это пространство некогда являлось моим внутренним миром с бесчисленным множеством энергетических каналов. Но сейчас здесь было пусто и даже несколько одиноко. А сила, не обращая внимания на мою сентиментальность, все тащила и тащила меня в неведомые глубины. Вскоре, когда я устал отсчитывать секунды, вдалеке показался мерно сияющий источник. Теперь он походил на баскетбольный мяч. Постепенно мы нагнали его, и тогда я осознал тот факт, что источник действительно падает. Но сила оказалась быстрее, и вскоре мы оставили его позади себя.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что же я увидел спустя всего пару минут. О да, это была энергия жизни. И здесь не было ни каналов, ни оформленного источника. Чистая энергия в своем великолепии. Бушующее море из светло-серых всполохов. Но стоит присмотреться, и это море сменится ураганом, ветром пламени, обволакивающим тебя, подобно тому, как заботливая мать укутывает в одеяло безмятежно спящего младенца.

А сверху все так же неумолимо приближался шар, созданный энергией мира. Не знаю, что хотел от меня Сонмар и какие техники должны быть применены, но я ничего не сделал: тянущая сила куда-то пропала, и я погрузился в свободное падение. А может быть, я летел или парил, падал или поднимался. Это уже неважно, вокруг лишь пламя и покой, который не нарушала даже приближающаяся звезда. Будто сорвавшись с небосклона, она теперь стремится упасть и полыхнуть так ярко, чтобы все ее подруги, обреченные на вечное существование, страдали от зависти к этой, бесспорно, самой яркой, настоящей жизни. И пусть ей довелось пережить всего одно приключение — сорваться в скоротечном полете, но тем не менее жизнь ее полнее, чем все прочие, однотипные, словно вышедшие из-под клише.

Не закрывая глаз, я раскинул руки и ноги, изображая из себя морскую звезду, и принялся ждать. Еще пара мгновений — и что-то точно произойдет. Может, действительно будет «бабах», который выжжет всю мою суть, а может, и что-то другое. Глупо гадать на эту тему. Люди говорят, что сами вершат свою судьбу, что никто не властен над их жизнью. Отчасти верно и это утверждение. Но что такое судьба? Как ее проследить за столь короткий промежуток времени, как человеческая жизнь? Если кинуть булыжник в соседское окно, можно ли считать судьбой тот факт, что, пролетев с десяток метров, камень врежется в стекло и разобьет его на тысячи мелких осколков? Спустя еще пару минут из дома выбежит разъяренный хозяин и погонится за обидчиком. Считать ли судьбой тот факт, что, пробежав около сотни метров, этот самый мальчик споткнется и упадет на дорогу? И все было бы не так печально, если бы не пьяный студент, которого недавно бросила девушка. Возвращаясь с вечеринки, этот самый студент решит дойти до ларька, где купит самую дешевую бутылку пива. И, выпивая под полной луной, так неудачно вспомнит о девушке, что разбила ему сердце. Срывая злость, он бросит бутылку, которая расколется на несколько кусков. А на следующее утро эти осколки соберет дворник и выбросит в урну. Которую потом опрокинут гуляющие хулиганы. И осколок, выпав из урны, покатится под откос, упадет в реку, где его подберет течение и отнесет куда-то за пару километров. Его прибьет к берегу, и пройдет немало времени, прежде чем к нему подбежит стайка ребятишек. Следящие за ними матери не найдут ничего лучше, кроме как взять этот осколок и зашвырнуть подальше от своих чад.

И вот другой ребенок, петляя по парку, споткнется и упадет прямо на это стекло, которое с присущим ему равнодушием вопьется в горло этого мальчика. Ребенок прижмет к артерии руки, но кровь, рвущаяся из тесной оболочки рваными толчками, не обратит внимания на эту преграду и накроет красной пленкой всю поляну. Подбежавший хозяин разбитого окна упадет на колени и попытается спасти мальчугана, он увидит страх в его стекленеющих глазах, на его побелевшие ладони упадут градины слез… и дернувшийся в последний раз маленький шалопай замрет.

И эта история станет семейной легендой, историей о том, как опасно не смотреть под ноги и гулять там, где нельзя. А спустя несколько лет в семье свидетеля смерти родится мальчик, который, наслушавшись этих историй, решит, что его предназначение — спасать жизни. И спустя двадцать лет он вырастет в замечательного хирурга, которому однажды доведется спасти от смерти маленькую девочку, что впоследствии встретит в школе другого мальчика и влюбится в него, а он в нее. И снова пройдут года, и в этой семье родится другой мальчик, которому предначертано выслушать историю о хирурге, что спас его мать. И тогда мальчик откроет в себе великие способности к наукам, а спустя десятилетия мир увидит лекарство от рака или СПИДа, вышедшее из лаборатории этого гения.

И где же здесь судьба? Разве станет судьбой то обстоятельство, что камень разбил окно? «Нет!» — рассмеется любой школьник, припомнив основные законы физики. Разве является судьбой то обстоятельство, что мальчик, упав на осколок бутылки, умер и не воскрес? «Нет!» — рассмеются другие люди. И уж точно не будет судьбой тот факт, что река прибила осколок к выступающему на берегу камню. Да и прочие события тоже не являются судьбой, просто обычные жизненные ситуации, которые мы видим каждый день.

Так что же тогда судьба? Можно ли ею назвать всю эту цепочку, когда разбитое окно привело к спасению множества ни в чем не повинных жизней? Можно ли сказать, что этот мальчик с разрезанным горлом, студент с навеки разбитым сердцем и мужчина с поседевшими висками и проблемами со сном заплатили цену за то, чтобы мир смог увидеть свет в конце тоннеля? «Да», — посомневавшись, ответят многие, полагая, будто эта цепочка событий и является судьбой. Но чем она отличается от того же летящего камня? Своей длиной или причудливым началом и окончанием? Но где у нее начало и конец? Может, чтобы родился этот несчастный мальчуган, произошли еще мириады событий, да и потомки доктора-гения, возможно, изобретут нечто такое, что погубит всю планету.

Вероятно, вы скажете, я зря забиваю голову этой чушью, но стоит вспомнить мою судьбу, и станет понятно увлечение данным вопросом. Копаясь в прошлом, я пытаюсь найти хоть какое-то подобие отправной точки, приведшей к этим событиям, но безуспешно. Возможно, ее нет, как и судьбы, а возможно, она столь тускла и незаметна, что человеку не суждено ее узреть.