Русалки белого озера - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 29

Анна помнила, что Инга Валерьевна была пассией директора. И тот, возможно, не стал бы применять к воровке жестоких мер. А вот его супруга, которая Ингу Валерьевну явно не любила, тотчас использовала бы сей нелицеприятный факт против нее!

Экскурсоводша побледнела, схватилась за сердце и сказала:

– Анна Игоревна, не делайте этого! Ведь я не та, за кого вы меня принимаете. Я отнюдь не пыталась обокрасть коллег, хотя это так выглядело. Я пыталась найти то, что принадлежит мне!

Анна пожала плечами, думая о том, что Инга Валерьевна пытается выкрутиться из сложной ситуации.

– И при этом вы залезли в карманы сразу двух чужих плащей? – не удержалась она от замечания.

Инга Валерьевна вздохнула и сказала:

– Да, виновата. Но я не знала, кто вор. Хотя, вероятно, к этому причастна Серафима…

Анна хмыкнула – Серафима не могла терпеть Ингу, а Инга не выносила на дух Серафиму. И вдруг она вспомнила: ведь Горянская всего пару часов назад стащила у нее открытку! Так отчего же она не могла украсть чтото и у Инги Валерьевны?

Инга Валерьевна смолкла, потому что в этот момент дверь раскрылась и в комнату вошла одна из сотрудниц. Она, взяв с вешалки свой плащ, пожелала доброго вечера и удалилась. Анна заметила, как вздрогнула Инга Валерьевна, которая дождалась, пока шаги не стихнут, и прошептала:

– Здесь находиться крайне неблагоразумно. Ибо древнее высказывание «И у стен имеются уши» очень даже справедливо в отношении нашего музея. Тут у Серафимы полно соглядатаев. Приходите минут через десять к столовой. Она все равно уже закрыта. Я вам все расскажу! В музее творится чтото странное! И страшное!

Она выскользнула из комнаты, Анна же подошла к окну и уставилась в него. Над лесом растекались золотые лучи постепенно клонившегося к закату солнца. В его лучах были видны тучи мошкары, которые парили над деревьями. Около них носились стаи юрких стрижей.

Картина идиллическая, а с другой стороны тревожная. Анна не верила в то, что Инга Валерьевна пыталась заговорить ей зубы, потому что она сама убедилась в том, что в «Чертяково» происходит много странных и страшных вещей. И это бросилось в глаза не только ей одной.

Выждав десять минут – за это время в гардеробную наведались еще две сотрудницы, – она спустилась к столовой. Та, как и говорила экскурсоводша, была заперта. Анна дернула ручку, и тут изза угла появилась Инга Валерьевна.

– Сюда, сюда! – прошептала она придушенным голосом, увлекая Анну кудато вбок. Они оказались в зале, где еще витал запах обеда.

Закрыв дверь, Инга Валерьевна заметила:

– Прошу прощения за шпионские страсти, однако иначе в «Чертяково» нельзя – у Серафимы везде свои глаза да уши. И поговорить во дворце толком нельзя. Тем более что я своего рода пария, отверженная. С тех пор как… – Она смутилась и продолжила: – С тех пор как Борис Борисович и я стали друзьями. О, я вижу в ваших глаза упрек!

– До вашей личной жизни мне нет дела, – ответила Анна, – и до личной жизни Бориса Борисовича тоже. Не кажется ли вам, что лучше включить свет?

Сквозь прикрытые жалюзи окна проникал мрачный, серый свет. В столовой царил полумрак, внушавший ужас и ввергавший в трепет.

– Нет, что вы! – заявила испуганно Инга Валерьевна. – Тогда Серафиме сразу донесут, что в столовой ктото находится. И попомните мое слово – не пройдет и пяти минут, как она заявится сюда с ревизорским визитом. Это не женщина, а настоящая фурия!

Анна еле сдержала улыбку – похоже, Инга Валерьевна была права, ведь Серафима Ниловна всегда появлялась в самый неподходящий момент.

– Вы человек здесь новый, к нашим интригам непричастный! – заявила экскурсоводша. – Я работаю в «Чертяково» почти столько же, сколько и Серафима. И когдато мы были лучшими подругами. Мне неприятно вспоминать эти времена, потому что мы тогда работали вместе и вместе же гнобили конкурентов и плели интриги. Напрасно улыбаетесь, Анна Игоревна, – в провинциальном музее интриги могут быть и посущественнее, чем при папском дворе Александра Борджиа!

Анна кивнула, а Инга Валерьевна продолжила:

– Да, мы были лучшими подругами, но только много позже я поняла, что Серафима, человек, собственно, не особенно одаренный в научном плане, использовала меня в своих низменных целях. Дада, не удивляйтесь, это она сейчас такая важная. Работает над докторской диссертацией, которую, вне всяких сомнений, и защитит в следующем году в Питере. Только вот свою кандидатскую она не писала – она украла все материалы моего исследования! Моя работа была практически завершена, а она оплела меня сетью интриг, похитила рукопись, уничтожила две другие копии, а затем еще нагородила целый Эверест лжи, чтобы мне никто не поверил и истинной жертвой сочли ее!

Экскурсовод горестно вздохнула.

– Хотя с тех пор прошло почти двадцать лет, я, конечно, этого забыть не могла. Но она украла не только мое исследование, она украла у меня любимого человека! А затем вышла замуж за тогдашнего директора нашего музея, и он скончался при весьма таинственных обстоятельствах. Официально – по причине несварения желудка, вызвавшего у него сердечный приступ. А по слухам…

Она понизила голос и прошептала:

– По слухам, она просто отравила старика! Потому что она изменяла ему тогда с Борисом Борисовичем, являвшимся его заместителем. И явно сама метила на директорское место. Но потом сочла, что лучше усадить в него мужамарионетку, а самой управлять всем.

Анна верила, что Серафима способна на многое. Но на убийство? Да, и на убийство тоже! Ведь ктото же убил работника музея, причем зверским способом. И она сама не исключала того, что к этому причастны Горянские.

– Не буду утомлять вас перечислением всех подвигов Серафимы. Несть им числа, как говорится. Но в последнее время она, кажется, занялась новым проектом. Мне удалось узнать, что они разыскивают во дворце комнату…

– Комнату? – переспросила Анна, чувствуя, как у нее пересохло во рту. Неужели…

– Да, комнату! – сказала та. – Звучит странно, не так ли? Комнату, в которой раньше имелась фреска в виде купидона, который восседает на дельфине и…

– … трубит в морскую раковину… – завершила вместо нее Анна.

Инга Валерьевна уставилась на девушку и прошептала:

– Вы в курсе этого? Но каким образом?

Анна колебалась. Но потом вспомнила, что ей нужна напарница. Ну или сообщница. А экскурсоводша подходила идеально: она работала в «Чертяково» уже многие годы, знала его не хуже Серафимы и имела на нее зуб.

Но рассказывать все как на духу было глупо. Поэтому Анна изложила упрощенную версию, упомянув странные часы, которые случайно попали ей в руки, и сообщив, что ниточка от часов привела в «Чертяково».

– Часы, именно что часы! – заявила, трясясь от напряжения, Инга Валерьевна. – И о них они тоже говорили! Не только они могут подслушивать чужие разговоры… Да и Боря после любовных игр болтает много лишнего…

Анна кашлянула, а Инга Валерьевна сказала:

– Нет, не думайте, что я хочу утомлять вас ненужными подробностями. Но Борис Борисович – тот самый человек, которого я безответно люблю многие годы. И которого отбила у меня в свое время Серафима. Но ведь она человек властный, жестокий, неприятный. Так что неудивительно, что Борис Борисович ищет того, чего ему недостает в семье, на стороне. А я все еще его люблю!

Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.

– Вы поведали мне много интересного, и я признательна вам за то, что вы откровенны со мной, Анна Игоревна. Поэтому и я откровенна с вами. Я давно поняла, что в музее творится чтото темное. Так вот, Горянские искали эту комнату. И даже Серафима, знаток «Чертяково», правда, знаток не очень хороший, по большей части на словах, не ведала, какое же из помещений является комнатой. Они вышли на одно местного краеведа, Федора Ильича. Человек он был крайне нелюдимый, что называется, с приветом. Кстати, дальний родственник нашего тогдашнего директора, мужа Серафимы. Впрочем, директор и краевед были в давней ссоре и не общались много лет. Лучше его никто в истории «Чертяково» и княжеского рода СвятополкДонских не разбирался: ни в России, ни во всем мире. Федор Ильич был, кажется, незаконнорожденным сыном последнего князя. Хотя, конечно, это могла быть легенда, им же самим в оборот и запущенная. Но как бы то ни было, у Федора Ильича имелась масса раритетной литературы по «Чертяково». А в течение десятилетий его коллекция только увеличилась…