Ключ к волшебной горе - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 22

– Это подлинное безумие! – крикнул Лев Константинович Полине. Он крепко держал дочку за руку. – Необходимо выбраться, иначе нас просто задавят!

Тем временем находившиеся в первых рядах доломали ворота, которые с жалобным скрипом слетели с петель. Люди хлынули во двор немецкого консульства. До Полины донеслось жалобное потявкивание собак – сотни взбешенных людей просто растоптали животных.

Кто-то затянул гимн Герцословакии, его подхватили практически все. Люди прорвались в здание немецкого консульства, лезли через двери, выдирали рамы, кто-то был на крыше и на балконе. Чиновники консульства с воплями пытались спастись от разъяренных варжовчан, однако это не всем удалось. На глазах у Новицких нескольких человек просто растерзали. Еще одного, пытавшегося удрать по крыше, спихнули вниз, и бедняга упал на острые пики чугунного ограждения.

Начались подлинная вакханалия и грабеж. Такая же участь постигла и австро-венгерское консульство. Кто-то пытался сопротивляться, стреляя по людям из пистолетов и обороняясь холодным оружием, но жертвы среди обезумевших только подстегивали толпу и ее кровавые инстинкты. На балкон здания выпихнули худого мужчину в разодранном костюме и визжащую даму практически в одном исподнем.

– Боже, это австро-венгерский консул Леопольд Сколка и его супруга! – прокричал Новицких. – Остановитесь, прошу вас! Они же ни в чем не виноваты! Они делают только то, что им приказывают! Ах, нет!

Несколько дюжих мужчин, схватив сопротивляющегося консула, как куклу, швырнули его с балкона вниз. Затем туда же полетела и его плачущая жена.

– Они сошли с ума, – произнес Новицких. – Полин, они сошли с ума! Это безумие нужно немедленно остановить! Я же знал Сколку и его жену – милейшие люди! Они не виноваты в том, что началась война! Никто ни в чем не виноват!

Но его крики потонули в визге, хохоте и бравурной мелодии герцословацкого гимна. Потом началась стрельба – уже не одиночная, из револьверов и пугачей, а планомерная. Сначала на взбесившуюся толпу обрушились пули из винтовок солдат, которых в спешном порядке привезли к консульствам. Затем затарахтели пулеметы.

Полина никак не могла понять, почему люди вокруг нее падают на землю. Вдруг она увидела кровь! Толпа взвыла, начала рассеиваться. Мужчины, расталкивая более слабых и немощных, рвались в проулки, желая спасти себе жизнь. Полина упала, не выпуская, однако, руку отца. Лев Константинович тоже полетел на булыжную мостовую. Сверху на девушку осело чье-то тело, она почувствовала горячую кровь, которая текла по ее лицу. Она ранена или эта кровь того несчастного, который упал на нее?

Полина потеряла сознание. Она пришла в себя, чувствуя, что задыхается. Девушка лежала на спине, тело саднило и болело. Открыв глаза, она закричала от ужаса – прямо на ней лежал мертвый бородатый господин, половина головы которого превратилась в кашицу из крови, костей и мозгов. Полина с большим трудом выползла из-под нескольких трупов.

XXXIII

Улица была усеяна мертвецами. Хотя нет, она слышала стоны умирающих и раненых. Девушка поняла: жизнь ей спасло то, что она упала, а сверху на нее повалились другие люди, принявшие на себя пули военных. Если бы она продолжила бегство, то...

– Папа! – закричала Полина изо всех сил. – Папа, где ты?!

Она помнила, что держала ладонь отца. Он должен быть где-то рядом. Полина перевернула несколько тел. Она заметила пиджак отца – светло-песочный. Лев Константинович лежал, уткнувшись лицом в булыжники мостовой.

– Папа! – Полина попыталась перевернуть его. – Ты ранен? Ответь мне, прошу тебя!

Внезапно она увидела, что у отца вся спина в крови. Конечно, ведь на него упали несчастные, которых скосили пулеметы. Он, как и она сама, запачкался в крови. В отца попали?

Полина перевернула Льва Константиновича на спину. Вся грудь у него была залита кровью. Его глаза! Один, приоткрытый, мутный, и другой – с посиневшим веком. Лев Константинович не дышал. Он был мертв.

– Papa, – прошептала Полина, гладя отца по лицу. – Ты же только ранен, ведь так? Ответь мне, прошу! Ну, папа! Папа!

Она сама не заметила, как ее шепот превратился в крик. Она попыталась поднять отца, но тело было слишком тяжелым. Голова Льва Константиновича выскользнула у Полины из рук и с глухим стуком упала на мостовую. Полина жалобно вскрикнула.

– Ах, папа, извини меня, я такая неловкая! Сейчас, сейчас, я найду извозчика, и он доставит тебя в больницу. Там тебя обязательно вылечат!

Отец ничего не ответил. Он и не мог ничего ответить, потому... потому что... назойливая, страшная мысль стучала у Полины в висках.

Он умер, он умер, он умер...

– Этого не может быть, – твердила девушка. Раздались крики, подняв голову, она увидела, что по площади гарцуют всадники – конные полицейские. Один из них оказался около Полины. Она едва успела закрыть лицо рукой, потому что в следующее мгновение на ее спину и голову обрушился обжигающий удар нагайкой.

– Пошла отсюда! – закричал свирепо полицейский. – Пошла вон! А ну, живо! Иначе сейчас засеку!

Полина, неловко поднявшись, побежала. Сначала медленно, то и дело оборачиваясь на отца, который так и остался лежать на мостовой, затем все быстрее и быстрее. Она все время спотыкалась о тела убитых. Mon Dieu[49], да сколько же их здесь? Никак не меньше двух или трех сотен! Неужто власти решили использовать пулеметы, чтобы успокоить разбушевавшуюся толпу?

Она пролетела мимо нескольких полицейских, которые с гиканьем и свистом пустили лошадей ей вслед. Полина ощущала себя лисой на охоте – удар сыпался за ударом, она понимала, что если упадет, то они засекут ее до смерти. Поэтому изо всех сил мчалась куда глаза глядят.

Наконец полицейские отстали от нее, она забежала в какую-то улочку, заметила лица, светящиеся страшным любопытством, которые выглядывали из окон домов. Полина бросилась к одной из дверей, забарабанила в нее и закричала по-французски:

– Прошу вас, помогите моему отцу! Ему стало плохо! Он весь в крови!

Окно над Полиной распахнулось, показалось лицо пожилой дамы, та скороговоркой произнесла:

– Пошла вон! Немедленно пошла вон!

– Прошу вас, помогите! – Полина в изнеможении опустилась на ступеньки.

Дама завизжала:

– Ты не имеешь права здесь сидеть! Вон, нищенка! Ты что, глухая?

Дама исчезла, а через несколько секунд снова появилась, держа в руках ведро. На Полину обрушилась мыльная грязная вода, дама закричала:

– Убирайся прочь! Ты что, хочешь, чтобы к нам пришла полиция? Я не знаю и знать не хочу, что там произошло!

Понимая, что никто ей не поможет, Полина снова поднялась на ноги. Куда ей идти? Она не знала. Что ей делать? Ответа на этот вопрос тоже не было. Она вспомнила об отце, который ждал ее помощи.

Внезапно пришло четкое осознание того, что Лев Константинович в помощи не нуждается. Его убили...

XXXIV

Полина побрела по улочке. Она так и плутала до вечера, ни о чем не думая. Люди шарахались от нее – на улицах практически не было прохожих, а те, что попадались ей, немедленно переходили на другую сторону тротуара и жались к стене, опустив взор.

Только когда стемнело, она вышла к набережной. Полина остолбенела: все те же праздные дамы и господа прогуливались вдоль моря. Их количество поубавилось, но тем не менее кто-то предавался еще безмятежному отдыху. Казалось, что этот отдых-праздник не нарушила ни начавшаяся война, ни расстрел штурмовавших консульства.

Полина опустилась на лавочку. Она ловила на себе любопытные взгляды отдыхающих. Затем она пошла в направлении виллы «Золотистые тополя». Около ограды она столкнулась с Глашей, которая, увидев Полину, начала всхлипывать, а затем разразилась громкими рыданиями.

– Полина Львовна, наконец-то вы вернулись, но в каком вы виде! Говорят, что в городе где-то стреляли. Как в девятьсот пятом перед Зимним дворцом, людей поубивали... Мы так за вас беспокоились, мы вас ищем! А где Лев Константинович?