Интервью с магом - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 31

Раздалась негромкая, минорная музыка – играл специально приглашенный струнный секстет с мировым именем. Гости затихли, образовав полукруг. Аскольдов выехал на середину зала и произнес прочувственную речь, смысл которой сводился к тому, что он снова обрел своего горячо любимого сына. Я заметила нескольких фотографов и журналистов – те были специально приглашены Аскольдовым для правильного освещения в прессе «чуда воскрешения блудного сына».

Затем коренастый секретарь преподнес своему хозяину на золоченом подносе небольшую пузатую вазу, оказавшуюся, как позднее выяснилось, урной с прахом. Останки Феликса были кремированы, и теперь предстояло предать их земле. Но у художника была иная идея – он пожелал развеять их по воздуху!

Вертолет, рубя воздух лопастями, уже ждал на площадке. Меня и Светлану пригласили проследовать в его салон – нам была оказана великая честь, и мы могли участвовать в церемонии погребения, вернее, разбрасывания над головами жителей столицы праха Феликса.

Марк остался на земле, зато в вертолете нашлось местечко для сервильного нахала Плотникова. Он обращался со своим боссом, Сальвадором Аскольдовым, с чрезвычайным почтением.

Вертолет поднялся в воздух, мы оказались над подмосковным леском. Солнце уже начинало садиться. Аскольдов протянул урну с прахом Маше и сказал:

– Ты, мой дорогой Феликс, единственный человек в мире, который может присутствовать на своих похоронах и развеять собственный прах по воздуху!

– Я не Феликс, я Маша! – возразила с неожиданной злостью девочка.

Я могла понять ее – даже если в ней и живет душа Феликса, это не значит, что она сама – Феликс! Но Сальвадор этого, казалось, не осознавал. Вернее, не хотел осознать.

Плотников распахнул дверцу, в лицо мне ударил холодный поток. Неужели Аскольдов хочет, чтобы именно Маша пустила пепел по ветру? Вот уж идиотическая идея!

Машу страховал Плотников, но все равно мне было не по себе. Аскольдов, подбадривая Машу, произнес:

– Ну давай же, Феликс! Давай же, сынок! Ты ведь так хорошо играл в американский футбол, у тебя был отличный бросок...

Маша, повернувшись к художнику, прокричала:

– Я не Феликс! Сколько раз я просила тебя не называть меня так! Феликс находится здесь! Он умер, понимаете, умер!

И девочка вышвырнула урну с прахом из вертолета. Все ахнули, а художник, побледнев, заорал:

– Чертова дура, идиотка, мерзавка! Ты что наделала? Надо было по горсточке выбрасывать, а не все сразу! Шваль детдомовская, вот ты кто!

Когда мы приземлились, Аскольдов вроде бы пришел в себя, успокоился и даже попытался примириться с Машей. Но девочка не хотела идти к нему. Тогда художник заявил:

– Феликс, не капризничай! И почему ты в новой жизни стал девчонкой? Ничего, бабью дурь я из тебя выбью!

Машу увели. Светлана на прощание сказала:

– Девочка хочет, чтобы я пока жила здесь. И Аскольдов не возражает. Понимает, что ей потребуется время, дабы приспособиться к новой обстановке. Но придет момент, и мои услуги не понадобятся. Боюсь, Маша здесь крайне несчастлива!

Я придерживалась точно такого же мнения. Раньше никогда бы не поверила, если бы мне сказали, что ребенок чувствует себя намного лучше в детдоме, чем в особняке ужасно богатого художника. Но что произойдет, если Аскольдов и дальше будет обращаться с Машей, как с Феликсом? Правда, иногда он все же вспоминает, что перед ним – чужая девочка, и тогда срывает зло на несчастной Маше.

Юная супруга художника тоже, как я отметила, не жаловала Машу, хотя своих чувств не выказывала. Но понять сие можно было по ее поведению, по взглядам, которые она бросала на Машу, даже по жестам... Наверняка молодая женщина боится, что пострадают ее собственные дети, что Аскольдов теперь будет носиться с «Феликсом» и, не дай бог, еще отпишет все свое имущество Маше.

Наслаждаться фуршетом у меня не было желания, но пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Маша и Светлана куда-то исчезли, гости же обменивались впечатлениями, и до меня долетали обрывки фраз наподобие: Аскольдов помешался от горя, видит в каждом своего сына... Так называемая ясновидящая – типичная мошенница, и девочка наверняка с ней заодно... Как только Сальвадор этого не видит?.. Их надо сдать на руки прокуратуры... Желают только одного – урвать побольше денег... Не удивлюсь, если они скроются как-то ночью, прихватив деньги и ценности...

Вот что думали представители московской тусовки о Маше и Свете! Наслаждаясь редкими винами, трюфелями, паштетами, белужьей икрой и сладостями, гости перемалывали косточки художнику и его семейству. Я, устав от злословия, уволокла Марка в беседку и спросила:

– А что известно о похитителях Феликса? Мальчика же убили! Это подтвердилось?

Иллюзионист кивнул:

– Да, медики, исследовавшие останки, пришли к выводу, что Феликс был убит – кто-то задушил его, сломав шейные позвонки. Смерть наступила мгновенно.

– Маша ведь так и говорила… – поежилась я. – Кошмар! Неужели душа помнит момент собственной гибели, вернее – гибели тела, в котором она раньше обитала? Выходит, что душа – своего рода эфемерная дискета? Интересно, если душа может жить и в человеке, и в животных и даже в растениях, значит, она не является таким уж важным компонентом, а, скорее, представляет собой нечто бесцветное и аморфное? Потому что как иначе она может сидеть сначала в теле музыкального гения или передового физика, лауреата Нобелевской премии, а затем переселяться в белку или медведку?

Марк поскреб подбородок и признался:

– Эти вопросы, как и некоторые другие, связанные с Машей, не дают мне покоя на протяжении последних недель. Я пытался склонить Сальвадора к новому эксперименту, к тому, чтобы девочку еще раз ввести в транс и устроить сеанс ретроспекции. Она наверняка может сказать много важного. Причем я готов пригласить одного из лучших в мире специалистов по подобного рода делам, поскольку Светлана, может, и обладает неким даром, но в ретроспекции полный дилетант. Но Сальвадор пока и слышать об этом не желает, наслаждается своим отцовским счастьем и носится с бедной девочкой, всюду представляя ее как своего сына Феликса.

– А ведь отличная идея! – сказала я одобрительно. – Маша, вернее, Феликс может поведать еще много занятного. А преступников, похитивших Феликса, так и не нашли?

– Их пока особенно и не искали, – поджав губы и неодобрительно качая головой, ответил Марк. – Я убеждал Сальвадора не затягивать с расследованием, девочка же дала кое-какие зацепки, но нет, он размяк и расслабился. Еще бы, у него снова появился сын!

Прием завершился. Единственным положительным и, надо признаться, для меня совершенно неожиданным его последствием было обретение новой работы. Аскольдов, оказывается, замолвил кое перед кем словечко, а друзья у него весьма и весьма влиятельные люди. Вроде бы чуть ли не сам президент долго смеялся, узнав о моей перепалке в прямом эфире с Софьей, а потом сказал, что это «бабский треп», мол «повоевали, помахали сумочками, и хватит». Как будто беспардонное вмешательство мадам сенаторши его покоробило, и он обещал разобраться с проблемой.

В итоге под самый конец приема ко мне подошел продюсер одного из федеральных каналов и – предложил новый проект. Я чуть не выпала в осадок. И вот теперь я буду вести собственную передачу на телевидении, хоть и в паре с одним ужасно болтливым типом. И что с того, что в эфир она будет выходить поздно ночью и в записи? Разговор в ней должен вестись о гламуре, моде и последних светских сплетнях!

Я, кандидат психологических наук, предпочла бы, чтобы программа была хотя бы с крошечной претензией на интеллектуальность, но чего не было, того не было. И в моей душе – возможно, переселявшейся из тела в тело! – зрел план мести, как я закатаю Софку Безенчучку в асфальт. Она рано или поздно допустит промах, например, у нее на приеме спадет бретелька или, что еще лучше, лопнут трусы. И тогда я буду всласть комментировать происшествие, измываясь над Софьей самым кошмарным образом!