Снежные псы - Веркин Эдуард - Страница 57

Показались горы. Резко, точно выскочили из-за горизонта и растянулись гармошкой. Гобзикову даже показалось, что они обступили их кольцом. Зеленая тундра, ползущая под стабилизаторами, сменилась каменистой равниной с редкими разноцветными лишайниками, затем равнина задралась к небу, и Гобзиков в очередной раз убедился, что в мире есть красота.

Аппарат тоже поднял нос, и они понеслись вверх, причем так быстро, что у Гобзикова заложило уши. Лара держала курс на высокий заснеженный пик, потом взяла вправо, и Гобзиков увидел, что она целит в узкий разлом, глубоко рассекший горную гряду.

В ущелье вошли на большой скорости, которая еще и увеличилась, потому что ветер оказался попутным. Собственно, даже не ветер, а мощный сквозняк. Он понес воздухолет вперед, Лара едва успевала лавировать между ледяными глыбами и выступающими камнями. В самых пугающих местах Гобзиков зажмуривался, обманывая себя тем, что закрывает глаза потому, что ветер слишком сильный.

Горы оборвались, и сразу началась белизна. И обступил холод. Гобзиков успел оглянуться: за спиной уносилась вдаль черная вертикальная полоса ущелья. Теперь все оттенки черного исчезли, остался только белый цвет. Внизу, вверху, повсюду. На мгновение Гобзиков утратил ориентацию в пространстве, потом, присмотревшись, понял, что тот белый, что под ними, чуть белее того, что над головой.

Аппарат все увеличивал скорость, и Гобзиков вперед не очень смотрел – боялся, что замерзнут глаза. Он сидел, вцепившись в деревянные ручки и уткнувшись лбом в плечо Лары. Воздух уже не свистел, уже выл и ревел, выдувая тяжелую гремящую ноту. За спиной, удивительно точно попадая в тональность ветра, орал боевую песню воинственный Кипчак.

Потом скорость стала падать, и Гобзиков выглянул из-за Лары. Впереди по курсу маячило большое мутное облако. Нет, даже не облако, а какая-то облачная стена, растянувшаяся от земли и до неба. Хотя самого неба тоже уже не проглядывалось, просто пелена, и эта пелена началась уже давно, часа с полтора. И стало еще холоднее.

Лара снизила скорость. Из багажника высунулся Кипчак.

– От чего такая туча? – крикнул он.

– Контраст температур. Тут холодно, а там, видимо, еще холоднее. Образуется туман.

– Куда уж холоднее… Я, кажется, уже умер, – сказал Кипчак и спрятался глубже в багажное отделение.

– Что там? – указал вперед Гобзиков.

– Не знаю точно… Он говорил, что там…

– Кто говорил?

– Ну тот, кто похитил то, что нам нужно… Там замерзший город, а в нем огромная пещера, ведущая вниз… Он там обосновался. А вообще сюда еще никто не залетал, – сообщила Лара. – Далеко очень.

– Я про это место слышал, – подал голос из багажника Кипчак. – Там край земли, и лежит он за горами. В горы нормальный гном не пойдет. Что ему в горах делать? Гномы не братья Черепановы…

– Что? – удивился Гобзиков. – Откуда ты знаешь про братьев Черепановых?

Кипчак пожал плечами.

Вот он, пример проникновения смыслов, подумал Гобзиков. Гном, который даже не в курсе, что такое паровоз, знает про братьев Черепановых. Хотя он и про них на самом деле не знает, просто называет. Это как дети: когда их спрашивают, кто устроил безобразие на столе, они уверенно отвечают – Пушкин! Надо будет проверить Кипчака на ассоциации. Скажем, резко и неожиданно спросить его: «Ты кто?» Вдруг он ответит: «Конь в пальто»? Или «Дед Пихто». Тогда…

– Держитесь, – предупредила Лара, – сейчас станет совсем холодно.

Туман приблизился.

Как остров Кинг-Конга. Гобзиков улыбнулся. Остров Кинг-Конга тоже был отрезан от остального мира стеной тумана. А внутри его чего только не водилось. И все какая-то малопривлекательная фауна, какие-то паскудные сороконожки, змеи гигантские, крокодилы, динозавры, да и сам Конг парниша тоже с характером…

Интересно, какие опасные штуковины могут обитать тут? Снежные барсы-гиганты? А может, моржи-убийцы? Или песец. Страшное существо песец, с ним лучше не встречаться, загрызет…

Еще и аборигены. В фильмах про Конга аборигены дружелюбием не отличались – то похитят, то сожрут.

Вдруг Гобзиков вспомнил про гвоздичника. Мысль мимолетная проскользнула, что в тумане вполне может и гвоздичник быть…

Гобзиков погнал мысль прочь, но чертов гвоздичник уже привязался и не хотел отпускать. Тогда, чтобы заранее его отвадить, Гобзиков принялся думать про белых медведей. Он читал где-то, что белые медведи – самые привязчивые твари. Стоит только начать о них думать, как потом отвязаться трудно, так и будут в башке заседать, почти как песец…

– Осторожнее, – попросил Кипчак, – туман густой…

Но в туман Лара вошла уверенно. И вообще он оказался не туманом, а каким-то сконцентрированным морозом. Хорошо, что Лара велела просушить всю одежду, а то замерзли бы точно. В крендель.

Они пролетели через туман быстро и оказались в зиме. В настоящей зиме.

Снежное пространство было залито оранжево-красноватым цветом. Гобзиков оглянулся через плечо и увидел солнце. Оно висело низко над горизонтом и выглядело… холодным. Не веселая жаркая звезда, а усталое древнее светило, сил которого едва хватает на поддержание собственной жизни. А на то, чтобы кого-нибудь еще обогреть, энергии уже недостает.

– Это все мороженое?! – восторженно спросил Кипчак, выглянув из багажника.

– Это снег, – ответила Лара. – Он не сладкий, его нельзя есть.

– А что можно делать?

– Ничего нельзя, – ответил за нее Гобзиков. – Снег он снег и есть.

Но, судя по мордочке, Кипчак не поверил.

– Долго еще лететь? – поинтересовался Гобзиков.

– Не знаю. Вряд ли. Какой смысл ему далеко забираться… Сейчас проверим. Держитесь.

Лара потянула штурвал на себя, аппарат начал набор высоты. Альтиметра на воздухолете не наблюдалось, но, судя по тому, как уменьшились редкие и чахлые кустики, а потом и вообще растворились в белизне, Гобзиков решил, что они забрались вверх километра на полтора, а может, и дальше. На двух километрах Лара остановила машину и перебросила скорость на ноль, воздухолет завис. Лара достала из-под пальто бинокль.

Смотрела недолго, почти сразу передала его Гобзикову.

В бинокль был виден город. Именно город – с настоящими пятиэтажными и девятиэтажными домами, с черными трубами заводов, с полосатой трубой теплоцентрали, с телевизионной вышкой. Одним словом, самый настоящий город, обычный, каких вообще миллион. Только здесь все здания и трубы были укрыты толстым слоем белого инея. Настоящая зима, безо всяких. Зима.

– Осторожнее с биноклем, – сказала Лара, – может примерзнуть.

Гобзиков оторвался от окуляров и лишился пары ресниц.

– А мне? – высунулся Кипчак. – А мне можно?

Гобзиков протянул бинокль гному.

– Коробки из снега торчат… – недоуменно протянул Кипчак. – И палки… Где там жить?

– В том мире все так живут, – сказал Гобзиков.

– В коробках? – поразился Кипчак.

– В коробках. Все живут в коробках.

– Не, тогда я к вам не хочу.

Кипчак вернул бинокль и снова спрятался в багажник.

– Километров двадцать до него, доберемся за полчаса, – сказала Лара.

И задрала голову. Она вообще вверх регулярно поглядывала, будто ожидала чего-то. Так что даже Гобзиков тоже стал поглядывать. Но наверху было только бледно-синее небо, тонкое, через него даже звезды светили. Двойная Большая Медведица. Сначала Гобзиков думал, что это оптический обман, но потом понял, что Медведиц на самом деле две.

– Держитесь снова, – крикнула Лара.

Воздухолет поймал дифферент на нос и стал сползать по пологой глиссаде. Город приближался. Он вырос из серой точки, и уже без бинокля стали видны дома и все остальное полезное хозяйство.

Вдруг свистящее чихание двигателя под ногами оборвалось, и на уши навалилась тишина.

– Что такое? – осторожно спросил Гобзиков.

Лара не ответила.

– Что случилось? – повторил Гобзиков уже взволнованно. Потому что почувствовал, как аппарат начал проваливаться в глубокую мягкую яму.

Кипчак захохотал. Аппарат дрогнул, и двигатель зашелестел было снова, и яма стала исчезать, но затем мотор погас окончательно.