Жизнь без людей - Уайт Рэт Джеймс - Страница 18

Стефани допила кофе, переоделась в спортивные брюки и футболку, надела кроссовки и направилась к двери. Закрепила ремешком на руке свой айпод и надела наушники. Стефани промотала Мадонну, Аланис Мориссетт, Мэрайю Кери и Металлику, пока не нашла песню Уитни Хьюстон, которая подходила под ее настроение. Громко напевая, засеменила по тротуару.

- Это не правильно, ну и пускааай. Все равно я сделаю это. Пакуй чемоданы, вставай и вали. И даже не смей возвращаться ко мнеееее.

Она улыбнулась, представляя, будто говорит эти слова Тодду.

Уже через пять минут ходьбы Стефани вспотела и запыхалась.

Боже, я потеряла форму, — подумала она.

Когда она дошла до парка, ей пришлось сесть на скамейку, чтобы отдышаться. Она смотрела на прогуливающихся по беговой дорожке мамаш и нянек, весело сплетничающих между собой. Мимо нее пробежал какой-то мужчина, толкающий перед собой спортивную коляску, в компании трех других мужчин. Крупная женщина лет сорока с небольшим семенила в сопровождении таксы, с тявканьем бегущей за ней следом. Байкеры, скейтбордисты и роллерблейдеры проносились мимо нее, игнорируя установленные везде предупреждения, что дорожка предназначена только для бега и пеших прогулок.

Минуты через три она с трудом поднялась на ноги и пристроилась за женщиной с таксой. Скорость женщины была чуть ниже той, с которой Стефани шла к парку, и отлично ей подходила. Она хотела походить, по крайней мере, минут двадцать, а с прежней скоростью у нее это не вышло бы.

Сделав два круга по дорожке, составлявшей четверть мили, Стефани заслушалась Аланис Мориссетт, поющей про то, как ей вскружил голову какой-то парень. Она смотрела себе под ноги, опустив голову вниз. Она все еще думала о Тодде. Когда Стефани подняла глаза, ей показалось, что она видит Тодда, едущего на велосипеде по направлению к ней. Чем ближе был велосипед, тем сильнее велосипедист походил на Тодда. Когда до него оставалось всего десять ярдов, она разглядела в его глазах слезы. Это определенно был Тодд. Он вернулся к ней. Она остановилась и сняла наушники. Улыбнулась, на глаза навернулись слезы. Тодд приближался все ближе.

Не сбавляя хода, он сунул руку в свою курьерскую сумку. На этот раз Стефани ждала, что он достанет букет роз, или, что еще лучше, обручальное кольцо. Когда она увидела в его руке молоток, на ее лице возникло выражение замешательства. Пока она гадала, для чего молоток, он со всей силы обрушил его ей на живот, буквально сложив ее пополам.

Стефани рухнула на колени, корчась от боли, исторгая рвоту, и одновременно хватая ртом воздух. Все ее внутренности словно пылали огнем. Она подняла глаза на Тодда, когда он подошел к ней, по-прежнему сжимая в руке молоток. Он рыдал и мотал головой, словно пытаясь отрицать какую-то невысказанную истину.

- Прости, Стефани. Мне очень жаль.

Она попыталась подняться на ноги, а вместо этого перекатилась на спину, вертясь от боли и держась за живот. Тодд снова опустил молоток. Возникло чувство, будто ребенок внутри нее сплющился от удара. Живот словно спустило, а на спортивных брюках в районе промежности выступила кровь.

- Я люблю тебя, Стефани.

Он опустил молоток еще раз и еще. Стефани даже не кричала. Она стонала и скулила, но не кричала. После очередного удара, изо рта у нее хлынула кровь.

Стефани не слышала его любовных признаний. Боль была такой сильной, что буквально стерла для нее весь мир. Единственной ее мыслью было то, что ее ребенок погиб. У нее внутри был мертвый ребенок. Следующей мыслью было беспокойство за Тодда. Кэти убьет его за это.

Глава девятнадцатая

Мысли путались у Тодда в голове. Он изо всех сил крутил педали. Глаза застилали слезы. Он понятия не имел, куда едет, и гонятся ли за ним.

Я убил Стефани.

Он не мог поверить в эти слова. Он не мог исправить того человека, каким себя знал, чтобы жить с осознанием содеянного. Он не был убийцей. Он любил всех людей. Он лишь хотел спасти планету, спасти людей от вымирания.

Как же он смог убить двух людей и одного подверг вивисекции? Это же какой-то кошмар.

Но разве я не говорил всегда, что если лишение жизни одного человека, или даже ста, спасает миллионы будущих поколений, то это является моральным долгом? Разве я не говорил этого?

Так говорил Геймлих. Это его слова, из его книги. А теперь Геймлих за решеткой, возможно, на всю оставшуюся жизнь, за попытку стерилизации сотен миллионов женщин. И Тодда, наверно, тоже скоро закроют за то, что он сделал с Николен, Терренсом, а теперь и Стефани.

Я убил ее. Я убил Стефани.

Тодд колебался ровно до того момента, как он опустил молоток на ее живот, стирая в порошок их нерожденного ребенка. Он не был уверен, что убил Стефани. Он собирался раскроить ей череп, но у него дрогнула рука. В ее глазах были нежность, печаль и сочувствие, и все это было адресовано ему. Она испытывала к нему симпатию, когда он стоял над ней, только что измолотивший ей живот, приготовившийся расколоть ей череп следующим ударом. Она выглядела растерянной и напуганной, но по-прежнему любила его. Он предположил, что это какой-то извращенный вариант синдрома подвергаемой побоям женщины. Раньше с ней дурно обращались. Возможно, где-то глубоко внутри себя, она приравнивала дурное обращение к любви. Он не знал, не был уверен, не хотел подвергать это психоанализу. Он знал лишь, что она не испытывала к нему ненависти. И поэтому рука у него дрогнула.

Группа мужчин, тоже занимавшихся на дорожке пробежкой, угрожающе надвигалась на него. Один из них толкал перед собой коляску.

На мгновение Тодд отметил абсурдность того, что кто-то толкает детскую коляску к парню, только что избившему беременную женщину молотком, а потом подхватившему велосипед и давшему из парка деру.

Он не знал, умерла ли Стефани, но был совершенно уверен, что детей у нее уже не будет.

Тодд не знал, куда ему сейчас податься. Не знал, что делать. Полиция будет его искать. Его миссия скоро закончится, а он так мало сделал. Геймлих собирался стерилизовать весь город, а он лишь попытался уговорить толстую королеву пособий из трейлерного парка избавиться от ребенка, убил распутного осеменителя, стерилизовал шлюху-наркоманку и сделал ей аборт, а теперь убил своего собственного еще нерожденного ребенка. Не так уж и много.

Он не продолжил дело Геймлиха. Он ничего не добился. Нужно сделать что-то еще. Пока копы не поймали его, ему нужно получить реальный результат. Возможно, он убил Стефани за дело. И теперь ему нельзя останавливаться.

Он доехал до Маркет-стрит, бросил велосипед в переулке, и сел в автобус, идущий в город. Сердце у него билось так, словно было готово выпрыгнуть из груди. Наверное, он походил на преступника, оглядывающегося через плечо и вжимающего голову в плечи при появлении патрульной машины. Он уже собирался выйти из автобуса, когда на глаза ему попалось объявление.

Оно гласило: «Жизнь начинается с зачатия. Позвольте помочь вам спасти жизнь» Это была реклама места, называвшегося Хэйвен Хаус, приюта для матерей-одиночек. Того места, о котором говорила его начальница. Тодд прошел в переднюю часть автобуса. Наклонился и обратился к водителю.

- Как мне добраться до Ди-стрит и Пятой авеню?

- Выходите и езжайте на метро в западном направлении. Выйдите на станции «Пятая авеню».

- Спасибо.

Тодд вышел из автобуса и направился к подземке. При нем по-прежнему была его курьерская сумка с медицинскими принадлежностями и инструментами.

Он сможет сделать еще много чего хорошего.

В метро Тодд открыто уставился на молодую пару. По всей видимости, влюбленные подростки. Они обнимались и целовались с какой-то старомодной нежностью, а их отношения еще не были испорчены горем и враждой. Тодд хотел попросить их никогда не заводить детей. Хотел объяснить им.

- Эй.

Тодд наклонился и шепнул паре, ворковавшей на сиденье вагона. Они не посмотрели на него, и, похоже, даже не заметили, что он к ним обратился.