На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 68

Правда, в последнее время было несколько случаев, когда уже вполне телесные твари умудрялись выбираться из подвалов, открывая засовы, как тогда в кинотеатре, и уже появилась теория, что у них прорезалась способность к телекинезу. Но опять же теория, — как всегда, никаких толковых доказательств получить не удалось.

— Всегда бы так дежурить, а? — сказал Паша, когда наша колонна вернулась в расположение и вкатила в распахнутые ворота.

— Да, неплохо было бы, — согласился я с ним, глуша двигатель. — Пошли, что ли?

Группа выгружалась из машин, пулеметчики зачехляли свои «машинки», осветители обтягивали брезентом фонари — уже все понимали, что выездов больше не ожидается: занимался рассвет. А после рассвета ни одна темная тварь, даже если она уже в городе, на охоту не идет, а прячется до темноты.

Люди зевали, морды у всех были небритые и помятые с недосыпу, но вид вполне довольный — дежурство заканчивалось, впереди ожидались три выходных дня, на которые у всех было немало планов. Кто халтурил вроде нас с Федькой, кто работал где-то еще — охранником, например, — а кто-то просто бездельничал. В общем, каждому свое.

После смены народ потянулся в оружейку, сдавая карабины и автоматы, и оказавшийся рядом Паша спросил:

— Подвезешь?

— Ох, блин, — засокрушался я. — То все за здоровый образ жизни, а как халявный подвоз образовался — так чуть не очередь выстроилась.

— Так халявный же! — сказал Федька, подошедший сзади и с грохотом выложивший свой ППШ на деревянный стол. — Это как раз ключевое слово и есть. Меня тоже подвези, кстати.

— Ваще оборзели, — усмехнулся я.

Простоявший почти сутки «тазик» замолотил мотором на подсосе, прогреваясь, Федька закурил, усевшись на запаску. Фонарщики выходили из подъезда, некоторые разъезжались на машинах, еще тесная группка ждала «пепелац», а иные просто разошлись пешком.

Когда обороты выросли, я убрал подсос и сказал:

— Залезаем, поехали.

Забавно, но длинный Паша сзади все же вполне нормально разместился, хоть, глядя со стороны, в такое поверить сложно. «Тазик» лихо стартовал и резво повез нас всех в сторону недавно покинутого мной общежития. Когда спутники выгружались, Федор сказал:

— Тебя в два вызвали?

— Ага.

— Давай найди меня после этого.

— А где я тебя найду? — удивился я простоте поступившей заявки.

— Где мастерская Тёмы, помнишь? — спросил Федька.

— Естественно, — кивнул я.

— Вот там и буду: сегодня машину делать решил, так что до вечера там.

— Ага, лады.

Насти дома уже не было — ушла на аэродром, зато была записка от нее: «Поесть не забудь. Забери меня вечером. Люблю».

Есть пока не хотелось: у меня с недосыпу всегда так, поэтому поставил чайник и сразу полез в душ, под горячую воду. Как-то зябко здесь постоянно, все мокрое, кругом ветер, сквозняки, вот и мерзнешь. Так уже и замечать перестал, вроде базовым состоянием стало уже, но когда есть возможность порадовать себя горячим — прямо душа поет.

Кстати, а как бы в баньку сходить здесь, а? В настоящую, с духом и паром, деревянную. Не может быть, чтобы бань тут не было, они просто обязаны быть. Надо у Федьки уточнить, и если они есть, то прямо сегодня. Или завтра на крайний случай. Или в другой день, когда получится.

Хорошо, что в этом доме отопление нормальное, с чугунными радиаторами под окнами. В иных печки топят углем, пачкая все черной пылью, а здесь котельная имеется. Все же хорошо, что город этот именно Углегорск, а не, скажем, Рудогорск. Руда — дело нужное, но когда о выживании речь, мало что столько пользы приносит, как недорогой уголек в больших количествах. А если сюда электричество все же дотянут, так вообще хоромы будут, на всех пятнадцати метрах жилой площади.

Кстати о метрах и площади — надо бы еще к столярам заглянуть, насчет заказа мебели договориться: не только Настю раздражает скрипучая металлическая кровать с провисающей сеткой.

Чайник закипел. Я достал из бумажного кулька чуть зачерствелую ватрушку и уселся за стол. За окном заработал какой-то движок, и я выглянул — здоровенная водовозная цистерна стояла возле водонапорной башни, возвышавшейся прямо перед окнами. Ага, доливают. «Потому что без воды и ни туды, и ни сюды», насколько я помню. Кстати, а что тут в кино показывают, интересно? Как насчет «Волги-Волги»?

Что-то мысли скачут, ни на чем не задерживаясь: точно устал, спать пора. Три часа здорового сна у меня еще есть, так что немного приду в себя до визита к Милославскому, хотя хотелось бы побольше — минут шестьсот, к примеру. Но не выйдет.

К Милославскому пустили без проблем. Сначала молодая и симпатичная секретарша, наводящая на мысли о неуместной резвости профессора, заглянула в свои записи, а затем пропустила меня в его кабинет, просторный и светлый, с новой, сделанной на заказ мебелью, гармонию которого немного нарушала частая решетка на окне, заметная через приоткрытые шторы.

— Пришли, Владимир Васильевич? — назвал он меня по имени-отчеству, заглянув, правда, предварительно в открытый еженедельник. — Ну присаживайтесь, надо нам с вами беседу поиметь.

— Как скажете, — кивнул я. — Беседа — имя красивое, но почему именно здесь? Да и не свободен я, почти что женат.

— Все равно придется, — усмехнулся он. — Сама судьба свела наши с вами пути к обоюдной пользе.

— А точно к обоюдной? — усомнился я. — Пока из пользы вижу то, что я не выспался после суток, просыпался так, словно из гроба восставал — мучительно и тяжко.

— К обоюдной, к обоюдной, — повторил он. — У меня интерес в вас большой, потому как вы первый человек в городе, которого удалось уверенно определить как прошедшего через искусственный провал.

— Так уж и первый? — переспросил я с недоверием.

— Я сказал, что первый, которого удалось идентифицировать, — повторился Милославский. — Нашли место прохода, нашли следы жертвоприношения, обнаружили вашу ментальную связь с точкой, в которой провели… ритуал, если угодно.

— А чего плохого в слове «ритуал»? — удивился я.

— Потому что это все же не религия, а скорее… пожалуй, физика, хоть и непривычна физикам ее составляющая, — задумчиво сказал тот. — Это скорее был эксперимент — так правильней это все назвать, — нежели ритуал. Как только начинаем пользоваться не своей терминологией, так и сбиваемся с науки на мистику. А вот именно это уже и неправильно.

— Для меня это все мистика в любом случае, — сказал я честно.

— А для меня нет, — ответил Милославский и задал вдруг неожиданный вопрос: — Вы своей работой нынешней довольны?

Я немного озадачился. В последние дни на меня столько всего и сразу свалилось, что мне просто недосуг было задуматься о своем отношении к работе. Поразмышляв с минуту, я ответил:

— Она неплохая. Уважаема в городе, у меня остается много свободного времени, что позволяет зарабатывать на стороне, потому как жить на зарплату и работать от сих и до сих я не привык… Опять же толковых людей там встретил, с одним из которых дела какие-то делаю… Опять же патроны со скидкой, а пострелять уже пришлось.

— Это в поездке за автомобилями? — уточнил он.

— Справки навели или я сам проболтался?

— Справки, — коротко ответил Милославский.

— Да, там довелось, — подтвердил я. — Да и вообще, такую анархичную жизнь, в которой можно много приобрести и много потерять, я предпочитаю спокойной жизни с работой от звонка и до звонка. К тому же я начал пилотированию обучаться — пока в теории, но… То есть еще и альтернативные пути развития появились.

— Пилотирование — это хорошо, вообще полезно, — кивнул он, что-то пометив у себя в бумагах. — Поначалу администрация этого не оценила, отдала энтузиастам, за что спасибо им, разумеется, но теперь поняли, насколько это важно… Ладно, не об этом речь…

— А о чем? — насторожился я. — О том, что у энтузиастов аэродром собираетесь отбирать?

— Уже в курсе? — поднял он брови. — Собираемся. В принципе потому что вопрос окончательно не решен. В городе правило, что все жизненно важные отрасли и дела могут управляться только городом же, а никак не частником. Но… есть вероятность это решение не принимать. Или принять в урезанном виде, например законтрактовав предприятие на городские нужды полностью, но не национализируя.