Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 34

бродягами, повернулся, схватил Дика за руку, выскочил с ним из комнаты и исчез за пеленой

падающего снега, прежде чем те успели вымолвить хоть слово или пошевелить пальцем.

– Итак, – сказал он, – мы испытали наши фальшивые лица, мастер Шелтон. Теперь,

если хотите, я готов рискнуть собственной тушей.

– Отлично! – ответил Ричард. – Мне уже не терпится. Идем в Шорби!

Глава II

«В доме моего врага»

У сэра Дэниэла был в Шорби высокий, просторный оштукатуренный дом с резьбой на

дубовых рамах и с покатой соломенной крышей. За домом находился сад, полный

фруктовых деревьев, со множеством аллей и заросших зеленью беседок; сад этот тянулся до

колокольни монастырской церкви.

В случае надобности дом мог вместить свиту и более важного лица, чем сэр Дэниэл; но

и сейчас в нем было очень шумно. На дворе раздавался звон оружия и стук лошадиных

подков; кухня гудела, как улей; в зале резвились шуты, пели менестрели, играли музыканты.

Сэр Дэниэл расточительностью, веселостью и любезностью соперничал с лордом Шорби и

затмевал лорда Райзингэма.

Гостей принимали радушно. А менестрелей, шутов, игроков в шахматы, продавцов

реликвий, снадобий, духов и талисманов, вместе со всевозможными священниками,

монахами, странниками, радушно усаживали за стол для слуг и укладывали спать на

просторных чердаках или на голых досках в длинной столовой.

На следующий день после описанного нами крушения «Доброй Надежды» кладовые,

кухни, конюшни и даже сараи, окружавшие двор с двух сторон, были набиты праздным

людом. Тут находились и слуги сэра Дэниэла в сине-красных ливреях, и разные проходимцы,

привлеченные в город алчностью, которых рыцарь принимал отчасти из политических

соображений, отчасти потому, что принимать подобных людей в те времена было модно.

Все они были загнаны под крышу снегом, падавшим не переставая, морозом и

приближением ночи. Вина, пива и денег было сколько угодно. Одни играли в карты,

растянувшись на соломе в амбаре, другие еще с обеда были пьяны. Нам, пожалуй,

показалось бы, что город только что подвергся разгрому; но в те времена во всех богатых и

благородных домах на праздниках происходило то же самое.

Два монаха, старый и молодой, пришли поздно и теперь грелись у огня в углу сарая.

Пестрая толпа окружала их – фокусники, скоморохи, солдаты. Вскоре старший из монахов

вступил с ними в оживленный разговор, в котором было столько шуток и народной

мудрости, что толпа вокруг быстро увеличилась.

Младший его спутник, в котором читатель уже узнал Дика Шелтона, сел сзади всех и

постепенно отодвигался все дальше. Он слушал внимательно, но не открывал рта; по

угрюмому выражению его лица видно было, что его мало занимали шутки товарища.

Наконец его взор, постоянно блуждавший по сторонам и следивший за всеми дверьми,

неожиданно упал на маленькую процессию, вошедшую в главные ворота и наискось

пересекавшую двор. Две дамы, закутанные в пышные меха, шли в сопровождении двух

служанок и четырех сильных воинов. Через мгновение они вошли в дом и исчезли. Дик,

проскользнув сквозь толпу гуляк, бросился по их горячим следам.

«Та, которая выше ростом, леди Брэкли, – подумал он. – А где леди Брэкли, там и

Джоанна».

У дверей четыре воина остановились; дамы поднимались по лестнице из

полированного дуба, охраняемые только двумя служанками. Дик шел за ними по пятам.

Наступили сумерки, и в доме было уже почти совсем темно. На площадках лестницы

сверкали факелы в железных оправах; у каждой двери длинного коридора, увешанного

гобеленами, горела лампа. И если дверь была открыта, Дик видел стены, обитые тканями, и

пол, усыпанный тростником, блестевшим при свете пылающих дров.

Так прошли они два этажа, и на каждой площадке та дама, которая была меньше

ростом, оборачивалась и зорко вглядывалась в монаха. А он шел, опустив глаза, со

скромностью, подобающей его званию. Он только однажды взглянул на нее и не знал, что

привлек к себе ее внимание. Наконец на третьем этаже дамы расстались; младшая

отправилась наверх одна, а старшая, в сопровождении служанок, пошла по коридору

направо.

Дик спрятался за угол и, выставив голову, стал следить за тремя женщинами. Не

оборачиваясь и не оглядываясь, они шли по коридору. «Все хорошо, – подумал Дик. –

Только бы узнать, где комната леди Брэкли, и тогда я без труда разыщу госпожу Хэтч».

Чья-то рука легла ему на плечо. Он вздрогнул, слегка вскрикнул и обернулся, чтобы

схватить нападающего.

Он был несколько смущен, когда обнаружил, что грубо схватил маленькую юную леди

в мехах. Она тоже была перепугана и удивлена; она дрожала у него в руках.

– Сударыня, – сказал Дик, освобождая ее, – умоляю вас простить меня. Но у меня нет

глаз на затылке, и, клянусь небом, я не знал, что вы девушка.

Девушка продолжала смотреть на него, но понемногу ужас у нее на лице сменился

удивлением, а удивление – недоверчивостью. Дик, читавший у нее на лице все эти чувства,

стал тревожиться за свою безопасность здесь, во враждебном ему доме.

– Прекрасная девушка, – сказал он с притворной непринужденностью, – позвольте мне

поцеловать вашу руку в знак того, что вы забудете мою грубость, и я уйду.

– Вы какой-то странный монах, юный сэр, – смело и проницательно глядя ему в лицо,

ответила девушка. – Теперь, когда первое мое удивление отчасти прошло, я вижу по

каждому вашему слову, что вы вовсе не монах. Зачем вы здесь? Зачем вы так кощунственно

наряжены? С миром вы пришли или с войной? И почему вы, словно вор, следите за леди

Брэкли?

– Сударыня, – сказал Дик, – в одном я прошу вас быть совершенно уверенной: я не вор.

И если даже я пришел сюда не с миром, – что до некоторой степени верно, – я не воюю с

прекрасными девушками, а потому умоляю вас последовать моему примеру и отпустить

меня. Ибо, прекрасная госпожа, если вам вздумается хоть один раз крикнуть, бедный

джентльмен, стоящий перед вами, будет мертв. Я не хочу думать, что вы будете такой

жестокой, – продолжал Дик и, нежно держа руку девушки обеими руками, с учтивым

восхищением посмотрел на нее.

– Так вы шпион, сторонник Йорка? – спросила девушка.

– Сударыня, – ответил он, – я действительно сторонник Йорка и, в некотором роде,

шпион. Но причина, которая привела меня в этот дом и которая безусловно возбудит

сострадание и любопытство в вашем добром сердце, не имеет отношения ни к Йорку, ни к

Ланкастеру. Я целиком отдаю свою жизнь в ваше распоряжение. Я – влюбленный, и мое

имя...

Но тут юная леди внезапно зажала своей рукой рот Дику, поспешно посмотрела вверх,

вниз, по сторонам и, увидев, что вблизи нет ни души, с силой потащила молодого человека

вверх по лестнице.

– Шш! – сказала она. – Идемте! Разговаривать будем потом!

Несколько сбитый с толку, Дик позволил втащить себя по лестнице. Они быстро

пробежали по коридору, и внезапно его втолкнули в комнату, освещенную, как и остальные,

пылающим камином.

– А теперь, – сказала молодая леди, усадив его на стул, – сидите здесь и ожидайте моей

высочайшей воли. Ваша жизнь и ваша смерть в моих руках, и я, не колеблясь, воспользуюсь

своей властью. Берегитесь! Вы так жестоко схватили меня за руку, что будут синяки. Он

говорит, будто он не знал, что я девушка! Если бы он знал, что я девушка, он, верно, взялся

бы за ремень!

С этими словами она выскользнула из комнаты, оставив Дика с раскрытым от

изумления ртом; ему казалось, что он спит и что ему снится сон.

– «Взялся бы за ремень»! – повторял он. – «Взялся бы за ремень»!

И воспоминание о том вечере в лесу возникло в его сознании, и он снова увидел