Связанный честью - Браун Сандра - Страница 48

– Что вы здесь делаете? – поинтересовался Лукас, до минимума сокращая обмен любезностями.

– Как я уже сказал, я понимаю, что для вас сейчас ужасное время. Миссис Грейвольф, прошу прощения, что пришел в такой момент. Я не посмел бы вас беспокоить, не будь у меня хороших новостей.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Мне сообщил секретарь мистера Эндрюса. Я вчера весь вечер пытался с вами связаться и сегодня утром позвонил ему.

– Вы проявили завидную настойчивость, мистер Диксон, – сказала Эйслин. – Вы приехали, чтобы сообщить что-то важное?

– Ваш муж реабилитирован. – Он посмотрел на Лукаса. – Судья заново рассмотрел стенограммы вашего процесса. Он также принял показания под присягой, в которых те двое признались в совершенных преступлениях. Эти документы снимают с вас всю вину и ответственность. Фактически в них даже говорится, что единственная причина вашего вмешательства состояла в том, чтобы прекратить скандал и драку. Вы пытались предотвратить насилие, а не совершали его. С вас официально сняты все обвинения, вы восстановлены в правах вести адвокатскую практику.

Эйслин радостно бросилась на шею мужу. И чуть не уронила его. У Лукаса подгибались колени от полученных новостей.

Но не успели они озвучить свою благодарность Диксону, как в комнату вбежал Джин:

– Лукас, Эйслин, идите скорее. Вас ищет доктор.

Эпилог

– Улыбочку!

– Эйслин, у меня и так физиономия вот-вот лопнет.

– Я в этом не сомневаюсь. Уж слишком непривычное для тебя состояние. – Она засмеялась при виде его мрачного лица. – Смотри сюда, Тони! Смотри на свою мамочку.

Она отщелкала пару снимков, пока мальчик смотрел в правильном направлении. Он даже слюняво улыбнулся, гордо показывая первые зубки.

– А теперь положи фотоаппарат, – двинулся к жене Лукас. – У нас здесь, как предполагается, праздник.

– А я замечательно провожу время, – счастливо ответила та и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. В ее глазах светились веселые искорки. – Больше всего на свете мне нравится фотографировать вас с Тони.

Лукас посмотрел на нее откровенно скептически:

– Готов биться об заклад, что больше всего тебе нравится нечто другое.

– Лукас!

Теперь уже настала его очередь смеяться над недовольной женой.

– Впрочем, я признаю – мы с Тони отличные модели, – сказал он, с гордостью глядя на сына – папину копию.

Глаза мальчика уже изменили цвет с младенческого голубого и стали серыми, как у отца, но с голубыми ободками, явно унаследованными от матери. Волосы у него были иссиня-черными, но не такими прямыми, как у Лукаса. Скулы тоже отцовские, выступающие, но на пухленьких детских щечках это было не так заметно. Тони был как картинка. Маленький здоровый крепыш.

– Вы мои любимые модели на все времена.

Эйслин обняла их обоих и уткнулась носом в сильную шею мужа. Сынишка потянул ее за волосы.

– Эй, вы трое, вы вообще бываете порознь? – Джин передал Эйслин бокал пунша. – Вы так совсем перемешаетесь.

– Дай мне Тони, – попросила Элис, присоединяясь к ним. В руке она несла печенье, и этого было достаточно для подкупа. Тони не стал капризничать, когда Лукас отдал его бабушке, хотя мальчик обычно терпеть не мог, когда его забирали у отца. – На него хотят посмотреть Уиллард и Эленор.

– А теперь прекращайте строить друг другу глазки и идите поздоровайтесь, – велел Джин Лукасу с Эйслин и подтолкнул навстречу гостям, разгуливающим по офису.

Это был прием в честь официального открытия адвокатской практики Лукаса. Шумиха вокруг его реабилитации вкупе с фотографиями Эйслин в крупнейшем журнале страны заставили многих пересмотреть свое представление о том, в каких условиях живут индейцы в резервациях.

Лукаса не обмануло это внезапное внимание. Он знал, что при его жизни не настанет конец притеснений, намеренных или нет. Но каждый раз, хоть немного приближая этот момент, он радовался.

Когда дело касалось интереса к его личности, он вел себя в высшей степени добросовестно. Он не желал впечатления, что он извлекает выгоду из своего приговора и последующей реабилитации. Он всегда помнил, кем являются его клиенты. И даже сегодня он был в белой рубашке и спортивной куртке, но все равно в джинсах и сапогах. Бандану он не стал надевать, но сережка была на месте. А за его столом на стене висела большая фотография Джозефа Грейвольфа в костюме вождя со всеми регалиями. Ее обсуждали многие высокопоставленные чиновники из присутствующих. На фотографии Джозеф был в самом расцвете сил.

– Скоро мы поедем домой? – поинтересовался Лукас у Эйслин после целого часа беспрерывных улыбок и рукопожатий.

– Элис указала в приглашениях, что прием продлится с двух до шести часов. А что?

– А то, что я хочу вернуть тебя домой и в постель.

– Шш! Тебя могут услышать.

Лукас, нисколько не таясь от гостей, опустил голову и поцеловал ее в губы.

– Веди себя прилично. Это же прием в твою честь. – Эйслин пыталась говорить строго, но не смогла скрыть радости при виде такого нежданного выражения нежных чувств с его стороны.

Он поиграл с ее локоном:

– Знаешь, я мог бы и умыкнуть тебя отсюда.

– Похитить?

– Угу.

– Ты уже как-то раз это проделал.

– Это был самый умный поступок в моей жизни.

– И самое лучшее, что со мной случилось.

Не замечая круговерти чужих разговоров, они пристально смотрели друг другу в глаза и видели любовь. Их прервал подошедший с поздравлениями Джонни Диринвотер. Индеец пожал руку Лукаса и дружески хлопнул его по спине.

Они разыгрывали из себя радушных хозяев все положенное время, и наконец толпа гостей начала редеть.

– Мы совсем не пообщались с моими мамой и папой, – виновато произнесла Эйслин.

Она взяла Лукаса за руку и повела к родителям, что сидели на другом конце комнаты и разговаривали с Джином. Лукас издал жалобный звук.

– Они прошли долгий путь, и я не имею в виду расстояние до больницы.

– Я знаю, – уступил тот. – Я буду с ними любезен. В конце концов, твой отец строит новое крыло для клиники Джина.

Наконец Уиллард и Эленор отбыли в Феникс, и Элис тут же спросила, нельзя ли им с Джином забрать к себе Тони с ночевкой.

– Мы слишком редко его видим. Вы ведь все равно завтра приедете, чтобы навести здесь порядок. Можно?

Лукас и Эйслин дали свое согласие и вдвоем вернулись домой. Вечер был прекрасен. Небо усеивали звезды, а над горами низко-низко сияла полная луна.

– Ты знаешь, у меня такое чувство, что я тоже становлюсь чуть-чуть индианкой, – задумчиво произнесла Эйслин. – Я очень люблю эту землю. – Она кивнула на горизонт.

– Ты от столького отказалась, – тихо сказал Лукас, не отрывая глаз от узкой дороги, что вела к ранчо.

Она сняла его руку с руля и сильно сжала. Он посмотрел на нее.

– В той прошлой жизни у меня не было тебя. И Тони. Я никогда бы не хотела вернуться обратно.

И действительно, она оборвала все связи со Скоттдейлом. Квартира была продана. На вырученные деньги Эйслин оборудовала в резервации несколько пришкольных площадок. Она продала и свою фотостудию. На эти деньги она усовершенствовала темную комнату и купила великолепного производителя для табуна. Когда коня привезли, Лукаса начали раздирать внутренние противоречия. Он отчаянно боролся со своей гордостью, не позволявшей принять подарок.

Эйслин положила руки ему на грудь и умоляюще посмотрела в глаза:

– Ты столько дал мне. Позволь отплатить тебе чем-то.

Он принял коня, осознав, что этот дар – выражение ее любви. Кроме того, жеребец должен был стать хорошим подспорьем табуну и давать ценное потомство. Чем больше денег принесет ранчо, тем больше он сможет нанять молодых людей, которым иначе не найти работу. И одним из первых строений он возведет домик для шестерых ковбоев, которые уже на него работают. Они хорошо справляются с ранчо, а это значит, что он сможет больше времени уделять адвокатской практике.