За пределом беспредела - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 80

– В чем загвоздка? – насторожился Заботин.

– Не так-то просто к ней подобраться. Баба так запугана, что не покидает своей загородной резиденции. У меня к вам еще один вопрос имеется, не сочтите меня за нахала.

– Ладно, слушаю, какой? – в голосе Заботина послышались нотки раздражения.

– Стволы бы нам приличные. Скажем, «беретты».

На лице Герасима Савельевича промелькнуло что-то вроде облегчения.

– Ну прямо не знаю – такие солидные люди и шастают по городу без оружия в кармане! Вы прямо как дети! Москва вам не рабочий поселок.

– Уважаемый Герасим Савельевич, я говорю не о каких-нибудь трех ржавых стволах, а о небольшой партии современного оружия, скажем, штук в сто.

Лицо Заботина мгновенно напряглось, исчезли добродушные складки в уголках рта. Он принялся изучать взглядом своего собеседника – какой смысл Радченко вложил в свою последнюю фразу?

– Ты о чем?

– Не все же время вы торгуете металлами, а, Герасим Савельевич? – голосом недалекого паренька с рабочей окраины поинтересовался Колян. Он по-простецки поскреб пятерней стриженый затылок и продолжил: – Я сейчас вот что подумал: даже ста стволов для нашего бизнеса будет маловато. «Беретты» – товар ходкий, и я уверен, что они улетят в течение недели. Думаю, стволов двести будет в самый раз.

Теперь становилось понятно, что разговор о пистолетах Радченко завел не случайно – с домашней заготовочкой, стервец, заявился. Выходит, у него разведка налажена не хуже, чем у ФСБ. Не ошибся в Глухаре майор, когда вербовал его в сексоты. О том, что фирма Заботина является дочерней организацией Госснабвооружения, знал очень ограниченный круг людей. Для прочих Заботин оставался хозяином небольшой фирмочки, успешно занимающейся торговлей драгоценными металлами. Такая хитрость была придумана несколько лет назад, в эпоху глобальных демократических преобразований, когда Госснабвооружение уже не испытывало мощного государственного прессинга – хлебнув хмельного вольного воздуха, компания принялась потихонечку создавать товарищества с ограниченной ответственностью, имеющие лицензию на продажу оружия. Для Госснабвооружения это были всего лишь карманные деньги, но для генерала Платонова, который забирал себе девяносто процентов выручки, – весьма неплохое дополнение к его бюджетному окладу. Впрочем, и за остававшиеся десять процентов Заботин готов был драться насмерть.

– Послушай, Глухарь, я вижу, ты парень прыткий и неглупый, а раз так, то должен понимать, что не туда лезешь. Твоего там нет ничего – ты можешь рассчитывать только на премиальные, которые получишь после того, как грохнешь эту телку. Или, может быть, я неясно излагаю свою мысль?

Улыбка на лице Коляна смялась в неприятную гримасу:

– Отчего же, все ясно. Господин опасается за свой семейный бизнес.

– Ты верно меня понял.

Радченко умело совладал с собой – лицо его вновь приобрело благодушное выражение.

– Хорошо, договорились, мальчик возьмет на орешки и уйдет.

Колян поднялся и, не прощаясь, вышел.

Теперь Николай Радченко знал о Варяге все. Почти все. Кроме обыкновенных фотографий, на которых казначей смотрелся обычным, хотя и вполне респектабельным человеком, Радченко имел в своем распоряжении несколько видеокассет – записи разговоров Варяга с очень заметными и влиятельными людьми столицы. Колян не сомневался в том, что когда-нибудь пополняющийся архив сыграет свою роль в его дальнейшем росте. На пленках был такой убойный материал, который запросто мог смести с мягких кресел чиновников первой руки. Если хотите кормиться, господа, вкушать икорку с балычком, так будьте добры поделиться, как Господь повелел.

Поначалу Варяг представлялся Радченко довольно легкой добычей, которую можно проглотить даже не разжевывая, но потом понял, что это не так. Во-первых, очень сложно было подобраться к его машине. потому что он никогда не оставлял ее на улице. Во дворе же машина находилась под пристальным наблюдением охраны. Судя по всему, Варяг понимал толк в безопасности.

Во-вторых, он никогда не вел долгих диалогов на улице, как порой поступали его незадачливые коллеги по воровскому промыслу, – Варяг стремительно садился в автомобиль, напоминая ящерицу, шмыгнувшую в расщелину между камней.

В-третьих, его постоянно опекали молодцеватые ребята, которые наверняка прошли школу КГБ. В руках у некоторых из них были кейсы, содержимым которых вовсе не являлись деловые бумаги – достаточно тряхнуть таким кейсом разок – и в руках окажется пулемет. Еще одно важное достоинство кейсов состояло в том, что они могли служить надежным укрытием – автоматные очереди отскакивали от их бронированной поверхности, как орехи от каменной стены.

Не стоило и думать о том, чтобы достать Варяга где-нибудь на трассе. Здесь он был совершенно непредсказуем, ежедневно менял маршруты и ехал всегда стремительно, включив мигалку на крыше, словно забил стрелку в Кремле и опасался обесчестить себя опозданием.

Варяг практически не посещал увеселительных заведений, не играл в карты, избегал общества женщин и вообще не совершал аморальных поступков. Возвратись коммунистическая эра, так его личная жизнь стала бы примером для всего блока коммунистов и беспартийных. Он принимал множество посетителей, среди которых были весьма различные персонажи – от золотозубых мальчиков, раскидывающих пальцы веером, до солидных мужчин, которым к лицу только строгий английский костюм.

И все-таки в его системе безопасности имелся один большой минус – Варяг бы трудоголиком, а подобный диагноз изменяет характер и заставляет проводить на рабочем месте как минимум часов по двенадцать в день. Остается придумать, как поудачнее разобраться с воровским кассиром, – плюнуть ему в окно из миниатюрной «мухи» или терпеливо поджидать объект где-нибудь в конце его ежедневного пути. Впрочем, могут быть и другие варианты – в зависимости от обстоятельств. Если разобраться, то недоступных объектов не существует, и даже в толпе из сотни телохранителей можно отыскать брешь, которая окажется роковой.

Угрюмый поежился – Колян молчал и мрачно взирал куда-то ему за спину. Федор дрогнул и уже был готов броситься к ногам шефа с мольбой о прощении, однако собрал в кулак остаток воли и даже сумел изобразить на лице подобие улыбки. Федор старался не думать о Надежде из суеверной боязни – а вдруг каким-то мистическим образом Колян сумеет проникнуть в его мозг и прочесть его грешные мысли?

Наконец Колян заметил Угрюмого и произнес:

– Молодец, не зря съездил. Хороших людей привез – с такими бойцами мы не только Москву, весь мир на дыбы поднимем! Я тебе после твоего возвращения машину обещал поменять – так, кажется?

– Было дело, – скромно отозвался Федор, понимая, что ему уже стыдно разъезжать на «Форде» четырехлетней давности и для его задницы вполне подойдет кресло «Мерседеса».

– Я тебе приготовил подарок.

– Надеюсь, приятный, – с деланным весельем произнес Федор.

– Помилуй, Господи! – обиделся Николай. – Разве я могу огорчить одного из самых верных своих людей?

Разговор происходил в уютном тенистом сквере, обнесенном высокой металлической оградой – получалось что-то вроде Летнего сада районного масштаба. В самом центре скверика был вырыт небольшой пруд, и водную гладь рассекали три лебедя: один черный как уголь, два других – белые. Птицы были совершенно ручные. Они не только поедали брошенный в воду хлеб, но и охотно кормились из рук, вытянув необыкновенно длинные шеи. Их появление на московской окраине можно было расценивать как чудо. Презрев жаркие страны и подавив в себе инстинкт путешественников, птицы облюбовали крохотный пруд в качестве постоянного жилища. На это явление приходили поглазеть жители близлежащих микрорайонов, и молодые мамаши с умилением в голосе показывали детям водоплавающих красавцев.

Впрочем, среди любителей фауны всегда можно было приметить две-три пары глаз, в которых полыхал вполне гастрономический интерес. Наверняка в лебедях они видели прежде всего аппетитную дичь. Вот и сейчас неподалеку с грязными котомками в руках стояли два бомжа. Угрюмый подозревал, что если птицы и примут безвременную смерть, то именно от рук этих отбросов цивилизации.