Тройной переплет - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 50

– Мы не знали, что делать, и решили написать письмо, сказать слова призыва и отправить по ручью кораблик, как Ксаффи из Санидола, – поправив очки на переносице, коротко и смущенно объяснил своему мучителю пацаненок – мозговой центр маленькой группировки.

– Так, стоп, ребята, давайте, для начала познакомимся, – предложил вор. – Я – Рэнд Фин, мою спутницу зовут Элька. Гектора вы нам уже представили.

– Барри Дин, – назвался очкарик, присаживаясь на корточки по другую сторону от Рэнда.

– Чакки Ризот, – тряхнул головой рыжий, плюхаясь на траву рядом с другом и без церемоний хапая со скатерти обсыпанное золотыми кристалликами сахара печенье. Когда он откусывал кусок, Элька едва удержалась от улыбки. Уж больно похожим на декоративного кролика делали пацаненка два больших верхних зуба.

– Ливанна, Лива Шир, – представилась девочка и потянулась за полосатым яблоком, лежащим ближе всего.

– Вот теперь давайте о деле, – улыбнулся Фин, разливая сок по стаканчикам.

– А вы правда герои? – неуверенно переспросила Лива.

– Не знаю, подружка, – внешне беспечно объявил вор. – Но твой кораблик попал именно к нам, приплыв через множество миров. И именно нас послали разобраться с вашей бедой. Так что уж это вам решать, кто мы на самом деле.

– Герои никогда себя героями не называют! – уверенным тоном знатока заключил Барри, прихлебывая сок.

– Это точно, – согласился Чакки, забирая еще одну печенюшку, и ехидно добавил: – Только не герои тоже почти никогда себя героями не называют!

Элька заливисто рассмеялась, заулыбались шутке паренька и все остальные, но веселые улыбки быстро стерлись с детских мордашек, когда речь зашла о деле. По молчаливому уговору Гектора больше из компании не гнали. Похоже, в своем первом предположении касательно чудовища-вымогателя Рэнд ошибся. Тот, кого боялись дети, был известен и их прыщавому врагу и страшил его ничуть не меньше, чем троицу друзей. Трое отправителей призыва переглянулись, и говорить продолжил очкарик, как самый авторитетный в команде:

– Наверное, это чудовище появилось в нашем городе в начале лета, или до этого оно пряталось так хорошо, что мы его не замечали. Эта тварь живет в заброшенном доме чокнутого Кинкерда, у старой свалки на пустыре. Мы там раньше играли летом в прятки, и на свалке и в доме, даже на чердак лазали и в подвал, нам нравилось. Дом заброшенный, но крепкий, там здорово было, а потом вдруг все началось.

– Всё – что? – не понял Фин, машинально жонглируя яблоками. Рыжий хоть и слушал друга внимательно, попытался подражать вору, но все разронял и снова сосредоточился на рассказе.

– Страх! – торжественным, опустившимся до шепота голосом поведал Дин. Пальцы мальчика покрепче сжали маленький стаканчик с соком, как самый надежный из якорей безопасной реальности, оставшийся тут, когда он погружался в воспоминания о пережитом. – Там вокруг так страшно стало, что даже подойти близко никакой мочи не было, а уж зайти внутрь… Только взрослые этого почти не замечали или не хотели замечать. Пьяница Дуг и Чесоточный Чан – бродяги здешние, они нам такие браслеты из проволоки со свалки плели, а мы им еду иногда таскали – пошли в тот дом ночевать, хоть мы им и говорили о страхе. А больше их никто не видел, совсем… Потом на свалке у того дома нашли Бенни, одноклассника Лив. Мертвого, всего в синяках и крови… и никаких следов вокруг, тогда даже взрослые говорить начали, что место там нехорошее и играть запретили. Сказали, что Бенни свалился с ржавой машины, ударился сильно о железки, потерял сознание, да так и умер, потому что его вовремя никто не нашел. А только мы сами с той машины сколько раз прыгали, там матрацы старые навалены, нельзя так удариться, чтоб всему в синяках быть. И после Бенни, всего три недели прошло, прямо под крыльцом того дома Тода нашли. Он на одной улице со мной жил. Его три дня искали, а он там лежал, весь изрезанный… Взрослые на кухне про ножи говорили и какого-то убийцу-гастролера, а только мы думаем, что это когти. Какое-то страшное чудище в доме Кинкерда завелось! Мы днем пытались на разведку сходить, чудища-то в темноте главную силу обретают. Жалко, церковь у нас в городе закрылась, мы по выходным в соседний Кинсли ездим, поэтому святой воды негде налить. Я серебряные украшения из маминой шкатулки взял, Чакки чеснок с кухни, а Лив осиновых кольев вырезала. Только мы дальше коридора пройти не смогли. Такая жуть накатила, ноги подгибались, а еще там, в глубине дома, кто-то рычал, скребся, дышал страшно и огни сверкали красные, зеленые, а на стене кровь засохшая была… Мы убежали. – Барри понурился и тяжко вздохнул, но снова упрямо поднял голову и закончил: – Тогда и решили, что надо героев звать! Обычные взрослые ничем не помогут, они боятся да ничего не делают, воображают, что все в порядке. А вдруг завтра под крыльцом еще кого-то найдут!

Рассказчик закончил, на несколько мгновений воцарилось молчание, нарушаемое только шорохом листвы, щебетом птиц, стрекотом насекомых и чавканьем Чакки. Такое странно мирное молчание на залитой солнцем полянке, никак не вязавшееся с ужасом незамысловатого повествования Барри.

– Н-да-а. Что-то мне это напоминает, – привычно почесала нос Элька и пробормотала почти про себя: – Интересно, клоуна с воздушными шариками никто тут не встречал?

– Шапито к нам в конце лета приезжает, там клоуны бывают и шары продают. А зачем оно тебе сейчас? – удивилась Лив, прожевав кусочек яблока.

– Нет, цирк мне не нужен, жизнь позанятнее любого представления выходит, просто напомнил мне ваш рассказ одну историю, – коротко объяснила девушка.

– Ты с таким уже сталкивалась? – серьезно заинтересовался Фин «чудовищным» опытом подруги.

– Нет, лично нет, – ответила хаотическая колдунья, одобрительно отметив, что он уже не косится украдкой на девочку, ожидая выскальзывания из-под шортиков демонского хвоста. – Историю одну читала давно, еще до того, как с вами работать стала, очень она мне тогда нравилась, страшная, конечно, но про дружбу, отвагу, честь, про то, что они важнее и сильнее страха, там гениально написано. Но не буду сейчас рассказывать, чтоб чистоту восприятия не нарушать.

– Ладно, – не стал настаивать вор, по опыту зная, если информация важная, Элька поведает ему непременно в свой срок, а сейчас, может, не хочет ребятишек еще сильнее запугивать.

Фин обратился к Гектору:

– Ты ничего добавить не хочешь?

– Чего добавлять-то, все так и есть про ужас и малышню, про то, что никто из взрослых ничего делать не хочет. Про бродяжек я только не знал, сам думал, чего давно их не видно. А насчет дома… я иногда раньше туда вечером прибегал. – Парень пожевал губу и честно объяснил: – От отца прятался, иногда даже всю ночь. А как все это началось, как-то раз пытался подойти, такой страх прошиб, что даже на крыльцо подняться не смог, бежал домой и думал, пусть лучше папашка уроет, но туда больше ни ногой. Вроде бы и не видел ничего, только будто дышал кто-то за дверью громко или сопел. А такой страх, я в жизни так не боялся, даже штаны мокрые были!

– Ха, думаешь, мы сухими оттуда вышли? – фыркнул Чакки, и что-то новое, не уважение, скорее приятие, появилось в поведении парнишки по отношению к мерзкому Гектору. Иногда признание в слабости вызывает куда большее уважение, чем похвальба бесстрашием.

– Что ж, значит, первым делом нам нужно осмотреть дом, – резюмировала Элька и попросила: – Проводите?

– Прям щас? – растерялись ребятишки, не ожидавшие такой скорости действий даже от героической группы поддержки.

– Зачем откладывать? Пора высиживать! – бодро объявила Элька.

Фин подтвердил слова подруги:

– Конечно, сейчас! Или почему-то нельзя?

– Можно, наверное. Дом, правда, заколочен, но ведь вы все равно войти сможете? – согласилась и одновременно спросила Лив.

– Конечно, чтобы я да не смог? – похлопал девочку по руке и вздернул нос вор, справедливо гордящийся своей уникальной способностью проникать везде и всюду, особенно туда, где его меньше всего ждут.