Саранча - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 39

Пацаны Валерия действительно появились при доме Лесько, а поскольку у них не было двухчасового совещания на предмет увеличения раскрываемости преступлений и сильно поддатого заявителя, который явился к Царькову с плачем об угнанном «Жигуле», то и появились они там на три часа раньше.

Визит принес неожиданные результаты. Муха не сомневался, что стреляли в Валерия по указанию Спиридона. Однако со слов ларечника вдруг выяснилось, что субъект, который закатился в квартиру к ничего не подозревающему Лесько, был солидный господин в пальто и добротной шапке и на местных отморозков не походил.

Еще более настораживало описание иномарки: она была черная и начальственная, и образовалась она у дома Лесько спустя полтора часа после того, как гости стали разъезжаться из церкви — большею частью именно на таких представительских иномарках. А ни Спиридона, ни его братков у церкви опять-таки не было.

И тут Лешка Муха внезапно сообразил то, что шефу его пришло в голову намного раньше: в том, что касается потенциальных следов, вчерашняя пальба выглядела куда более перспективной, чем убийство Нетушкина. Убийство Нетушкина готовилось профессионально, тщательно, киллер давно уже покинул город и никакими уликами с места преступления его не добудешь. Напротив — стрельба по московскому авторитету велась в страшной спешке и вдобавок кончилась конфузом и трупом киллера. Посредник был в летах, а не мальчик на побегушках, он явно не был привычен именно к таким ситуациям и все равно не растерялся, сумел удрать, у дома Лесько поставил тачку там, где ее никто внимательно не рассматривал…

Мент? Бывший военный? Эфесбешник? Лешка Муха принялся за методичные поиски, и к вечеру ему повезло. «Опель» Лесько нашли не где-нибудь, а на Новой Варварке — узкой, плохо заасфальтированной улице, змеившейся над крутым берегом Тары.

Улица кончалась тупиком, а метрах в пятидесяти внизу шла набережная. Местный бомж, собиравший бутылки у пристани, рассказал, что вчера вечером рядом с тропинкой, ведущей с Варварки к набережной, стояла черная иномарка с затененными стеклами.

Муха звякнул Валерию, и тот объявился через двадцать минут, закутанный по горло и какой-то слишком бледный.

Молча выслушал бомжа и задумчиво обозрел необъятную, уходящую вдаль ледяную реку, вмерзший в лед причал и протоптанную в снегу тропинку, взбегающую по заросшему деревьями склону к Варварке.

— Я подумал, хозяин в казино пошел, — сказал бомж про владельца черной иномарки. — Оно тут близко, казино-то.

Валерий внимательно глядел вверх. Парк, разбитый на крутом берегу Тары, был отгорожен от набережной черной чугунной решеткой, и тем, кто пользовался тропинкой, надо было через эту решеточку перелезать. Метрах в двадцати за деревьями тропинка как будто расширялась, Валерий углядел в переплетениях голых ветвей угол здания и зад грузовой фуры.

Валерий перелез через заборчик и побрел по тропинке вверх. В другое время Валерий через заборчик перепрыгнул бы, но сейчас ему вовсе не хотелось прыгать, а, наоборот, хотелось сесть куда-нибудь в тепло и заснуть. Валерий даже не обратил внимания, что он не перепрыгнул через заборчик, но Муха обратил и решил, что плечо у шефа должно болеть довольно сильно.

Поэтому Муха тоже через забор перелез, чтобы не колоть глаза шефу физическим превосходством, и пошел вслед за ним.

Тропинка быстро кончилась асфальтированным пятачком, примыкавшим к трехэтажному каменному особняку. Посреди пятачка разгружалась старенькая с жестяным кузовом «газель», и двое рабочих таскали ящики в раскрытый зев подвала. Над входом в подвал, на жестяном козырьке, была укреплена миниатюрная неподвижная телекамера.

Валерий и Муха подняли глаза и уставились на камеру, как кролики на удава.

Фасад заведения, чей черный вход так заинтересовал Валерия, находился на соседней улице Чкалова. Заведение носило название «Радуга», каковое слово и было гордо начертано неоновыми завитушками поперек шести разноцветных полукружий. Седьмой, желтый, цвет в радуге отсутствовал по причине неисправности в электропроводке. Чуть ниже значилось: ночной клуб. Сбоку от неоновой радуги тоже моргал глазок телекамеры.

Время было еще детское — на огражденной деревянным забором парадной стоянке сиротливо ютились два траченных молью джипа.

Внутри было прохладно и не людно. Игровые столы были, видимо, расположены где-то выше, а весь первый этаж был отдан под ресторан, устроенный довольно изящно для провинциального городка: стальные ребристые колонны взлетали далеко вверх, пол был отделан сероватым спокойным мрамором, и всю середину ресторана занимал круглый голубой бассейн с прозрачными стенками. Между крупных водорослей лениво плавала какая-то фауна, и в полуметре над бассейном укрепленный на стальных нержавеющих сваях поблескивал толстый стеклянный круг. Круг этот, собственно, и служил сценой.

На сцене тихо пела семнадцатилетняя девчушка с угловатым, не по-детски взрослым личиком. На девочке была грубая черная рубаха, белые джинсы и черные кеды с высокой подошвой. Видимо, девочке позволяли забавлять народ, пока не наступало время крутых гостей, коньяка «Белый аист» и стриптизерок.

Валерий молча разместился за столиком и подождал, пока к нему подкатится официант с большим кожаным меню.

— Чего желаете? — осведомился официант.

— Директора, — ответил Валерий.

Прошло минут пять или шесть — и к Валерию, неслышно отодвинув стул, подсел невзрачный сорокалетний кавказец в хорошо пошитом костюме.

— Чем могу служить? — спросил кавказец. Акцент выдавал в нем долго живущего в России азербайджанца.

— У тебя на заднем дворе стоит телекамера. Изображение записывается на пленку, так?

— Допустим, — осторожно сказал азер.

— Мне нужны пленки, которые были сняты вчера. С восьми до десяти часов.

— Можно узнать, какую организацию вы представляете? — спросил азер.

Вопрос был наверняка лишним. Вчерашнюю стрельбу показывали в новостях. Валерий вынул из внутреннего кармана пиджака пачку долларов в банковской упаковке.