Урожденный дворянин - Корнилов Антон - Страница 69

Рвущиеся через открытое окно в зал крики, выстрелы и рев пламени показались ему сладостной тишиной после того, как смолк невыносимый рев сирены.

В дверь просунулась белобрысая голова Снежка. За массивной его тушей слышался возбужденный ропот других трех телохранителей Ростислава Юлиевича.

– Скройтесь! – сорвался на них Елисеев. – Вам же было сказано: контролировать вход в дом! Быстро на позиции! А ты стой, Снежок! При мне будешь… Сиди здесь, охраняй пока девок…

Он ринулся обратно к балкону, но на полпути повернул обратно. Скакнув к своему дивану, бизнесмен упал на колени перед зеркальным столиком, на поверхности которого оставалась еще одна дорожка кокаина. Он похлопал по карманам халата и, не обнаружив своей трубочки, выругался и со скрипом проехался по столику лицом, втянув порошок непосредственно ноздрей. После чего, заметно успокоившись, устремился к балкону.

Первое, что он увидел: чуть поодаль от чудовищного костра, в который превратился автомобиль, прямо под балконом, лежал, судорожно суча ногами, тот самый мужик в камуфляже, который буквально минуту назад намеревался уложить Трегрея на землю. Пистолет мужика валялся в двух шагах, а камуфляжная его куртка с правой стороны потемнела от крови: между плечом и ключицей этого бойца чернели несколько пулевых пробоин, расположенных так близко, что они почти сливались – очередь, которую всадили в этого бойца, легла с поразительной кучностью.

– Он же их перебьет всех! – обратился Елисеев к Кардиналу. – Как такое может быть?!

– Вы сами только что кричали, что он – всемогущий Дракон, – коротко отметил Кардинал. Вцепившись руками в балконные перила, он напряженно смотрел вниз. Тело его словно сжалось, застыло, а глаза проворно скользили по двору туда-сюда. – Чему же вы тогда удивляетесь?

Ростислав Юлиевич как-то неуверенно хмыкнул. Он выглядел немного растерянным, но страха в его глазах не было.

– Действительно… Только он уж какой-то… слишком Дракон. А может, это твои бойцы обосрались, а? – неожиданно повысил он голос и сильно хлопнул Кардинала по плечу.

Тот дернул спиной.

– Нет, правда… – последняя мысль очень понравилась Елисееву. – Кто его знает, чем они там, в этих горячих точках занимались? Может, на блокпостах отсиживались? А?

Кардинал ничего не ответил.

– А чего темно-то так? – спохватился только сейчас Ростислав Юлиевич.

– Парень прожектор и почти все фонари пострелял, – сквозь зубы сказал Кардинал. – Я бы посоветовал звонить в город и вызывать отряд ОМОНа. Пока не поздно.

– Сдурел?! – воскликнул Ростислав Юлиевич и тут же схватился рукой за лицо. Из носа его пошла кровь. – Перестарался… – сдавленно и невнятно проговорил он, – с коко-джанго…

Швырнув в сторону полную горсть крови, Елисеев наскоро вытер лицо воротом халата и закричал:

– Ловите его! Стреляйте на поражение, но чтоб он у меня живым остался! Слышали приказ? Непременно живым!

Олег скользнул в темный угол между крайним и центральным строениями особняка. Оружия у него уже не было. Рожок автомата опустел, и «калашников» пришлось выбросить. Высоко подпрыгнув, парень растопырил в воздухе руки и ноги – и не приземлился обратно на землю, застрял между двумя стенами, сторонами угла. Затем, перебирая поочередно конечностями, стал по-паучьи взбираться все выше и выше. Сначала это получалось у него медленно, но с каждой секундой он двигался быстрее.

Достигнув уровня второго этажа, он остановился, замер.

Прямо под ним, озираясь и прикрывая друг друга, короткими перебежками, очень тихо пронеслись двое бойцов. Когда они скрылись за поворотом, Олег отвел одну ногу назад, напружинил тело… И прыгнул, сильно толкнувшись – на стилизованное под шпагу металлическое древко флага, косо торчащее вверх под окном.

Крепления, удерживающие рукоять «шпаги» на стене, скрежетнули, но выдержали, когда Трегрей уцепился за древко и, крутанувшись, забросил ноги на подоконник. Подтянувшись, он переместился на подоконник полностью – уселся на него. Только тогда он приподнял футболку и, насколько позволяли сумерки, осмотрел обильно кровоточащую рану на левом боку.

Пуля разорвала одежду, кожу и ткани, ударила в ребро и, скользнув по нему, вышла с другой стороны. Олег, стиснув зубы, ощупал поврежденное ребро. Кажется, не сломано, но трещина явно наличествует. Рана была не из тяжелых, скверно было лишь то, что сильно текла, никак не унимаясь, кровь. Трегрей стянул с себя футболку, разодрал ее на полосы и, связав их, плотно обмотал вокруг туловища, закрыв пулевые отверстия.

Он был порядочно вымотан. Голова его ощутимо кружилась. Очень хотелось есть, еще больше – пить. Трегрею никогда прежде не приходилось принимать участие в настоящих боевых действиях – если не считать, конечно, многочисленных полевых учений в Академии. На учениях было проще. Условные ранения не беспокоили болью, не высасывали жизнь. И всегда оставалась возможность, случайно получив более-менее тяжелую травму, отлучиться в лазарет.

Олег облизнул пересохшие губы. Разве он не знал о том, что тщательная подготовка – половина залога успеха любой военной операции? Разве его не учили этому? Конечно, нельзя было терять ни минуты, нужно было спешить, но фляжку с водой и кое-какие медикаменты он мог захватить. Хотя… разве можно было предположить, что его ждет здесь – такое?

«Надобно было предположить, – ответил сам себе Олег. – При здешней жизни всегда следует готовиться к наихудшему повороту событий… Вот – еще одна ошибка…»

Олег вдруг представил, как посмотрел бы на него, окровавленного, загнанного, словно уличный кот, на подоконник второго этажа, ректор Высшей имперской военной академии полковник Игнатий Рольф Кантор… Покачал бы укоризненно головой и сказал бы: «Самонадеянность – суть дважды глупость, курсант…»

Эта воображаемая сцена встряхнула его, придав сил.

– Практика – есть мерило истины, – тихонько проговорил Олег и заставил себя улыбнуться. – Впредь эти досадные ошибки будут учтены…

Теперь во дворе было очень тихо. Только трещала невидимая отсюда догоравшая «нива», да гудели встревоженные рабочие за пределами Чистого двора.

Повернувшись к окну и приложив ладони к вискам, Олег всмотрелся через стекло в комнату и определил, что она пуста.

Оторвавшись от окна, Олег попробовал ногой шпагу древка. Уже порядочно расшатанные крепления снова скрипнули, древко свободно двигалось в них, его сдерживали только металлические болты. Трегрей толкнул сильнее, потом резко ударил по древку подошвой кроссовки. Шпага дернулась книзу, повисла, еще больше высунувшись из креплений. Полностью поместив ноги на подоконнике, Олег ухватился за оконную раму, склонился – и одним сильным движением вырвал шпагу-древко из креплений. Сняв с клинка флаг, он прикинул шпагу в руке. Она была тяжела (все-таки не настоящее оружие, а кованое декоративное изделие), но на удивление неплохо сбалансирована. Видимо, мастеру был выдан некий приближенный к реальности образец и поставлено условие – изготовить так в точности. В конце концов, вполне в привычках хозяина этого дома – получать только самое наилучшее.

Теперь у него было оружие. На самом деле, гораздо более грозное, чем могло показаться. В Академии фехтование на всех видах холодного оружия, как и рукопашный бой, являлось одной из обязательных дисциплин. Полковник Кантор часто повторял: «Воину бессомненно надобно полагаться на его оружие. Но еще более – полагаться на самого себя, ибо воин сам по себе есть – оружие».

Олег переместился на подоконнике, готовясь своей шпагой отжать раму окна. И тотчас застыл в этом положении – на углу дома, под ним, остановились двое бойцов, не тех, что пробегали здесь парой минут раньше, других.

– Куда он делся-то? – тихо выговорил один из бойцов, невысокий, подвижный, все время оглядывавшийся по сторонам. – В сад не мог ускользнуть, там все освещено, садовников предупредили, они бы сообщили, если б увидели…

Второй боец, немолодой, хмурый и усатый, шевельнув карабином, висящим через плечо, прогудел: