Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич - Страница 60

Ты просто покончишь жизнь самоубийством, выбросившись из окна своего кабинета. Так будет лучше и для тебя, и для меня, и для твоей семьи, и для всех остальных.

Мерзкий звук, когда человеческое тело падает на камни с большой высоты.

«А ведь Вандерер даже не вскрикнул по дороге к земле. Возможно, он умер еще раньше, старик. Гадко, конечно, но так будет лучше для всех. И сделать это должен был я сам, лично».

За время, что я прожил в этом мире, мне пришлось убить многих, и защищаясь, и нападая самому. Но именно смерть Вандерера выглядела для меня как совершенное мною убийство, и на душе действительно было очень скверно.

«И все же прав был Коллайн, который на дух тебя не переносил, – думал я, когда мы возвращались. – Мне бы его умение разбираться в людях».

На следующий день после моего тайного визита в дом Вандерера мы снова встретились: я, Ворон и Амин, но теперь уже в одном из кабинетов императорского дворца. Весть о том, что герцог Вандерер покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна, разнеслась мгновенно, но осуждения в их глазах я не читал. Они могут себе его позволить, осуждение, люди, прошедшие со мной так много. Пусть они никогда и не выскажут его, но осудить меня имеют полное право.

Я вынул из стола свернутые в трубку бумажных листы, два здоровенных, тяжелых даже на вид, кошеля, и положил перед ними.

Оба они переглянулись, затем посмотрели на меня чуть ли не возмущенно, и Амин протянул:

– Командир!..

Когда-то я сам просил их так меня называть. Господи, как же это было давно…

– Так, парни, – начал я, вставая из-за стола. Хотя трудно назвать Ворона парнем, он старше меня, и ему уже далеко за сорок. Но разве в этом дело? – Уж не думаете ли вы, что я пытаюсь купить ваше молчание? Нет, на самом деле все далеко не так. Это, – и я посмотрел на лежавшие перед ними кошели с золотом и указы о присвоении дворянства, – моя благодарность за то, что вы пошли за мной, даже не спрашивая куда и зачем. Пошли, не оговаривая плату за риск, не требуя гарантий того, что в случае неприятностей я прикрою вас своим именем. Просто пошли со мной, и все…

Парни из Доренса вернулись из Агнальских гор примерно через месяц после этих событий. Они привезли весть о том, что все обитатели Стелом Хейста уничтожены, а сам замок полностью разрушен. Еще они привезли с собой забальзамированное тело Эриха Горднера, погибшего при штурме замка, чтобы похоронить его на доренсийском кладбище.

«Достойная смерть, – размышлял я, глядя на то, как тело Эриха опускается в могилу. Горднер, по рассказам диверов, сделал то, чему все время учил своих учеников, – пожертвовал собой, чтобы спасти нескольких из них. – И все же зря я тебя отпустил…»

Самое странное во всей этой истории было то, что мне так и не удалось выяснить личность человека, чье лицо показалось мне знакомым среди тех, кого, приходя в сознание, я видел вокруг себя. Кого бы я ни спрашивал: кто мог находиться тогда у моей постели, люди пожимали плечами, перечисляли поименно, но все безрезультатно. И даже Коллайн не смог узнать ничего, когда я попросил его о помощи в розыске.

Странно, я ведь определенно видел его раньше, его лицо было хорошо мне знакомым, но я так и не мог вспомнить, кто именно это был. Хотя, может быть, этот человек являлся частью моего бреда, вызванного ядом в ранах?

Глава 26

Тайна для двоих

Я задумался, пытаясь найти ответ на неразрешимый вопрос: почему денег не хватает всегда, сколько бы их ни было? Ладно, когда идет война, там не до положительного баланса между приходами и расходами. Ладно, послевоенное время, когда экономика все еще переживает ее последствия. Но Империя не воевала уже добрый десяток лет, даже пограничных конфликтов не было. Нет, есть в этом мире вещи, моему уму непостижимые.

Эх, плюнуть бы на все, собрать своих верных и проверенных людей и махнуть с ними в вардовские степи. Вот где раздолье! И дормона вардов, Тотайшана, я давно уже не видел, года два, наверное, прошло со времени его последнего визита в Дрондер. Но в ближайшее время точно не получится.

В отворившуюся дверь вошли дети, мои дети, все трое. Ну какие же они теперь дети? Сегодня им всем исполнилось шестнадцать лет, они в один день родились, и по этому случаю вечером в императорском дворце будет грандиозный бал, а затем, когда окончательно стемнеет, – грандиозный салют. Салютом теперь уже никого сильно и не удивишь, даже таким, какой он будет на этот раз, они происходят теперь ежегодно. Но есть у меня, есть, чем и Янианну поразить, и приглашенных гостей. Да так поразить, что я заранее предвкушаю их изумление и восхищение. А уж гостей будет!..

И с сопредельных держав приглашены. Великий герцог Эйсен-Гермсайдра Жюстин Эйсен, например, со своей супругой. И даже скардарский дерториер Иджин дир Пьетроссо почтит нас своим вниманием. Он уже на пути из Гроугента в столицу, с минуты на минуту должен прибыть, так что в самом скором времени пойду его встречать.

Заодно уж и призову его к ответу за одно да-а-авнее письмо. Когда я в последний раз сам был в Скардаре, он мне так голову задурил, что и вспомнил-то я о своем намерении уже на обратном пути в Империю. Нет, сегодня конечно же призывать к ответу его не буду, чего уж тут, сразу с дороги, я же не зверь какой-то, а вот где-то через недельку… На шпагах… На шпагах он почти всегда мне проигрывал, и вряд ли что-то могло измениться. И обязательно Янианну приглашу посмотреть, как я его под орех разделаю. А то взяла себе моду раз за разом повторять:

– Ах, ну что же он тогда не смог решиться! Ведь все могло бы сложиться и по-другому!

За прошедшие десять лет такое раза два точно было…

Я встал и пошел навстречу моим детям, вспомнив свои переживания по поводу давнего ранения в ногу. Все зажило отлично, осталась только легкая хромота. Почти незаметная, которая, как я надеюсь, только придает моей походке еще большую мужественность. Правда, сальто я крутить не могу, так я его и десять лет назад крутить не мог, и двадцать.

Нет, ну какие же теперь они дети!

Яна – потрясающая красавица, вся в мать. Такие же огромные глаза изумрудного цвета, так и брызжущие гневными искрами, когда сердится. Такая же стройная фигурка, правда, она выше своей матери чуть ли не на полголовы. А вот нос у нее мой, определенно мой, и кто скажет иначе – сам без него останется.

Бедные, бедные кавалеры, она же вертит ими как хочет! Все эти придворные воздыхатели давно бы друг друга на дуэлях перебили из-за одного только ее благосклонного взгляда, если бы не сама Яна. Узнав о том, что один из них, пытаясь произвести на нее впечатление, затеял дуэль, она устроила ему такое!.. Этот несчастный претендент на место в ее сердце и сам уже не рад был пришедшей ему в голову глупой мысли. Клянусь, после такого я как минимум эмигрировал бы на другой конец света. Очень неглупая девочка, я всего лишь один раз поговорил с ней на тему дуэлей, и этого стало более чем достаточно.

Однажды, не на шутку прогневавшись, я пригрозил отдать Яну замуж за сына короля Лаверны, благо что отношения с этим королевством довольно натянутые. Ну а как еще решать подобные проблемы, если не таким образом? Должен признать, что вид у меня в тот момент был очень убедительный, – когда необходимо, я могу принять его в разговоре что с ней, что с ее матерью.

По крайней мере, в глазах у меня не написано, что они могут веревки из меня вить и узелками их завязывать, что как нельзя более соответствует действительности, и к дочери сие относится даже больше. Так вот, Яна не стала надувать губки, биться в истерике или вообще грозить, что в таком случае мы с матерью никогда уже ее не увидим. И вообще никто больше не увидит. Выслушала, кивнула головой и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

И только через неделю, застав меня наедине, затеяла разговор.

– Папа, я хочу с тобой серьезно поговорить, – начала она, скромно усевшись на самый краешек стула. – Вернее, попросить тебя. Нет, не так, мне хотелось бы, чтобы ты пообещал мне одну вещь.