Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич - Страница 33

Когда взрыв, обрушивший с края ущелья на крепость настоящий камнепад, утих и пыль, заволокшая ущелье по всей ширине, немного развеялась, вперед пошли егеря фер Энстуа.

По сути, штурма крепости и не было, слишком уж ошеломлены были оставшиеся в живых ее защитники. Да и само укрепление теперь являло собой жалкое зрелище, со сметенной огромными валунами частью стены и обрушившейся почти до основания одной из двух башен.

Дорога не пострадала, и лишь в нескольких местах пришлось освободить ее от загораживающих проезд камней. Один из них убрать не получилось, настолько он оказался велик, но преодолеть этот участок нам все же удалось. Правда, пришлось выпрячь лошадей из упряжек гатлингов, а сами пулеметы и повозки, на которых они транспортировались при марше, переносить на руках.

– Отличный подарок его величеству королю Готому, – заметил граф фер Дисса, бросая на развалины крепости прощальный взгляд.

При выходе из ущелья наши с Тотайшаном пути разошлись. Он, как и было условлено, отправился на север, а я со своими людьми взял направление на Трондент, один из крупнейших городов Империи на ее западной окраине.

В Тронденте меня ждали две новости. Новости оказались такими, какими им и положено быть: одна хорошая и одна плохая. И я очень порадовался бы первой, если бы не вторая.

В первом письме от Анри Коллайна, переданном мне начальником гарнизона Трондента, было сообщение о применении морских мин против флота Абдальяра. Очень удачном применении – вражеский флот понес чувствительные потери, даже лишившись одного из своих флагманов – восьмидесятисемипушечного линейного корабля, переломившегося пополам и затонувшего. И это еще помимо трех фрегатов, два из которых уже точно не смогут принять участие в дальнейшей войне. Подробностей операции в письме не было, разве что Анри сообщил, что с нашей стороны потерь нет.

Все еще радуясь и даже приняв решение задержаться на день в Тронденте, чтобы отпраздновать это событие, я вскрыл второе письмо. Прочитав первые его строки, я почувствовал, как почти праздничное настроение стремительно рухнуло вниз. Во втором донесении все тот же Коллайн писал, что барон Эрих Горднер попал в плен.

Как мы ни торопились, дорога в Сверендер заняла почти неделю. Отставших не ждали, дорог был каждый час. И дело было даже не в том, что Горднер слишком много знал для того, чтобы попасться в руки врага. Эрих был мне очень дорог как человек. Именно его я всегда считал своим наставником, он был тем, кто дал мне так много и чьим мнением я так дорожил. Дорожил настолько, что в иных ситуациях порой даже думал, как бы он сам поступил на моем месте.

Кроме того, зная его характер, я мог предположить, что он предпочтет уйти из жизни добровольно, чем открыть все то, что ему известно. Оставалась слабая надежда на то, что он попался не как Эрих Горднер, а как простой исполнитель. В Сверендере она развеялась полностью – его взяли именно как барона Горднера.

Теперь даже поздравления с блестящей морской операцией в бухте Триниаль, сыпавшиеся на меня со всех сторон в ставке герцога Ониойского, не вызывали ничего, кроме вымученной улыбки.

«Артуа, – убеждал себя я, – идет война, и потери неизбежны. В войне потери даже запланированы. Так что же тебя так гнетет?»

По большому счету, я никогда не считал Горднера другом. Таким, например, как Анри Коллайн или Фред фер Груенуа, слишком уж мы были разными. Но в том, что я сейчас имею, есть и его огромная заслуга. Я до сих пор помню слова Горднера, сказанные им однажды:

– Артуа, есть люди, ищущие опасность в каждой возможности, и есть люди, ищущие возможность в каждой опасности. И ты должен решить сам, каким именно будешь. Потому что третьего не дано.

И дело даже не в моем освобождении после того, как меня пленили в Варентере, а ведь тогда я уже свыкся с мыслью о том, что не стану разменной фигурой в руках короля Готома или великолепным источником информации, и избежать этого можно было только одним способом. Тем, который сейчас мог применить сам Эрих. Если уже не применил.

Тогдашняя операция по моему освобождению была проведена им блестяще. Горднер со своими людьми сумел опередить конвой и ждал его, устроив засаду в подходящем для этого местечке: мосток, перекинутый через неширокую, но с крутыми берегами речку, и чуть ли не сразу за ним – резкий поворот дороги с подходящим к самой обочине густым лесом.

– Сложность была только в одном, – рассказывал после Горднер, – чтобы вытащить тебя из кареты до того момента, как твои конвоиры, поняв, что на конвой напали, исполнили бы приказ короля Готома.

В этом мы с ним сошлись единодушно: такой приказ был. И хвала Создателю, что у Эриха все получилось. Подумаешь, пару дней после своего освобождения перед глазами плыли цветные круги, как будто бы на сварку насмотрелся, и переспрашивал вопрос каждый раз, когда мне его задавали.

Все события, по рассказу самого Горднера, происходили следующим образом. После того как меня извлекли из кареты, последовал взрыв моста, отрезавший большую часть конвоя, следовавшего позади. А те конвойные, которые к тому времени уже скрылись за поворотом дороги, получили свое при помощи динамита, когда попыталась отреагировать на происходящее.

Ну а потом была бешеная скачка по лесу, когда я прижал голову к холке лошади, потому что некоторое время не мог видеть вообще ничего, а значит, у меня не получилось бы ее уберечь от какой-нибудь ветки…

Дом, расположенный почти на самой окраине Сверендера, где находилась база парней из Доренса, представлял собой двухэтажный каменный особняк, к слову, ужасно запущенный. Что немудрено, женщин там не было ни одной. Но располагался он удобно, подъезды к нему были скрытными, а невдалеке протекала впадающая в Сверен небольшая речушка Тоза.

Я прибыл туда в сопровождении нескольких своих людей, среди которых не оказалось ни Проухва, ни Шлона. Иначе какой был бы смысл выдавать себя за торговца средней руки, если мою личность легко было бы установить при мимолетном взгляде на моих сопровождающих: таких «габаритных» людей, как они, в Империи чуть ли не считаные единицы.

В доме меня поджидал Анри Коллайн, прибывший еще накануне.

О подробностях пленения Горднера я уже знал. Его с несколькими его людьми взяли на каком-то захудалом постоялом дворе посреди ночи.

– Господин барон непременно ушел бы, если бы не сломал ногу, выпрыгивая из окна, – рассказывал один из спасшихся, которому, кстати, сам барон и приказал бежать, чтобы доложить о случившемся. Остальные остались с Горднером, но спасти его так и не смогли, слишком уж много людей участвовало в захвате.

Это была именно операция по его захвату, в этом можно даже не сомневаться. А вот как их выследили, до сих пор оставалось тайной.

Человек, принесший эту весть, выглядел виноватым. Вероятно, он полагал: все считают, он бросил барона, спасаясь сам, а теперь нашел предлог для оправдания своей трусости. Вполне возможно, что это и так, хотя сомневаюсь, уж очень любили Горднера его питомцы из Доренса, чуть ли не боготворили. Но теперь всю правду можно узнать только от самого барона. Только вот как это сделать?

Все присутствующие в доме уселись за длинным почти пустым столом. Торжественного ужина не предвиделось, а вот говорить всем нам придется много.

– Господина барона держат в Чуинстоке, – рассказывал один из сидящих за столом, человек, известный всем как Угорь. Клички в Доренсе имели все, там вообще не пользовались именами, данными от рождения. – Это замок, расположенный на острове посреди озера, даже на вид очень мрачный. К нему ведет единственный разводной мост. Охраняется Чуинсток тщательно, стены очень высоки.

Помолчав, он добавил:

– Не представляю даже, как можно попасть туда незамеченным.

Угорь – человек, подающий большие надежды, я давно держал его на примете. Нужно будет обязательно поинтересоваться, как он узнал местонахождение Горднера, ведь наверняка это большой секрет.

Когда закончится война, заберу его к себе. Любитель я лучших вокруг себя держать. Может быть, потому, что в каждом из них есть то, чего мне самому не хватает.