Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 75

– Сколько их? – спросил Баров.

Один из дежурных поднял два пальца и показал сначала на мертвеца, а потом на дверь. Баров подошел к пульту и несколько секунд изучал его схему, а потом щелкнул тумблером, устанавливая максимальное давление в сепараторе.

– Что вы делаете? – испуганно спросил Карневич.

Баров щелкнул еще несколькими переключателями.

– Мой завод, – сказал Баров, – что хочу, то и делаю.

Положил автомат на стол и, пододвинув белый крупный телефон, начал накручивать номер. Сотовый Рыдника не отзывался. Сотовый губератора был занят.

Данила набрал третий телефон.

– Майор? – сказал Данила, – это Баров. Слушай меня внимательно и не бросай трубку. Тут тебе подвалила работа по профилю. Кесаревский НПЗ захвачен террористами. Их не меньше семидесяти. Они готовили операцию несколько месяцев. Ты меня слышишь?

– Да, – сказал Яковенко.

– Пункт первый, – сказал Баров, – немедленно прекратить подачу нефти на завод. Пункт второй – надо взорвать хранилища сырой нефти. Это сделает любой тандемный или кумулятивный заряд. Бьешь в верх резервуара, где скопились бензиновые пары, и результат гарантирован.

– Это значит взорвать весь завод?

– Нет. Кесаревский нефтеперерабатывающий построен по старой советской схеме. Он построен так, чтобы уцелеть даже при близком ядерном взрыве. Он занимает впятеро большую площадь, чем аналогичный завод на Западе, и за счет этого он не горит, как завод на Западе. Взрыв нефтехранилищ – это просто пожар в нефтехранилищах.

– Даже если его никто не тушит?

– Придется рискнуть, – сказал Баров, – Да. Самое главное. Кто бы ни был во главе этих террористов, это профессиональный нефтехимик. Он знает, что такое нефтепереработка. Какие бы требования он ни выдвинул, он не собирается взрывать завод. Он собирается отравить весь город. Он…

Одиночный выстрел раздался раньше, чем на пороге возник человек в новеньком камуфляже и зеленой головной повязке. Телефон на столе взорвался веером пластмассовых осколков. Из проема двери в глаза Барову глядел черный зрачок ствола.

Баров стоял, растерянно сжимая трубку с болтающимся проводом. Автомат, который Баров положил на стол перед собой, вдруг оказался самой бесполезной вещью на свете.

Чеченец сделал несколько шагов вперед и ударил его носком ботинка чуть ниже коленной чашечки. Баров сложился пополам, как карточный домик. В дверь вбежали еще двое чеченцев, и Карневич упал раньше, чем они его ударили.

– Пошли.

Барова вытолкнули на улицу. Падающий снег все так же серебрился в конусе фар грузовичка, и в пяти метрах неслышно работал еще один автомобиль. Как ни странно, это был черный бронированный «Мерседес» Барова. Под переплетением серебряных труб стоял Дани, и перед ним на коленях – худощавый седоволосый чеченец с глазами цвета вакуума и высокими татарскими скулами. «Узи» в правой руке Дани упирался чеченцу в висок. В левой руке Дани держал черную коробочку взрывателя с длинным серебристым усом антенны. Видимо, он прихватил ее у одного из покойников.

Баров почувствовал, что кровь в его жилах сворачивается, как несвежее молоко на огне. Чужая жесткая рука толкнула его так, что он упал на колени, и тут же сзади ему наступили на щиколотку, фиксируя позу. Губы Дани шевельнулись:

– Им ата ло мешахрер ото, ани орэг тамефакед шельха.

– Он говорит, что если ты меня не отпустишь, он убьет твоего командира, – перевел Баров чеченцу, стоявшему у него за спиной.

– Наш командир – Аллах, – отозвался Халид, – а в меня пусть стреляет.

Баров отдал негромкое приказание на иврите.

Дани, вместо того чтобы выстрелить в затылок Халиду, нажал кнопку радиовзрывателя.

За секунду перед тем, как палец Дани замкнул контакты, чеченец, сидевший в бронированном «Мерсе» Барова, утопил в панели клавишу, приводящую в действие установленный в багажнике «Персей», и в широкой полосе от двадцати до двух тысяч мегагерц в эфир начал излучаться сигнал, блокирующий работу любого радиовзрывателя.

Халид боднул Дани затылком в живот и мгновенно извернулся, перехватывая «узи». Сзади Барова кашлянуло два выстрела, Дани дернулся, из груди его взбрызнул фонтанчик крови.

Халид встал. Баров по-прежнему стоял на коленях, сцепив руки за затылком. Ствол, из которого застрелили Дани, снова упирался ему в висок. Халид подошел к «Мерсу» и рывком поднял багажник. Там лежала канистра с жидкостью для мойки стекол и сероватый ящик, размером чуть побольше старого кассетного видеомагнитофона. На торце ящика горели четыре зеленых огонька.

Халид несколько секунд глядел то в багажник «Мерса», то на двадцатипятикилограммовый ящик с тротилом. Потом рывком захлопнул багажник и подошел к Барову.

– Ты чертовски полезные штучки возишь с собой, коммерсант, – сказал Халид. – Никогда не думал, что мы встретимся до Дня Воскресения. Ты меня узнаешь?

– Да.

Комбат Синицын курил, сидя на бетонной балке у блокпоста, и смотрел, как чеченцы грузят в «уазик» труп.

Настроение у комбата было премерзкое.

Несмотря на непрестанные заверения, что в Чечню будут посылать только «дедов», половина солдат Синицына состояла из необстрелянных первогодков, предыдущую службу отбывавших на строительстве генеральских дач. Первогодки вели себя как дети и гибли как мухи.

Накануне ночью один из таких героев пошел в село менять патроны на водку, да подорвался на мине в сотне метров от блок-поста. В часть его притащили с кровавым мослом вместо ступни.

Допрашивал солдата дальневосточный чекист, подполковник Рыдник, заявившийся в лагерь три дня назад. Узнав, куда направлялся солдат, чекист заподозрил неладное и отправился в село вместо первогодка, прихватив с собой двух контрактников, полный лифчик гранат и снайперку. Подполковник искал пленного для обмена: у кого-то в его городе украли девочку. Вернулся, принес три уха на веревочке, а пленного не принес.

Уши подполковник отнес показать солдату и сказал, что ему повезло.

– На соседнем посту тоже такой коммерсант нашелся, – сказал чекист, – пошел меняться. На следующий день его в ведре на заставу подкинули.

Теперь чекист сидел вместе с комбатом и смотрел, как на дорогу садится Ми-8, прилетевший из Моздока. Он сидел, подогнув одну ногу под другую, и время от времени отхлебывал из пластмассовой фляги воду с разведенным в ней порошком. Комбат сначала думал, что порошок этот – секретный для чекистов. Оказалось, иностранный для спортсменов, с сахаром и витаминами. Чекист привез с собой десять банок порошка и все раздал.

Подполковник комбату нравился, не то что прежние. Прежние заехали на блок-пост неделю назад, покрутились, произнесли длинную речь о любви к родине и улетели.

Предварительно внесли свою лепту в дело укрепления законности и правопорядка, выгрузив из вертолета целую стопку портретов полевого командира Халида Хасаева с надписью: «Разыскивается милицией». Теперь один такой портрет украшал блок-пост, а другие солдаты использовали, когда бегали в дощатый сортир.

– Этот Хасаев, я слыхал, он московский бандит? – спросил Синицын.

– Не московский, – ответил чекист. – Пить хочешь?

Вертолет сел, и из него на дорогу стали выпрыгивать серо-зеленые фигурки. Вода во фляге, несмотря на заграничный порошок, отдавала нефтью. В этих местах все отдавало нефтью: и земля, и война.

Рыдник помахал рукой одной из фигурок, и Синицын понял, что нашествие дальневосточных чекистов на его батальон будет продолжаться. А потом из вертолета выпрыгнул еще один человек в камуфляже и с мешком за плечами, и подполковник чуть не выронил флягу. Вскочил и бросился к вертолету.

– Данила, ты что на хрен здесь делаешь?

– Данила, ты что, охренел? Что ты забыл здесь?