Бандит - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 19

Валерий вошел в подъезд и поднялся на пятый этаж. Дверь квартиры была прочная, сейфовая, с черной дерматиновой обивкой и стальными стержнями, которые, как известно, уходят сбоку и сверху в стальные же ребра проема. Валерий подумал и бесшумно поднялся выше. Лестница кончалась через два пролета, дальше – чердак. В люке болтался висячий замок, но, когда Валера подергал его, оказалось, что чердак, собственно, не заперт, замок только продет в ушки двери. Валера, осторожно озираясь, прошел на чердак и осмотрелся. Лунный свет лился сквозь щели в забитых оконцах. Чердак был пуст, как мозги дебила: не было в нем ни бомжей, ни залетной компании, и даже привокзальная проститутка, несмотря на близость трех вокзалов, не избрала его для свидания с клиентом.

Валерий вылез на крышу через слуховое окошко, подошел к самому краю облупившейся железной кровли и посмотрел вниз. Ему, в общем-то, повезло. Весь ряд балконов, по которому предстояло спускаться, не торчал на виду случайных прохожих и зевак, озаренный луной. Напротив того: балконы располагались в нише над подворотней,, зажатые с обеих сторон стенами, и вдобавок по краешку стены, слева, проходила водопроводная труба, широкое ее лоно не то чтобы совсем укрывало спускающегося человека, но все же загораживало его по крайней мере от торцевых окон противолежащего трехэтажного особнячка. Валерий расстегнул свой верный ремень, зацепил его за край крыши и осторожно спустился на первый балкон, стараясь держаться в тени трубы.

Второй балкон был едва освещен и задернут красными занавесями, за которыми слышались довольно громкие вздохи любовного соития. Следующим балконом был как раз тот, который нужен Валерию. Валерий сразу увидел, что повезло ему необыкновенно: балкон был загроможден всяким хламом. Стоял даже рассроченный холодильник. Балконная дверь была заперта наглухо, но форточка над окном была приоткрыта. Валерий встал на холодильник, осторожно открыл форточку пошире и всунул голову внутрь. Дверь в коридор была закрыта, и в кухне никого не было. Задняя стена кухни пропадала в темноте, из которой поблескивали на Валерия ручка холодильника и плоский, как лицо китайца, циферблат настенных часов. Фосфоресцирующие их стрелки показывали одиннадцать тридцать. На подоконнике останкинской телебашней громоздились грязные тарелки.

Валера выудил из кармана леску с толстым рыболовным крючком четырнадцатого размера, спустил ее вниз и подцепил нижний шпингалет. Верхнюю задвижку он открыл просто рукой.

Дальше предстояло самое трудное. Двойная рама открывалась внутрь, и при попытке распахнуть ее должны были полететь на пол тарелки, громыхая лучше самой фирменной сигнализации.

Валерий попытался приоткрыть раму, но вовремя замер: тарелки угрожающе звякнули и накренились.

Валерий подумал и поднялся на балкон повыше. Свет там горел уже ярче, а стоны любви сменились громкой семейной ссорой.

Память не подвела Валерия: в углу балкона стояла черная помпа – вещь нужнейшая в доме старой постройки, где витиеватые коммуникации, проложенные советскими инженерами в рамках освоения курса неэвклидовой геометрии, капризны, как оперные примадонны.

Валерий подхватил помпу с длинной метровой ручкой. Оставалось лишь надеяться, что супружеская чета внизу не перейдет от выяснения отношений к прокачке унитаза.

Через минуту он уже вновь стоял на подоконнике бандитской квартиры, просунувшись как можно дальше в форточку и осторожно прижимая резиновый колпак к поверхности грязной тарелки. Наконец посуда пристала к присоске, и Валерий осторожно вытянул тарелки через форточку – сначала первую, а потом и остальные.

После этого он растворил раму и тихо пролез внутрь.

Кухня была основательно, всмятку, грязной – на полу лежали несвежие трусы вперемешку с непонятного происхождения барахлом, и на новых югославских шкафчиках громоздились ресторанные бачки, немытые вилки и необъеденные куриные кости.

Валерий прокрался до кухонной двери и осторожно повернул ручку. За дверью начиналась узкая и темная прихожая.

И тут Валерий услышал то, чего не было слышно раньше – звук льющейся в ванной воды. Рыжий не лег спать. Он мылся.

Валера молча выскользнул из кухни и стал у двери ванной. Прошла минута, другая, третья. Шум воды утих, кто-то зафыркал, утираясь полотенцем. Послышался веселый свист, потом – журчание спускаемого бачка. Дверь растворилась, и Рыжий вышел из ванной. Он выглядел не так импозантно, как вчера, в своем однобортном костюме.

Бандит был криволап, жирен и совершенно гол, если не считать полотенца, которым Рыжий, покашливая, растирал загривок, – все-таки он простыл!

Валерий зацепил полотенце и, не очень торопясь, замотал его вокруг шеи Рыжего. Тот изумленно хрюкнул и обернулся. Валерий ударил его коленом в пах. Ноги Рыжего подогнулись, и он повис на полотенце, как выстиранные плавки на бельевой веревке.

Валерий опустил Рыжего на пол, сел сверху и начал неспешно затягивать полотенце.

Рыжий гукал и отбивался. С таким же успехом – мидия отбивается от ныряльщика. Глаза его выпучились и налились красным, как рябина после заморозка.

Наконец Рыжий кончил гукать и только сучил ногами. Валера осторожно ослабил полотенце, убедился, что Рыжий не совсем мертв, и потащил его в гостиную. Там он сунул Рыжего в кресло, нашарил в шкафу несколько свежих рубашек и, разодрав их на части, аккуратно привязал бандита к креслу.

Валерий огляделся. Однокомнатная квартира Рыжего выглядела не особенно шикарно: новый, но дешевый ковер во весь пол, старый сервант, за пыльными стеклами которого виднелось несколько рюмок с отбитыми ножками, японский телевизор с видеомагнитофоном, электрогитара, да не очень уместное бюро начала века с пузатыми бронзовыми ножками и прихотливыми замками. В углу стояла бескрайняя, как приволжская степь, кровать-сексодром, и рядом с ней – несколько ящиков с импортными наклейками – то ли Рыжий увел где-то гуманитарную помощь, то ли поимел с какого-то предпринимателя налог натурой. На кровать был брошен открытый пустой «дипломат», а на столике перед телевизором, рядом с пустой чайной чашкой, стояла бутылка коньяку и банка малинового варенья.

Валерий подошел к бюро и стал вытаскивать ящички один за другим.

Рыжий был не очень опасливым человеком: в бюро лежали несколько конвертов с «зелеными», а в соседнем ящике валялся разряженный «ТТ».

Валерий бросил деньги в «дипломат», а «ТТ» засунул к себе в карман. Туда же, в «дипломат», отправились две записные книжки Рыжего, извлеченные из ящика стола и из заднего кармана брошенных на ковер брюк, а толстую связку ключей Валерий забрал себе.

После этого Валерий приступил к тщательному досмотру комнаты.

То, что он искал, оказалось запрятанным в пол под самым порогом комнаты, прикрытым ковром. Вынув паркетину, Валерий увидел небольшой, ясно заграничного происхождения ящичек с протянутым к нему толстым проводом.

Маленький ключ с малопонятной надписью «Abbie», лежавший в одном из ящиков бюро, открыл мини-сейф без труда. Валерий вытащил оттуда толстую пачку баксов и два паспорта: советский и дипломатический заграничный. Оба паспорта были на имя Аркадия Адамовича Середничего. Фотографии в обоих паспортах изображали Рыжего. Валерий подумал, что и «капуста», и обе ксивы припасены на случай внезапного бегства. Можно было ставить десять против одного, что Шерхан об этом резервном фонде оповещен не был.

Кроме того, в тайнике лежал оранжевый заграничный конверт с пупырчатой подкладкой, доверху набитый бумагами. Бумаги были в основном подлинники или ксероксы контрактов.

Это немного удивило Валерия: по правде говоря, он ожидал найти в тайнике травку или колеса, какой-нибудь заграничный наркотик в крайнем случае, но не бумажки, которые секретарши подшивают в дело.

На одном из контрактов красовались подпись «V. Mikhajski» и квадратная заводская печать. «Эге-ге, – пронеслось в голове у Валерия, – уж не тот ли это Михайский, которым он стращал Сашку?» Контракт был на английском, а с английским языком Валерий был на «вы». А может, и не на английском. Может, на немецком.