Бандит - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 17

– Тянул, – сказал Валерий, – и еще потяну. – Ладно, замнем для ясности. Ты чего с этим жмуриком сидишь?

– Ужинаю.

– А я слыхал, тебе бабки нужны.

– Бабки всем нужны, даже канарейке на корм.

– И что он, дает тебе ссуду-то?

– Да.

Шерхан закрыл глаза.

– А я вот захочу – и не даст, – сообщил Шерхан.

Валерий молча усмехнулся.

– Ты зубы-то не скаль, – сказал Шерхан, – сколько ты у него просишь?

– Вот налоговая инспекция придет – ей скажу.

Шерхан усмехнулся.

– Вовчик, позови-ка этого бизнесмена, – приказал он.

Вовчик – молодой парень с перебитым носом и в рубашке а-ля какаду – поднялся из-за стола и, растолкав танцующих, подошел к Юрию Сергеевичу. Что-то он ему проворковал на ухо – неизвестно что, но Юрий Сергеевич покорно встал и пошел за Вовчиком.

– У тебя пацан на сколько ссуду просит? – задал вопрос Шерхан, когда Юрий Сергеевич предстал перед его особой.

– Сорок тысяч долларов.

– Срок погашения?

– Три месяца.

– Проценты?

– Тридцать пять годовых.

– Много, – сказал Шерхан, – грабишь людей, буржуй. Ну да ладно. Иди кушай. Вон, тебе горячее принесли.

На лице Иванцова ничего было нельзя прочесть, как на отмокшей в воде водочной наклейке. Он молча подергал бровями, развернулся и пошел обратно к своему столику. – Выйдем и поговорим, – сказал Шерхан.

– Выйти можно, – согласился Валерий.

Один из людей Шерхана поднялся и прошел вправо, мимо почтительно раздвинувшихся официантов. Валерий последовал за ним. Уже сделав шаг в коридор, он сообразил, что бандиты двинулись не к общему выходу, у которого стоял швейцар в галунах и куда ежеминутно подъезжали длинные и дорогие тачки, сверкающие в свете фонарей, а к какой-то служебной дырке – лазу в темный, укрытый навесом двор, где одиноко грустили три привилегированные машины. В одной из них Валерий узнал вчерашний «Вольво» Рыжего. Ворота со двора открывались в неоглядную асфальтовую даль, и где-то справа то вспыхивал, то гас желтый мигающий светофор.

Валерий вышел и тут же стал спиной к облупившейся желтой стене здания. Слева, из-за орешеченного окна кухни, доносился шум посудомойки и треск жарящейся картошки, у выезда из двора одиноко блестели в лунном свете сметенные к тротуару осколки фары.

Бандиты обступили Валерия полукругом. Теперь их было уже не шесть, а десять, – они откуда-то высыпали, как комары в летнюю ночь. Шерхан стоял впереди, сзади маячила продолговатая, как телефонная трубка, рожа Рыжего. Валерия неприятно задело то, что Шерхан вышел во двор, нянча в руках стеклянную пивную кружку, и теперь стоял, улыбаясь и время от времени прикладываясь к кружке. Кружка была длинная, как нога манекенщицы. Огромный кулак Шерхана охватывал ее целиком.

– Чего ждем? – сказал, ухмыляясь, один из бандитов, тот самый, который сопровождал Рыжего в первой поездке.

Шерхан предостерегающе поднял руку.

– У меня к тебе предложение, парень, – сказал Шерхан, взмахнув кружкой.

– Я тебе дам ссуду. Восемьдесят кусков. И под шесть процентов. А?

– Нет, – сказал Валерий.

– Чего ж так? – Не стоит сазану брать ссуду у щуки.

– Придушить его надо, – зашипел Рыжий, суетливо выскакивая вперед.

– Придуши, – вдруг сказал Шерхан.

Рыжий сунул руку в карман, выхватывая пистолет. В следующую секунду волосатая лапа Шерхана резко опустилась на его запястье и выдернула ствол. – Ты сказал придушить, а не пристрелить, – заметил Шерхан, – менты, они, знаешь, на выстрелы сбегаются, как к артисту за автографом…

Рыжий отчаянно оглянулся. Валерий шагнул к нему. Рыжий поспешно отступил. Сзади издевательски засмеялись.

– Не хочет Рыжий драться с мороженщиком, – прокомментировал Шерхан.

Валерий стоял, несколько оторопев. Он полагал так, что сейчас его будут мочить. Но нет – видно, у Шерхана были какие-то свои игры, и в эту ночь он играл против своих… Броситься на Рыжего? Хозяин, видимо, его не любит, но если Сазан на глазах всей банды свернет Рыжему шею, то тут уж дерьма не оберешься…

– Так кто будет смелый? – сказал Шерхан.

Боевики переминались с ноги на ногу.

Видно было, что одолеть пяток палаточни-ков казалось им легче, чем справиться с одним Нестеренко…

«Неужели пронесло?» – подумал Валерий.

Но он не успел заметить, когда бандит переместился вперед. Звезды и огни телевизоров за кружевными занавесками вдруг накренились и описали сверкающую дугу; мир съежился, как проколотая автомобильная камера, и земной шар выбило из-под Валерия, как табуретку из-под повешенного.

Потом Валерий открыл глаза и увидел, что лежит на земле, а Шерхан восседает на нем в позе мотоциклиста с кружкой в руке. Всего унизительнее было то, что Шерхан даже не расплескал пива.

Шерхан сжал кулак, напоминавший экскаваторный ковш уменьшенных габаритов. Толстая пивная кружка треснула, и Шерхан плеснул коктейль из стекла и пива в лицо мороженщику.

Глаза Шерхана засверкали, как два стеклянных шара на новогодней елке. Он снова сжал руку – ощетинившееся стеклом донышко кружки выглянуло из кулака, как кукушка из настольных часов. Шерхан занес кружку над Валерием.

– Ну что, мороженщик, – спросил Шерхан, – что мне с тобой сделать? На куски порезать или так съесть?

Валерий молчал. К руке Шерхана прилипла пивная пена, шевелившаяся, как от дыхания маленькой мыши.

– Я с тобой знаешь что за вчерашнее сделаю? Я тебя самого в речку отправлю! Вместо палтуса: пополнить живую природу… Проси прощения, сука! А то шею сверну!

Шерхан мог свернуть шею кому угодно, даже башенному крану. Валерий слабо трепыхнулся, попытавшись сбросить с себя бандита, но не тут-то было.

Валерий вдруг понял значение пивной кружки в руках Шерхана. Пивной кружкой не совершают преднамеренных убийств. В руках мертвого Валерия найдут подложенный нож, а в горле – обломки этой кружки. Даже если ментовка исхитрится притянуть Шерхана к суду, все равно ничего, кроме убийства в состоянии необходимой самообороны, из этого не высосут. – Ну! Кому говорят – скули!

– Я тебе не собака, чтобы скулить, – сказал Валерий.

Прошла долгая, нехорошая минута. Боевики стояли кружком во дворе. Выскочивший было через черный ход поваренок просеменил к мусорному контейнеру, вывалил в него ведро с чем-то несвежим и бочком-бочком потек обратно, словно для него не впервой было видеть, как один мужик сидит на другом, и притом оба вполне одетые…

– Значит, не собака, – проговорил Шерхан, когда поваренок ушел со двора.

В следующую секунду остаток кружки в руке Шерхана мигнул в лунном свете, дико блеснул стеклянными зубами. Рука Шерхана обрушилась вниз. «Шея! – мелькнуло в мозгу Валерия. – Он мне в шею хочеть попасть!»

В последнее мгновение рука Шерхана вильнула в сторону, и зубья кружки вонзились в газон в миллиметре от сонной артерии Валерия, разрывая корни чахлой травы и круша гусеницу, мирно дремавшую на обратной стороне палого листа.

Шерхан усмехнулся и встал.

– В следующий раз, – сказал Шерхан, – я вобью эту штуку тебе в глотку, понял?

Валерий молча смотрел на бандита. – Будем считать, что разобрались, мороженщик. Так что ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем. Все. Скажи спасибо, мороженщик, что мне понравился.

Шерхан повернулся и пошел к выходу со двора. Сразу, как по команде, к выезду подкатила, шурша шинами, беленькая «шестерка». Шерхан прыгнул в машину, его люди пропали за забором, «шестерка» тронулась с места, и тут же за ней покатился навороченный джип отчаянно красного цвета, напоминавший сенбернара, бегущего за моськой.

Валерий поднялся на ноги и смахнул с рожи остатки стекла и пива. Сквозь освещенную решетку кухни протиснулся кот и, перебирая лапками, помчался через двор. Вбитое в газон донышко кружки подмигнуло Валерию в свете светофора.

Валерий вышел на улицу. Желтенький Пашкин «Москвич» там больше не стоял.

Валерий повернулся и прошел обратно в зал.

На сцене девица снимала с себя лифчик. Юрий Сергеевич сидел за столом и глушил водку из хрустального графинчика.