Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Ларни Мартти - Страница 18

— Люблю, люблю, — отвечал Джерри устало.

— В таком случае ты должен завтра же застраховать свою жизнь. Только уж ты страхуйся на достаточно большую сумму.

Джерри показалось, будто жизнь уже уходит от него. Он молчал. Джоан закурила сигаретку и на минуту оставила жевательную резинку в покое. Джерри пытался разглядеть во тьме лицо своей жены. Вдруг он спросил:

— Отчего Эрол попал в больницу?

— Он был болен.

— Понимаю, но что за болезнь?

— Комплекс неполноценности. Он не мог научиться произносить букву «л».

— А чем была больна ты сама? — с ужасом спросил Джерри.

— Комплекс боязни. Я все время боялась, что кто-нибудь войдет и застрелит меня. А потом я боялась атомной бомбежки. Разве ты не знаешь, что теперь все люди чего-нибудь боятся? Только я начала бояться раньше других — и потому попала в сумасшедший дом. Но скажи же мне, Джерри, ты ведь меня любишь?

Джерри ответил неожиданным вопросом:

— Джоан, почему ты захотела выйти замуж за меня?

— Потому что я влюбилась в тебя с первого взгляда. В тебе было что-то экзотическое или не знаю что. А кроме того, ты — доктор. Одна моя знакомая девушка из Техаса тоже замужем за доктором, и они живут очень хорошо. В Америке нет ни одного бедного доктора. Я ненавижу бедность.

— К сожалению, я беден, — сказал Джерри мрачно. — А кроме того, я даже и не доктор.

Джоан включила торшер, который осветил ее лицо, выражавшее самый искренний ужас.

— Разве хиропрактик — это не доктор? — спросила она в изумлении.

— Нет, только лекарь. А я еще пока что и не хиропрактик.

— Т… так ч-что же ты т-тогда такое?

— Бывший журналист и учитель.

Джоан было трудно превозмочь потрясение. Губы ее задрожали, и через какой-то миг неудержимые рыдания охватили все ее существо. Слезы смыли тушь с ресниц и пудру с лица. Как быстро все произошло! Вчера — невеста, сегодня — супруга, а завтра, может быть, разведенная жена!.. Джоан искала сокровище, а нашла обычного искателя сокровищ…

Джерри чувствовал себя обязанным утешить жену.

— Джоан, ну не надо… Успокойся. Все еще наладится.

— Ничего у нас не наладится, раз ты не настоящий доктор, — говорила она сквозь рыдания.

— Но на хиропрактике можно разбогатеть гораздо быстрее, чем на обычном лечении людей, — объяснял Джерри, полный надежд, невольно сбиваясь на радужно-мечтательный тон. — Вспомни, например, мистера Риверса, он богат, как крез.

— А Крез — тоже хиропрактик? — спросила Джоан, успокаиваясь немного.

— Да, — ответил Джерри, прикусив губу и замечая, что снова начинает ухаживать за своей очаровательной женой, которая знала из истории лишь Адама, Еву да еще Авраама Линкольна.

Первая буря, настигшая молодоженов, стала постепенно затихать, и Джерри начал верить, что его подлинное призвание в жизни — это благородная профессия няньки. Теперь он впервые сам поцеловал свою жену и затем с новым жаром принялся ей расписывать огромные, невероятные возможности хиропрактики. Операции аппендицита и гланд были лишь мелким крохоборством по сравнению с лечением спинных хребтов! Эльдорадо врачей находилось не в желудке больных, а в их позвонках!

Джоан теперь уже совершенно успокоилась и снова влюбилась в «экзотический» акцент своего золотоискателя.

— Во всяком случае, ты должен застраховать свою жизнь, — сказала она серьезно. — Сделай это завтра же. И возьми очень большую страховку.

Джерри не понимал такой спешки, поскольку он намеревался жить до старости или, во всяком случае, гораздо дольше своих предшественников — Тома и Эрола. Поэтому он сказал уже без церемоний:

— Я ужасно голоден. Неужто у тебя в самом деле нет ничего поесть?

— Подожди, я посмотрю, — ответила Джоан и на всех парусах умчалась на кухню. Вернувшись через минуту, она на сей раз не стала вымогать у мужа признаний в любви, а спросила с нежностью:

— Миленький мой, ты любишь кукурузные хлопья — корнфлекс?

— Готов съесть все что угодно, — отвечал изголодавшийся супруг.

— В таком случае я тебе дам немножко корнфлекса. Это лучшее лакомство в мире. А в Европе есть корнфлекс?

— Вообще — нет. То есть там его едят очень мало.

— О-о! Какая же там нищета! А кока-кола и жевательная резинка?

— Немножко. Но и они там не вошли по-настоящему в моду.

— Ай-ай, какая же там должна быть нищета! Ни кукурузных хлопьев, ни кока-колы, ни жевательной резинки! Каким же чудом люди еще живут в этой Европе? Недаром там ежедневно миллионы людей мрут от голода. Кстати, сколько жителей в Европе?

— Около пятисот миллионов.

— Так мало! В Америке по крайней мере в десять раз больше. Или, во всяком случае, около того. Я уже не помню точно. Так много лет прошло с тех пор, как я ходила в школу. Но и тогда Америка была самая большая в мире. А вторым по величине был Техас.

Джерри остановил фонтан речей поцелуем, а затем постарался вернуть мысли жены к кукурузе. Съев чашечку поджаренных на маргарине кукурузных хлопьев, которые по вкусу напоминали целлюлозу, Джерри стал подумывать о сне. Но Джоан перед сном хотела еще поговорить о центральном вопросе жизни: о деньгах. Деньги пренебрегали различием языков. Доллар обладал удивительной силой: он мог говорить и обрывать разговоры. Сколько людей ради денег женятся или выходят замуж, хотя не проще ли было бы достать денег взаймы?

Проведя основательную инвентаризацию, Джоан установила, что в семейной кассе имелось наличными пятьсот двенадцать долларов. Пятьсот десять из этой суммы она поместила в свою сумочку, а два доллара выдала мужу на случайные расходы, Джерри утратил право голоса и получил строгое предупреждение насчет утайки доходов. Наивный золотоискатель с этого дня должен был привыкнуть к тому, что диалог между мужем и женой, касаясь денежных дел, становится монологом.

Джоан быстро подсчитала объем семейных затрат и заявила:

— Двести долларов необходимы мне на собственные расходы, а триста я пошлю моим детям.

— Твоим детям?! — воскликнул Джерри. — Так у тебя есть еще и дети?

— Ну конечно. Два сына и дочь.

— Но ведь ты же не… то есть ты же так недолго была замужем… — лепетал потрясенный Джерри.

— Они у меня родились еще до замужества, — ответила Джоан скромно. — Юджину теперь двенадцать лет. Рут скоро исполнится десять, а Томасу — восемь. Юджин родился, когда я еще ходила в школу.

Джерри колотил себя по вискам кулаками и уже не пытался скрыть свое душевное состояние. Вдруг он мучительно простонал:

— Джоан, нет ли у тебя виски?

— Конечно, есть!

Она поставила на стол бутылку и рюмки. Джерри захотелось отбросить все приличия. Он хватил большой глоток прямо из горлышка, крякнул и скривился. Затем заговорил медленно, голосом, полным ненависти, злобы и слез:

— Джоан! Почему ты молчала об этом раньше?

— О виски?

— Нет, о твоих детях.

— Разве я вчера не упоминала что-то по этому поводу? Ни к чему было. А кстати, в Финляндии есть виски?

— Нет. Там пьют древесный спирт, — отвечал Джерри с горечью. — Где находятся твои дети?

— Ах, какая же там должна быть нищета! Дети? Они живут у моих родителей, на ферме, в Техасе. Неужели и ты пил древесный спирт?

— Нет, но теперь мог бы выпить…

— Господи, Джерри! Наверно, виски ведь все-таки лучше? Скажи, что ты меня любишь!

Джерри встал, отхлебнул из бутылки еще один здоровенный глоток и уставился на жену диким взглядом. Ему хотелось кричать во весь голос, чтобы водка не зря пропадала.

— Люблю, люблю! Люблю-у-у! Я люблю тебя, как черт ладан!..

Джоан смотрела на мужа восхищенно и взвизгивала от восторга:

— Ах, какой ты сильный, когда захмелеешь! Если бы ты знал, милый, как безгранично я люблю тебя! Теперь пойдем спать, Джерри! Иди, мой миленький, моя радость, моя душенька!..

Джерри опорожнил бутылку до последней капли и, поддерживаемый женой, направился в спальню. Ему казалось, будто он погружается в какую-то бездну, из которой доносится оглушительная трескотня рекламных барабанов. Чаша его терпения наполнилась до краев. Как говорят циники стонущему в тоске несчастному страдальцу: «Если хочешь избавиться от мук и забыть о мелких неприятностях, купи себе тесные ботинки или женись».