Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 75

Прямо-таки исторический доклад. Она с трудом стряхнула с себя оцепенение, вызванное непривычной монотонностью Гороновой речи. Или этим приторным до неестественности цветочным ароматом?

— И сколько же они жили? — спросила она только для того, чтобы не поддаваться мягко обволакивающей ее сонной одури.

— Досыта. Столько, сколько желали — каждый волен был уйти из жизни, когда она переставала его забавлять. Умственный труд, кстати, тоже стал забавой, поэтому кампьерры, не подгоняемые нуждой или надвигающимся старческим бессилием, для собственного удовольствия постигали сокровеннейшие тайны природы.

— Мне показалось — они были неучами, — пробормотала она.

— Нисколько. Я этого не говорил.

Точка была поставлена так весомо, что стало ясно: он вздохнет с облегчением, если она не будет настаивать на продолжении этого разговора. Но она неотрывно глядела на него снизу вверх, как наверное казалось ему — настойчиво и безжалостно (на самом-то деле ей приходилось делать над собой усилие, чтобы глаза не слипались от монотонности каждого его монолога); ей нужно было точно знать, чего именно ожидать и на что совсем не надеяться в этом обещанном ей сказочном царстве некогда презираемых, а теперь почти всесильных чародеев.

И ведь надо было приготовиться и к тому, что ей скажут: «На, возьми и возвращайся» — и так долго разыскиваемый амулет станет единственной осязаемой частицей ее воспоминаний о стране сказок…

Хотя может быть и по-другому.

Вот именно, по-другому.

Хватит каркать!

— Послушай, Горон, если ты считаешь, что говорить о маггирах в их собственных владениях для тебя неудобно или небезопасно…

Он дернул головой, как норовистый конь.

— Безопасность! — Он произнес это с легким презрением — забыл, видимо, как совсем недавно получил камнем по голове. — Я уже говорил тебе, что со мной ты в безопасности всегда. А слово «неучи» вообще неприменимо к древним кампьеррам: ведь рядом с ними постоянно были их Ка, которые несли в себе все познания их цивилизации.

— Ты не ошибся? Ты же назвал их мышланами!

— Нет. Не путай. Мышланы — живые твари, находившиеся в услужении у людей, с них достаточно было того, что они помнили предания и песни, занятные анекдотцы и назидательные притчи на все случаи жизни. Но для того, чтобы хранить и использовать неисчислимые объемы накопившихся научных данных, потребовалось создать нечто более совершенное, чем человеческий мозг. Так были построены великие Ка.

— Построены?

Он снова раздраженно передернулся. Его волосы, двумя роскошными темно-каштановыми волнами ниспадающие на плечи, пришли в неистовое волнение; тоненькие верхние прядки начали нервно свиваться в колечки — верный знак того, что Горон сердится.

До этого дня все, о чем он с тобой говорил, было ему доступно и подвластно; сейчас же он столкнулся с какими-то старинными смутными воспоминаниями, чуждыми его разуму, в которых он ничего не может толком объяснить. Неудивительно, что это выводит его из себя.

Хорошо еще, всегдашняя снисходительная невозмутимость ему пока не изменила.

— «Построены». Это точное определение, потому что Ка, в отличие от мышланов, были созданием человеческих рук. В остальном они были схожи: так же служили людям, умели говорить, читать и передвигаться, только питались солнечным светом, а не лунным. Они давали людям советы, когда те их о чем-либо спрашивали, но основной их задачей было запоминать и вычислять. Маггиры, кстати, не признавали ни тех, ни других.

— Странно, колдуны, как правило, любят и оберегают домашних животных, — рассеянно проговорила Сэнни. — В сказках, например, у каждой уважающей себя ведьмы по черному коту, не говоря уж о пауках и крысах. Ну, и долго продолжалась эта гармония живой и неодушевленной челяди?

— Долго. Но, как ты уже догадалась, она не могла длиться бесконечно… Да. Кто-то из них рано или поздно должен был оказаться лишним.

Значит, началась война мышей и лягушек… Пет, это название сказки, одной из тех, что баюкали ее в золотом подземелье замка Асмура, припомнилось не случайно — путешествие по этой земле, ведомой ей одной, было тоже прикосновением к чуду. Запретный мир маггиров, в свою очередь, стал сказкой в сказке; теперь под его тепличными сводами звучало еще одно почти сказочное предание — все это напоминало ей диковинное яйцо, выточенное из бивня морского чудовища не сервами, а живыми мастерами зеленого Джаспера в глубокой древности, еще до Темных Времен. Тончайшее костяное кружево позволяло увидеть целых двенадцать резных яиц, расположенных друг в друге, и это рукотворное чудо было одной из величайших драгоценностей королевской сокровищницы.

Здесь же мерцающая таинственная шелуха, которая так медлительно осыпала свои чешуйки, скрывала в своей глубине ядрышко, которому вообще не было цены: сведения о долгожданном талисмане. Поэтому как бы ни подгоняло ее время, она должна была дослушать Горона до конца.

— …главенство. Строго говоря, — звучал между тем усыпляющий голос, — это нельзя было назвать ни войной, ни даже борьбой за первенство: Ка, не имевшие души и потому не способные желать, самосовершенствовались просто потому, что такую задачу перед ними поставили люди; зато мышланы подобно любой живой твари больше всего на свете ценили как собственную жизнь, так и безопасность всего своего рода. Для этого им нужно было внушить людям веру в то, что они жизненно необходимы и абсолютно незаменимы.

Ты опять засыпаешь!

Потому что пахнет сладкими снами. Сейчас встряхнусь.

— Мышки — и внушить что-то людям?..

— Мышланы. Судя по всему, это были очень сообразительные мышки. Потому что они нашли наиболее убедительный способ достигнуть своей цели: это была лесть.

— Это как: «Ах, какие вы большие, да какие вы бесхвостые, да какие вы прямоходящие…» Горон, это неправдоподобно даже для сказки.

— Неправдоподобно? И, тем не менее, это была лесть, возведенная в ранг религии.

— Ты не упоминал о том, что у кампьерров были боги.

Были. Правда, в глубокой древности. Затем за ненадобностью они как-то забылись, ведь самый простейший Ка мог создать иллюзию, затмевающую любой божественный акт. И тогда эти мышастые приживалы начали исподволь, ненавязчиво внушать своим хозяевам, что на свете есть единственное высшее существо, по своему могуществу равное позабытому богу, и это существо — Человек. Нет никого превыше Человека! Все — для Человека!

— А знаешь, очень мило звучит.

Кончики его волос снова, как по команде, завились мелкими колечками.

— Мило… Ты не берешь на себя труд это представить: все — для каждого человека.

Пришлось взять на себя такой труд.

— Пожалуй, да, — сказала она после непродолжительного раздумья. — Бардак получается.

— Что?

А вот этого она объяснить не могла — нечаянно слетевшее с ее губ словечко было из тех, коими ее благородный эрл в последнее время обогатил словарный запас своих дружинников; на Джаспере оно не имело смыслового эквивалента, на Невесте, по всей вероятности, тоже.

— Не обращай внимания. Магическая присказка. Да, кстати о магах: а они-то почему молчали, не вмешивались?

Может, хватит? Ты задаешь уж слишком много вопросов.

Что поделаешь — характер такой.

— Вмешались. Но позднее, когда время было уже безнадежно упущено. А пока жизнь человеческая протекала как сплошной непреходящий праздник: в честь новоявленного божества устраивались феерии, сочинялись музыкальные представления с огненными забавами и пиршеством, длящимся по много дней; воздвигались храмы, стены которых были исписаны одами и гимнами; самое непостижимое заключалось в том. что все это творилось по подсказкам скромных, остающихся в тени мышланов. То, что совершенствовались Ка, было у всех на виду; но насколько развились умственные способности мышастой живности, можно было определить только оглянувшись назад из более поздних времен. Но человечество шло к своему закату не оглядываясь, и никому в голову не приходило, что мышланы догнали в своем развитии людей, и Ка… а может быть, превзошли и тех, и других.