Дольмен - Жамэ Николь - Страница 54

Ему пришлось прерваться – мотор катера затарахтел и вскоре заглох.

– В чем дело? – спросила Мари.

– Не знаю. Оставайтесь на месте, я пойду посмотрю.

Он исчез в кокпите. Мари вздрогнула, плотнее натянув куртку; она быстро оглядела палубу и, не спуская глаз с кокпита, приподняла брезент в поисках предмета, который смогла бы использовать в качестве оружия. Мысль ее бешено работала: самое простое – оглушить Риана, как только он снова здесь появится, потом добраться до берега. Но тогда ей не найти ответа на вопросы: как узнал писатель о том, что дети спровоцировали кораблекрушение? было ли их всего четверо на берегу? почему он пришел к выводу, что Гвен, а возможно, и ее родственники совершили убийства?

В этот момент раздался пронзительный крик Риана, словно он потерял рассудок:

– Гвен нас засекла! Сейчас все взорвется! Прыгайте!

– Что?

– Прыгайте! Скорее!

Видя, что Мари недооценивает опасность, Риан обхватил ее поперек туловища и, напрягая все силы, перебросил через борт, как можно дальше от катера. Она ушла под воду, потом вынырнула, успев заметить, что катер, находившийся от нее в нескольких метрах, продолжал медленно двигаться вперед. Затем раздался взрыв, из кокпита вырвался столб пламени прямо на Риана.

С ужасом Мари увидела, как одежда на нем вспыхнула, он замахал руками, упал спиной на палубу и исчез из виду.

Она застонала, чуть было не поплыла к нему, но в этот миг второй взрыв, еще сильнее первого, буквально разорвал катер на части, рассыпая горящие обломки, просвистевшие у нее над головой. Мари закричала от отчаяния, но вода, попав в горло, заглушила ее крик, и она погрузилась в беспамятство.

Командование воздушно-морской базы Ланвеок-Пульмик пошло навстречу Ферсену, выделив для поисков Мари вертолет «суперфрелон». Люка, вооруженный биноклем дальнего радиуса действия, стоял на коленях перед открытой дверью кабины, не спуская глаз с поверхности воды. Он все время оставался на связи с Морино, который обследовал со своими подчиненными побережье с борта сторожевого катера. Люка надеялся на лучшее. До сих пор Риан ни разу не причинил Мари вреда, а напротив, дважды спасал ей жизнь. Исходя из обычной логики у писателя не было причин на нее нападать, однако исходя из той же самой дурацкой логики когда-то Валентина дала себя убить обкурившемуся негодяю.

Тщетно пытался он гнать от себя страшную мысль, разрывающую его сердце, что все возвращается на круги своя и он снова лишится любимой женщины, которой не в состоянии помочь.

В десять вечера Люка увидел обломки судна, а в нескольких метрах – человеческое тело. Внутри у него все похолодело. Безжизненным голосом он связался с Морино, находившимся еще далеко от места аварии.

Пилот максимально приблизил вертолет к воде и завис. Ферсен побледнел: то, что он принял за водоросли, на самом деле оказалось рыжеватыми волосами, которые покачивались на волнах, вызванных вращением лопастей пропеллера.

Мари лежала на животе без признаков жизни, вцепившись руками в едва торчавший из-под воды деревянный обломок.

Не дыша, Ферсен смотрел, как аквалангист, скрестив руки на груди, камнем упал вниз, прямо на цель. Он подплыл к Мари, оторвал от деревяшки, пропустил под ее руками лямки спасательного пояса, прицепил его к своему костюму и поднял палец вверх.

Пока шел подъем, Люка не сводил с нее глаз. Мертвенная бледность, заострившийся нос, ввалившиеся глаза и бесцветные губы заставляли его опасаться худшего.

Как только Мари достигла высоты двери, он втащил ее в кабину вертолета и осторожно уложил на носилки. Тогда военврач бесцеремонно оттолкнул его и приступил к реанимации. Время словно обратилось вспять. Все это продолжалось долго, слишком долго.

У Мари было ощущение, что она плывет по длинному туннелю. На противоположном его конце Жильдас и Лойк, в ореоле света, делали ей знаки приблизиться. Сердце ее забилось от счастья при виде Никола-ребенка: он неуверенно делал первые шаги, протягивая к ней маленькие ручки. Как она по ним соскучилась! Умирать, оказывается, совсем не страшно – бояться, в сущности, нечего. Мари продвинулась еще немного, предвкушая, с какой радостью она скоро их обнимет. Но кто-то ей мешал, не давал плыть дальше. Сдавленный, доносившийся издалека голос произносил ее имя и просил вернуться. Ну конечно, он принадлежал Ферсену! Ей не хотелось прислушиваться, она очень устала. Зачем Люка ее звал? Но голос настаивал: «Давай, Мари, умоляю, пожалуйста!» Тогда у нее мелькнула мысль о писателе и его словах незадолго до взрыва. Риан, пожертвовав собой, спас ей жизнь. У нее перед ним есть долг. Мари с грустью улыбнулась братьям и малышу Нико, фигурка которого все уменьшалась. Волей-неволей ей пришлось вернуться обратно.

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди Ферсена, когда по лицу Мари пробежала дрожь. Она закашлялась, изо рта хлынула вода. Нет, к счастью, не все возвращается на круги своя: Мари была спасена.

Постепенно она пришла в себя и открыла глаза. Люка догадался, что Мари хочет что-то сказать, и нежно погладил ее по щеке.

– Молчи. Все хорошо. Скоро будем дома.

– Риан… – с трудом выговорила она, – сказал… Гвен… ви… новна.

Пока Люка передавал информацию Морино, которому предстояло для поисков тела Риана обратиться за помощью к подводникам, в лучах заката, в этот неопределенный час, когда солнце, кажется, вот-вот захлебнется морской водой, вертолет развернулся на сто восемьдесят градусов и взял курс на Ланды.

* * *

Самые злобные из недоброжелателей Мари, еще недавно поливавшие ее грязью, и те радовались, что «малышка Милика» найдена живой и невредимой. Эту новость бурно обсуждали в портовом кафе, куда, ко всеобщему изумлению, зашли Пьер-Мари и его супруга. За месяц – второй раз. Хотя драматические обстоятельства и сплотили жителей острова, им было чему удивляться. Неужели бывшие аристократы потихоньку перерождались в социалистов?

Хорошо усвоив урок, преподнесенный женой во время прошлого посещения кафе, Пьер-Мари подходил то к одному, то к другому, обменивался рукопожатиями, произносил приветливые слова лично каждому. Армель от него не отставала, порой подсказывая супругу подробности биографии того или иного жителя, если у мужа возникали пробелы в памяти. Гвен явилась, когда он, угощая всех, только что провозгласил тост. Шум мгновенно смолк, радостное оживление понизилось на несколько градусов. Дочь детоубийцы и не могла произвести другого эффекта.

– Проявите великодушие, Пи Эм, – шепнула ему Армель. – Поднесите стаканчик бедняге Гвенаэль, как милостивый соперник, который не в состоянии ударить врага, преклонившего перед ним колено.

Дочь Ивонны поморщилась, увидев приближавшегося Керсена-младшего с улыбкой на губах и стаканом в руке.

– Для кандидата, готовящегося к выборной кампании, ты действуешь оперативно, – ехидно процедил он до того, как крикнуть: – За здоровье Мари Кермер!

Все хором поддержали.

Гвенаэль приняла угощение и, взяв с ближайшего столика нож, постучала его кончиком по стакану, призывая всех к молчанию.

– Прежде всего хочу отметить ее мужество, – звучно произнесла она, – Мари очень в нем нуждалась, проводя расследование на острове, где каждый житель – либо друг, либо родственник. Напрасно мы всё воспринимали в штыки – я первая об этом сожалею и надеюсь, что отныне каждый поддержит ее в поиске истины, ибо никто не найдет покоя, пока с убийцы не будет сорвана маска! – Положив нож, она подняла стакан: – За истину!

Все дружно подхватили: «За истину!» Филипп, стоявший у стойки, поймал взгляд жены и сделал вид, что аплодирует, приветствуя ее блистательную речь.

– Она отлично держится – это невозможно не признать, – шепнула Армель. – Впрочем, перед ней только безвольные телята!

– Вы меня имеете в виду? – тихо поинтересовался Пи Эм.

– Почему не поставите ее на место? Чего ждете? Когда она станет мэром? Встряхнитесь же, черт возьми! Вспомните о ваших славных предках – из уважения к ним вы обязаны вернуть награбленное этими негодяями!