Делла-Уэлла - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 43

Он поднес руку к вороту своей зеленой рубашки, словно ему было душно:

— Твоя воля, делла-уэлла…

Делла-уэлла выпятила нижнюю губку в неподражаемой гримасе — ну наконец-то. Шагнула к чернеющему жерлу «леталища». В последний миг обернулась и отыскала глазами Скюза. Ну конечно, зубы стиснуты, в каждой руке по десинтору. Джульетта отбывает с Парисом. Реакция адекватная. Она улыбнулась и наградила его взглядом, от которого совсем недавно он воспарил бы к самому тихрианскому солнцу.

— Таира, не медли, — послышался сдавленный шепот принцессы.

Девушка подавила вздох — приключения, конечно, штука увлекательная, но где же место для личной жизни? И, пропустив вперед мону Сэниа, нырнула в глубину тихрианского корабля. Она услышала, как сзади туда запрыгнул Оцмар и уселся на пол, на какую-то хрустящую подстилку, даже не коснувшись края одежд своей деллы-уэллы. Коротко кинул:

— Кадьян, домой.

И — удар чудовищной перегрузки.

XIII. Пятилучье

— Шесть «же», — сказала Таира, выпрыгивая следом за Оцмаром из корабля и тыльной стороной ладони утирая кровь, липкой струйкой бежавшую из носа.

— Не ругайся, — шепнула за ее спиной мона Сэниа. — Ты во дворце.

Что они в настоящем дворце — вернее, на его террасе, было ясно с первого взгляда. Таира обернулась, чтобы удостовериться в невредимости принцессы, да, у той закалка была покрепче. А следом за ней на шероховатый плитняковый пол спрыгнул невысокий горбун с каким-то необычным лицом. Горб у него тоже был необыкновенный — не сзади, а спереди. И руки ниже колен.

Оцмар с низким поклоном обернулся к Таире и вдруг увидел кровь на ее лице. Не говоря ни слова, он шагнул к горбуну и изо всей силы ударил его ногой.

— Ты что?! — заорала Таира. — Он же меньше тебя! Никогда не смей так поступать при мне!

— Только за то, что он слышал, как ты сейчас говорила со мной, я должен был бы отрезать ему уши, — заметил Оцмар.

Горбун, отползавший в угол, замер, вжимаясь в пол.

— Свинские замашки, — пробормотала девушка. — Рабовладелец. Вели, чтобы мокрое полотенце принесли?

Вероятно, их подслушивали, потому что стоило князю хлопнуть в ладоши, как тут же примчалась какая-то серебристая гурия с влажным полотенцем. Таира одним концом вытерла кровь с лица, другим, присев над горбуном, смочила ему лоб. Теперь ей стало ясно, что ей показалось таким чудным — его прическа. Брови, зачесанные книзу, были подстрижены на уровне середины глаз, а волосы, спускавшиеся на лоб, — до бровей. Так же, с квадратной выемкой посередине, были выстрижены усы.

— Ты — Кадьян? — спросила она. — Надо признаться, навигатор из тебя хреновый.

— Лучше бы Великодивный князь приказал меня раздвоить, чем слышать от тебя, госпожа, немилостивое слово. — Голос у горбуна был приятный, бархатистый.

— Ну и удались, а то еще не то услышишь под горячую руку. Светлейший повелитель дозволяет? — Надо было не перегнуть палку, распоряжаясь в чужих апартаментах.

— Удались, — кивнул повелитель. — И приготовь парчовое кресло. Да пошли узнать, распустился ли пуховый цветок?

Горбун кивнул и выскользнул вон, змеясь по полу как уж, с непредставимой для его фигуры гибкостью.

— Мне кажется, белому ребенку больше подходит мягкая колыбелька, чем царапучая парча, — осторожно напомнила Таира.

— Не беспокойся, делла-уэлла, у него нежнейшие кормилицы, которые не спускают его с рук — но еще не расцвел нагорный цветок и не прибыла твоя волшебная птица, чтобы осенить его тенью своих крыльев. Ты получишь белого ребенка так, как я видел это в своих вещих снах.

— И долго ждать? — осведомилась девушка, чувствуя, с каким трудом сдерживается принцесса, чтобы не ринуться на поиски по всем покоям необозримого города-дворца.

— О нет, — заверил ее Оцмар. — Я ведь и сам слишком долго мечтал о том, чтобы подарить тебе эту сказку. А пока позволь мне проводить тебя в твои покои.

— Ну давай, — сказала Таира. — Заодно дворец посмотрим.

Она подошла к перилам, ограждающим террасу, и невольно отшатнулась — под ней была буквально пропасть, этажей десять, не меньше. Прямо от перил начиналась узенькая полоска виадука с весьма ненадежным на вид ограждением; поддерживаемый изящной аркой, он упирался в совершенно глухую стену ступенчатой башни. Еще несколько таких же висячих мостков виднелось ниже некоторые из них обрывались прямо над зеленеющем глубиной двора. Террасные сады на самой различной высоте дотягивали свои душистые ветки до балюстрады, на которую не без некоторого страха опиралась сейчас девушка. Это даже не была инстинктивная боязнь высоты — просто во всем этом изящном переплетении хрупких конструкций было что-то аномальное, словно создавались они не для этого мира, а для какого-то другого, с меньшей силой тяжести и большим бесстрашием его обитателей.

— А для чего эти мостики, если они никуда не ведут? — обернулась она к Оцмару.

— Я люблю гулять по ним, делла-уэлла, потому что они — как человеческая жизнь: одни заканчиваются глухой стеной, другие — обрывом в пропасть, а одна-единственная дорога ведет к сказке, предназначенной только мне. Сейчас ты увидишь ее. Но прежде… Идем.

В его голосе звучала такая величавая грусть, что девушка беспрекословно последовала за ним. Миновав анфиладу янтарных покоев, они спустились по пологой лестнице, огражденной черными свечами кипарисов, и по висячему мостку пошли над поросшим диковинными цветами, более похожими на водоросли, ущельем, сохранившимся в своем первозданном виде. Подкрашенный кармином дым подымался откуда-то снизу, и солнечные лучи, проходя сквозь него, тоже приобретали чуточку зловещий пурпурный оттенок. Несмотря на сквозное пространство, здесь не чувствовалось ни ветерка, и пухлые ватные облачка флегматично замерли под стрельчатыми арками и над ними, не закрывая, впрочем, гряды белых меловых холмов, ограждавших ущелье с севера. Таира глянула вверх — чуть выше тянулся еще один воздушный мост, по которому бесшумно двигались люди в красном и черном, а правее, на вершине скалистого утеса, неподвижно застыла величественная крылатая фигура, в скорбной задумчивости взирающая прямо на солнце.

— Это и есть анделис? — невольно вырвалось у девушки.

— Не знаю, — признался Оцмар. — Я увидел все это в одном из своих снов и приказал изваять из разного камня, соединив потом воедино. Говорят, у настоящих анделисов два рукава — черный и красный, но этот дух явился мне в белых одеждах. Однако поторопись, делла-уэлла, горный цветок распускается не надолго, а потом его разносит ветер.

Они дошли до массива, где уже невозможно было определить, когда кончается один терем и начинается другой, еще более причудливый, — иногда они располагались просто друг на друге, и обитатели этого, наверное, отличали их только по разноцветным изразцам, которыми были облицованы стены, башни, купола. Здесь смешались византийские базилики и минареты, античные храмы и вавилонские зиккураты, и во всем этом не чувствовалось безвкусицы, потому что это была сказка.

Наконец они нырнули в узкий дверной проем и двинулись чуть ли не в полной темноте по тесному коридору, где даже двоим было бы не разойтись. Деревянная обшивка стен и пола делала их движение почти бесшумным, и если бы не громадные жуки-светляки, то здесь царила бы непроглядная тьма. По всему чувствовалось, что этот проход не предназначался для посторонних. Наконец коридор круто свернул вправо, и перед ними затеплилась ровным светом щель, в которую можно было протиснуться только боком. Оцмар привычным движением скользнул в нее и тут же отступил влево, освобождая проход для девушки. Она последовала за князем, протиснувшись через столь необычную дверь, и застыла на месте: дальше идти было некуда.

Крошечная круглая комнатка, не более четырех шагов в поперечнике, была освещена серебристым мерцанием дымчатых шаров, лежащих, как апельсины, в громоздкой хрустальной вазе, стоящей прямо на полу в самом центре ротонды. И ничего другого здесь не было, если не считать женского портрета, висящего прямо напротив входа.