Делла-Уэлла - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 42

— Погоди, — сказала Таира, поднимая руку, чтобы погладить глянцевые перья. — Рано.

Хвост «рыбы» вдруг развернулся серебристым четырехлепестковым цветком, и из-за этих чешуйчатых полукружий вышел человек.

Не более секунды понадобилось ему на то, чтобы охватить взглядом всю местность, а потом он, спотыкаясь и протягивая вперед руку, как слепой, двинулся к Таире, все еще стоявшей на своем древесном пьедестале. Он подошел совсем близко, опустился на колени и, коснувшись рукой земли между корнями срубленного орешника, поднес к губам испачканную ладонь и благоговейно поцеловал ее.

— Я благословляю пыль дороги, что привела тебя ко мне, — проговорил он высоким, завораживающим своей красотой голосом. — И я благословляю свои сны, в которых я не видел тебя, потому что иначе я бы умер, не дождавшись этой встречи… Я благословляю тебя, делла-уэлла, за то, что ты снизошла к моим мольбам и явилась, чтобы завершить течение дней моих.

А вот это было уже слишком. В красноречии этот сказочный принц мог бы дать сто очков форы Низами и Руставели, вместе взятым, которых она, честно говоря, не переносила, — но надо как-то спускаться с этого пня. Не прыгать же ему на голову?

— Подай мне руку, Полуденный владыка, чтобы я могла стать с тобой лицом к лицу, — сказала она.

Он задохнулся, запрокидывая голову, и отступил назад:

— Это слишком мучительно — коснуться тебя. Но если ты пожелала…

— Да нет, это я для приличия. Гуен, домой!

Птица взмыла вверх, так что от толчка девушка не удержала равновесия и спрыгнула на траву. Теперь они стояли совсем близко, разглядывая друг друга. Прежде всего девушку поразила молодость владетельного князя — он явно был младше любого из дружинников. И на тихрианина не очень-то похож. Кожа светлее, чем у всех аборигенов, никаких усов и бороды, подбритые брови изогнуты так причудливо, словно над уже готовым лицом потрудился неведомый мастер, доведя его до совершенства легкими прикосновениями гения. На это лицо хотелось смотреть без конца. «Так, я уже одурела, предупреждали же», подумала Таира, с трудом опуская глаза. Во всем остальном не было ничего особенного, говорящего о высоком сане юноши, — прямая вязаная рубашка, очень темная, цвета колодезного мха, спускалась гораздо ниже колеи, перехваченная широким чешуйчатым поясом из тусклой посеребренной кожи. Такие же сапоги. И единственное украшение — лучистое солнышко из невиданного голубого металла на такой же цепи.

Совершенно черные глаза, в которых мерцали изумрудные блики — отсвет одежды, — вопросительно глядели на девушку.

— Приказывай, делла-уэлла, — прошептал князь. — Я здесь.

Таира услышала за спиной шорох шагов — это, конечно, была мона Сэниа. Сейчас она все испортит.

— Державный властитель, — поторопилась девушка, с трудом припоминая из уроков истории, как следует обращаться к царствующим особам. — Если ты так милостив, то подари мне обещание выполнить три мои маленькие просьбы.

— Не три, делла-уэлла. Столько, сколько пылинок на моей дороге!

— Пока остановимся на трех. Во-первых, покажи мне свой чудесный корабль. Во-вторых, прости всех, кого ты несправедливо осудил. А в-третьих, найди мне белого ребенка. Можешь?

— Все твои желания уже выполнены, делла-уэлла. Корабль перед тобой владей им. Все узники — все, дабы не судить их заново, — с этой минуты прощены и свободны. А белый ребенок найден и ждет тебя в моем Пятилучье.

За спиной Таиры послышался судорожный вздох, словно принцесса хотела что-то крикнуть и зажала себе рот рукой.

— Пятилучье — это твоя столица, мой высокочтимый гость?

Впервые тонкое прекрасное лицо, освещенное изнутри опьянением восторга, дрогнуло и приобрело выражение легкой надменности, что, впрочем, нисколько его не портило:

— Столица князя — там, где он находится. Сейчас она здесь. А Пятилучье это город-дворец, который я строил для тебя по видениям моих грез. И назвал его Пятилучьем, потому что в том единственном сне, в котором ты явилась мне, делла-уэлла, над твоей головой сияло пять солнечных лучей.

— Минуточку, минуточку. Кто-то совсем недавно благословлял сны, в которых я отсутствовала. Или нет?..

— Ты сидела на каменном троне, делла-уэлла, огражденная злыми травами, но твои черты были скрыты густой вуалью.

— Ну ладно, — кивнула Таира. — Объяснения приняты. А как насчет твоего сверхзвукового корабля?

— Он перед тобой.

Девушка, высунув от излишка любопытства кончик языка, приблизилась к летающей колеснице. Не то ракета, не то рыбина, вот и чешуей покрыта в довершение сходства. Ни двигателей, ни иллюминаторов. Только сзади круглая дыра, обрамленная развернувшимися в четыре лепестка клиньями хвостового оперения. Да, аэродинамикой тут и не пахнет, одна магия. И за дырой, в которую можно войти только пригнувшись, — жаркая чернота.

— Ты велишь доставить белого ребенка сюда или мы сами полетим за ним? спросила Таира, уже начинавшая тревожиться оттого, что все складывалось слишком уж гладко.

— Я хотел подарить тебе не только диковинное дитя — весь город в придачу! Ты не устрашишься войти в мое леталище, делла-уэлла?

— На чем только твоя делла-уэлла не летала! Но со мной еще и свита, князь. Как мой корабль, который последует за твоим, сможет отыскать Пятилучье?

— Его не спутаешь ни с одним городом Тихри, — высокомерно обронил Оцмар.

— Тогда летим!

И тут же за спиной девушка услышала предостерегающее покашливание.

— Ах да, пресветлый князь, — спохватилась она. — Позволь представить тебе владетельную принцессу мону Сэниа с далекой земли, именуемой Джаспер. Она летит с нами.

Только сейчас молодой князь обратил внимание на то, что они не одни. Он бросил небрежный, истинно королевский взгляд через плечо на стройную фигуру, закутанную в черный плащ, — по-видимому, для того, чтобы было незаметно, как судорожно стиснуты ее руки, — и вдруг резким, хищным движением повернулся к ней. Таира оторопела: вот это да, ну прямо бойцовый кот, завидевший на крыше своего соперника! Вся шерсть дыбом.

— Зачем ты здесь, равная мне? — прохрипел Оцмар. — Чтобы напомнить мне, кто я? Но не было мига, в который я больнее ощущал бы это, чем сейчас!

Таире стало страшно — шаткое согласие, которое ей удалось установить между этим царственным самодуром и собой, рушилось на глазах, и она не понимала отчего.

— Ты ошибся, повелитель лучшей в мире из дорог! Это мать белого ребенка, и она ничем тебе не угрожает!

— Она угрожает тебе, делла-уэлла, — печально проговорил Оцмар. — Она исчадье ада, и, когда не станет меня, кто тебя защитит от ее чар?

— Но послушай…

— Только шевельни ресницами, делла-уэлла, — оборвал ее Оцмар, — и она исчезнет с лица моей земли!

Ну нет, просительный тон тут явно не подходил — надо было действовать с позиций всемогущества.

— Неужели ты думаешь, князь, что я сама не смогла бы убрать того, кто мне угрожает? — надменно произнесла она, — Ну, смотри же. Мона Сэниа, исчезни на время, потребное на самый дальний полет стрелы!

Принцесса, ни секунды не колеблясь, шагнула назад — и пропала. Никто из джасперян не сомневался, что она находится не далее чем на собственном корабле, и тем не менее в воздухе разлилась леденящая тишина, словно все следили за полетом реальной стрелы.

Раздался общий вздох — принцесса появилась на прежнем месте.

— Вот так, — не без злорадства констатировала Таира. — Мы летим или что?

Интуиция ее не подвела — с властелином этой страны следовало говорить не только на его языке, но и в его тональности. И все-таки он не сдавался:

— Разве ты не знаешь, делла-уэлла…

— Ты хочешь сказать, князь, что моей голове хватает солнечного золота, но недостает мозгов? Тогда, может быть, я не стою твоего монаршего внимания и ты вернешься в свое Пятилучье один? Ах, нет? Тогда мы летим втроем: мона Сэниа — моя… — Она на миг запнулась: назвать принцессу сестрой — слишком слабая мотивация, но тогда что же придумать… — Она — мое сибилло, и я не расстаюсь с иен ии-ког-да.