Стеклянный цветок (сборник) - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 116

— Позвоните в полицию, — предложила Кэти. Питер обвел помещение взглядом.

— Мне с самого начала что-то показалось странным. А сейчас ты сказала, и я понял: здесь нет телефона, — Все промолчали, переваривая открытие, — И в наших комнатах тоже нет. А у вас?

— Точно! — удивился Стив Дельмарио, — Питер, ты — голова!

— Похоже, нам мат, — проговорил Экс, опустившись на край кресла.

— Верно, — согласился Питер. — Банниш играет с нами в какую-то игру. Шутки шутит.

— Хм! Ты предлагаешь посмеяться вместе? Питер пожал плечами.

— Пока поедим, а там, глядишь, и выясним, за каким дьяволом мы ему понадобились.

— Э-э, нар… род… — пьяно вмешался Стив. — Надо обставить его, вот что! Экс недоуменно воззрился на старого друга.

— Что ты несешь? Дельмарио хитро ухмыльнулся и приложился к бокалу.

— Питер вот говорит, что Банни й… якобы затеял с нами игру, пр…ально? Ну и все путем. Сыграем и поставим нахала на место. — Он прыснул в кулак. — Черт возьми, ребята, это ж Фанни-Банни. Какая разница, во что с ним играть! Может, он и мастер, только, провалиться мне, найдет способ продуть даже в выигрышном эндшпиле. Да вы чего, з… забыли? Решающие партии Банни всегда, абсолютно всегда проигрывал. И эту тоже проиграет.

— Посмотрим, — пробормотал Питер, — Посмотрим.

Захватив с собой вторую бутылку «Хайнекена», он уселся на скамеечке в «патио» и, попивая пиво, наблюдал за Кэти, которая принимала горячую ванну.

— Неземное блаженство, — мурлыкала Кэти, нежась в благоухающей пене, — Я воспаряю к недосягаемым высотам чувственности. Прыгай ко мне.

— Спасибо, не тянет.

— Ты должен купить мне такую же, дорогой.

— Хорошо, но поставим в гостиной. Соседи снизу будут страшно рады. Глотнув из бутылки, Питер покачал головой.

— О чем задумался, милый? Он насупился.

— О шахматах.

— Ах! Не может быть.

— Хочешь — верь, хочешь — нет.

— Поделись же сокровенным.

— Жизнь во многом схожа с шахматами, — изрек Питер.

— В самом деле? — Кэти засмеялась. — А я как-то не замечала. Питер не поддался на провокацию.

— Суть сходства — в свободе выбора. Предпринимая какой-либо шаг на жизненном пути или делая очередной ход в шахматной партии, человек делает выбор, который приведет к тому или иному продолжению. Это точка ветвления. А сделаешь этот шаг или ход — и оказываешься перед новой развилкой. И только значительно позже видишь, что выбранный вариант совсем не так хорош, как казалось. Иногда и вовсе проигрышный, но выясняется это только под конец.

— Надеюсь, ты повторишь свою речь, когда я вылезу, — проворковала Кэти. — Необходимо записать ее для потомства.

— В универе казалось, что впереди столько дорог, столько, как сказал бы Стив, вариаций функционала под названием «жизнь»… Я, конечно, понимал, что каждому дано прожить лишь одну из всех воображаемых линий, но в те годы любой путь, любое продолжение этой «партии» представлялось теоретически возможным. То я мечтал стать романистом, то знаменитым вашингтонским журналистом, потом уж не знаю — политиком, профессором, да мало ли кем. Мои мечты жили во мне, а я — в них. Воображал, как добьюсь богатства, встречусь с невероятными красавицами, займусь массой интересных вещей и буду жить во множестве райских уголков… Разумеется, большинство моих грез в действительности исключали друг друга, но, пока ни одна из них не реализовалась, я в каком-то смысле обладал всем миром. В точности как за доской перед началом партии: вот они перед тобой — сицилианская защита, французская или, скажем, защита Лoпеса — все мыслимое разнообразие вариантов, сосуществующих в мозгу, пока не сделаны первые ходы. Конечная цель — всегда победа, независимо от выбранного дебюта, но путь к ней не единственный… — Он отхлебнул еще. — Но вот часы пущены, число вариантов сокращается с каждым ходом, простора для воображения все меньше, и наконец остается то, что есть, — позиция, созданная наполовину тобой, наполовину противником. А противник этот — судьба. Хорошо ли ты сыграл или проглядел свой шанс и угодил в ловушку — расстановку фигур уже не изменить. Ходы не возвращаются.

Кэти выбралась из ванны и взялась за полотенце. Пар мягко обволакивал ее разгоряченное нагое тело. Питер вдруг осознал, что смотрит на нее с почти забытой за последние годы нежностью. Но тут Кэти заговорила, и очарование пропало.

— Промахнулся ты с карьерой, — энергично вытираясь, констатировала она, — Тебе бы работать в рекламном бюро. Такой талант пропадает! Красноречив, убедителен — прямо ходячее глубокомыслие. А как насчет афоризмов вроде: «Жизнь прожить надо так, чтобы потом не было стыдно…»?

— Хватит! — вспылил Питер. — Оставь свои идиотские подковырки. Кэти замерла, озабоченно наморщила лоб.

— Ты, часом, не захворал?

Не потрудившись ответить, он перевел взгляд на заснеженные вершины за окном. Гримаса обеспокоенности на лице Кэти мигом сгладилась за ненадобностью.

— Так, у нас очередная депрессия. Не выпить ли тебе еще пивка — может, пожалеешь себя, а к полуночи дойдешь до премиленькой пьяной истерики. В лучших традициях. Не желаешь попробовать?

— Прекрати. Я думаю о матче.

— О каком матче?

— О том, последнем в национальном чемпионате. Против Чикаго. Странно: меня не оставляет ощущение, будто… будто после него-то все и покатилось под уклон. Мы упустили шанс прогреметь на всю лигу, поверить в свои силы, и с той поры все идет наперекосяк. Тупиковая ветвь. Мы выбрали проигрышное продолжение, Кэти, и своими судьбами только доказывали это. Кэти села на край ванны.

— Вы?

— Ну конечно. Посуди: я провалился как романист, провалился как журналист, а сейчас на грани краха моя книготорговля… О стервозе жене, пожалуй, умолчу. Стив практически спился, у него нет денег даже на поездку сюда. Экс — мелкая сошка рекламного агентства, никакой перспективы роста. В общем, верно ты нас охарактеризовала: неудачники. Кэти усмехнулась.

— А наш миляга хозяин? Он проигрывал гораздо чаще вас, а потом, похоже, резко пошел в гору.

— Хм-м, — промычал Питер и задумчиво глотнул из горлышка. — Не знаю, не знаю. Банниш весьма богат, признаю.

Только вот в гостиной у него стоит доска с приклеенными фигурами, которая каждый божий день напоминает ему об упущенном когда-то выигрыше. По-моему, это не очень вяжется с образом победителя.

Кэти встала и сняла резиновую шапочку. Длинные каштановые волосы шелковистой волной упали на плечи. Питер вспомнил очаровательную девушку, на которой женился восемь лет назад, — сам он, по ее мнению, был в то время подающим большие надежды беллетристом, завершающим первый роман, — и улыбнулся.

— Ты великолепно выглядишь. Кэти опять состроила озабоченную гримаску.

— А ты и правда бледен. У тебя нет температуры?

— Нет. Просто немного воспоминаний и множество сожалений.

— А-а, — протянула она и по пути в спальню бросила ему в руки полотенце. — Стоп машина, капитан. Команда собралась в кают-компании, а у юнги от вашей мрачной философии разгулялся аппетит.

Если бы не отвратительная обстановка за столом, обед удался бы на славу. Превосходные толстые ломти в меру прожаренной телятины на ребрышках, с крупным печеным картофелем и горой свежих овощей на гарнир; дорогие марочные вина; три десерта на любой вкус и несколько сортов отменных ликеров к свежепомолотому кофе… Но все это гастрономическое великолепие не смогло разрядить атмосферу и не смягчило гнетущее чувство дискомфорта.

Питеру кусок не лез в горло. Дельмарио основательно набрался уже перед обедом, а за столом, продолжая пить вино как воду, все глубже погружался в прострацию, перемежаемую приступами пьяной болтовни. Под маской ледяной вежливости Э. К. Стюарта угадывалась едва сдерживаемая ярость. И в придачу ко всему Банниш пресекал любую попытку Питера перевести разговор на нейтральную тему.

Добродушно-веселый тон хозяина отнюдь не делал тайным его злорадство. Он настойчиво ворошил прошлое, бередил былые раны от пустячных обид, всячески раздувал тлеющие угли неприязни. Стоило Нортену привести какой-нибудь безобидный забавный эпизод, как Банниш с улыбочкой припоминал очередную застарелую язву. В конце концов Экс, не выдержав, оборвал его на полуслове.