Девочка из страны кошмаров - Марушкин Павел Олегович - Страница 24

— Послушай, Цецилия… Ты ведь умерла, помнишь?

Солнце на миг померкло — его закрыло легкое облачко.

— Да, я умерла, — со вздохом согласилась Цецилия. — А потом превратилась в фею. Именно это и случается с умершими куклами, не так уж плохо, верно? Смотри!

Она встала на цыпочки, и за спиной тотчас развернулись крылья — как у порхающих вокруг стрекоз, разве что немного больше. Подпрыгнув, Цецилия исполнила в воздухе несколько изящных па и вновь приземлилась рядом с девочкой.

— Я долго думала, какие крылышки выбрать. У бабочек очень красивые, но слишком пестрые и совершенно не подходят к моему платью. Поэтому я остановилась на стрекозиных. Как ты думаешь, мне идет?

— Да, очень! — Кларисса улыбнулась, потом спросила на всякий случай: — Ты ведь больше меня не оставишь?

— Ну что ты; конечно, нет! И теперь в любую минуту ты можешь позвать меня, а здесь нас никто не тронет… Знаешь, где я живу?

— На лугу, в чашечке тюльпана? — сразу угадала Кларисса. — Такого большого, что ты помещаешься там целиком?

— Да, это моя спаленка. На ночь лепестки закрываются; внутри так хорошо и уютно! Правда, если не успеешь до заката, ночевать придется снаружи… Но это совсем не страшно! Можно погостить у светлячков, или отправиться на ночной концерт кузнечиков, или просто сидеть на ветке и любоваться луной… А с первыми солнечными лучами все цветы раскрываются, я умываюсь свежей росой и лечу на чашечку утреннего чаю с нектаром к другим феям.

— О! — удивилась Кларисса. — Здесь есть и другие?

— Конечно! У каждой девочки есть своя фея, и если они знают про это место, то могут с нами разговаривать или даже гостить во сне… Ой, смотри — а вот и кувшинки!

Плотик с тихим шорохом раздвигал упругие сочные листья. Приподнявшись на локте, девочка восхищенно разглядывала крупные ярко-желтые шарики цветов. Здесь было совсем мелко. Толстые стебли кувшинок сплетались на дне в причудливые узлы.

— Какая красота! Цецилия, а рыбки, золотые рыбки — ты покажешь, где они водятся? Я так хочу посмотреть!

Но Цецилия вдруг изрекла нечто вовсе несуразное:

— У нее травма в области ossa metacarpalia; перелом четвертой и пятой пястных костей. Пришлось наложить лонгету; по счастью, девочка была в глубоком обмороке… Через месяц гипс можно снять. Это не самое страшное, у молодых кости срастаются быстро. Меня куда больше беспокоит крупозное воспаление легких. Она стояла одной ногой в могиле…

— Но теперь, кажется, пошла на поправку? — спросил чей-то еще голос.

Речка с кувшинками куда-то подевалась; восхитительно-мягкий плот стал отсыревшей постелью. Тяжелыми волнами наплывали запахи карболки, йода, вареной капусты и неухоженных тел.

— Трудно сказать… Кризис, похоже, миновал, но она до сих пор не приходит в сознание. Я видел, как люди посильнее просто-напросто тихо угасали… Можете считать меня циником, инспектор, но для нее это было бы не самым худшим исходом.

— Гм, не слишком ли вы суровы к малютке?

— Я устал, понимаете? Просто устал! Когда изо дня в день пытаешься сделать хоть что-то, а жизнь методично сводит твои старания на нет… Это угнетает, знаете ли. Недаром многие из моих коллег заканчивают беспробудным пьянством. А с такими, как этот ребенок, особенно тяжко. Что ждет ее в будущем? Тюрьма? Бордель? Ее величество чахотка, коей наш злополучный климат особенно часто радует? А ведь, скорее всего, последнее… Простите, ради бога; что-то я заболтался.

— Возможно, все не так плохо, как вам кажется, доктор. Господин, который нашел бедняжку на мосту через Грим, выразил желание удочерить ее. К слову, живет он в Примбахо; море, солнце и благодатный южный воздух пойдут вашей пациентке на пользу, я полагаю…

— Дай-то бог!

— Я счел возможным несколько упростить процедуру: из-за этого дела господин Эгре и так задержался в столице куда дольше необходимого… Сказать по совести, я надеюсь на ваше понимание в столь щекотливом вопросе.

— Конечно, инспектор, о чем речь… Я выпишу ее, как только станет возможным. Еще неделя, максимум полторы… В благотворительной больнице с этим просто: каждая свободная койка нужна позарез.

— В таком случае, до встречи. Я буду навещать вас время от времени; хотелось бы поскорей уладить это дело.

Стук колес навевал дремоту. Ползущие за окном пейзажи очень скоро перестали развлекать; однообразные унылые виды сменяли друг друга с завидным постоянством. Кларисса потянулась и села, задумчиво теребя здоровой рукой край одеяла. Сейчас, когда болезнь наконец-то отступила, у девочки впервые появилась возможность оценить собственное положение. Ситуация, в которой она оказалась, была в высшей степени странной и щекотливой. Все эти люди — маленький усталый доктор, толстощекий инспектор с густыми усами и господин Эгре — почему-то считали ее сиротой. Сказать правду Кларисса не могла; она понимала, что стоит только начать — и выкладывать придется все, включая свой побег из дома Двестингауссов. А значит — и возвращаться туда, где… Воспоминания принесли с собой легкий озноб: девочка поежилась и плотней закуталась в одеяло. Господин Эгре тотчас поднял голову от книги:

— Что, опять лихорадит?

— Нет, ничего… Это я так, — бледно улыбнулась Кларисса. Спутник покачал головой и дернул витой шнур, свисающий в изголовье. Спустя минуту в дверь деликатно постучали.

— Чашку горячего бульону, пожалуйста, — небрежно бросил господин Эгре. — И замените воду в грелке, если вас не затруднит, — она, похоже, успела остыть.

Блеснуло и тут же скрылось в широкой ладони проводника серебро. Господин Эгре, похоже, никогда не испытывал финансовых затруднений; и любая проблема разрешалась, словно по волшебству, стоило ему раскрыть кошелек. «Сам я отношусь к деньгам с изрядной долей иронии, — поделился он со своей спутницей. — И мне порой чертовски забавно видеть, сколь охотно большинство людей служат презренному металлу». Кларисса тотчас вспомнила, какой радостью обернулась для нее найденная в грязи медная монетка-полтавро; это случилось в один из первых, самых тяжелых дней уличной жизни. Девочка тогда мучительно долго выбирала, на что потратить нежданную находку — и в конце концов купила краюху хлеба: здоровенную, одуряюще вкусную, с прилипшим к корочке угольком…

Господин Эгре, конечно же, в принципе не мог очутиться в подобной ситуации. Господин Эгре кушал только в самых лучших ресторанах, проживал в номерах люкс — и ясное дело, он был из породы людей, которых просто невозможно представить удирающими во все лопатки неизвестно от чего. Да и случись такая оказия — нет, не бежал бы господин Эгре по улицам, разбрызгивая осеннюю грязь, а ехал бы с комфортом в самодвижущемся экипаже, кутаясь в дорогой лидианский плед и потягивая из серебряной фляжки марочный бренди с целью успокоения расшатанных нервов.

— Бульон для маленькой барышни… — Проводник с улыбкой протягивал девочке чашку. Кларисса вздрогнула: оказывается, она незаметно для себя успела задремать. Сон последнее время одолевал ее в самые неподходящие моменты; впрочем, бороться с этим не следовало. «Я в состоянии донести тебя на руках до ближайшей кровати, если возникнет такая необходимость, — говорил ей спутник. — Твой организм и сам прекрасно знает, что ему нужно для исцеления; просто не мешай ему». Гипсовая повязка, как оказалось, имеет свои положительные стороны: на нее можно было поставить чашку, не боясь обжечься. Надо только придерживать, чтобы не расплескалось… После болезни девочка сделалась слабой, будто котенок, все вещи стали вдвое тяжелее.

Бульон придал Клариссе новых сил. К моменту, когда чашка показала дно, сонливость прошла; и на душе отчего-то стало немножко веселее.

— Господин Эгре, а что вы читаете? — набралась храбрости девочка.

— «Господин Эгре» звучит как-то слишком официально. Лучше называй меня «дядя Франто» — подмигнул спутник. — А книга очень интересная; хотя и несколько сложноватая для твоего возраста, полагаю… Это что-то вроде попытки реконструировать историю расселения народов, проследить их пути и причины, побудившие стронуться с насиженных мест.