Путь к рассвету - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 20

Дюдермонт посмотрел на Дриззта.

“Это верно”, — признал дроу.

Дюдермонт сделал паузу, потом кивнул. “Я признаю, что ты невиновен”, — сказал он Данкину, “и я согласен вернуть тебя на Минтарн после нашего плаванья на Кэрвич”.

“Тогда подберете меня в Вингэйте”, — сказал Данкин, но Дюдермонт покачал головой.

“Слишком далеко”, — ответил капитан. “Никто из моей команды не сходит в Вингэйте. А теперь, когда мне придется плыть обратно к Минтарну, я буду плыть от Кэрвича по северному пути, мимо северных Муншаес”.

“Тогда дайте мне сойти в Вингэйте, а оттуда я сам доберусь до северного города Муншаес”, — предложил Данкин.

“Какого северного города?” — спросил его Дюдермонт.

У Данкина не было ответа.

“Хочешь уйти, сходи в Вингэйте, но в этом случае я не могу гарантировать тебе, что заберу тебя оттуда в Минтарн”. Сказав это, Дюдермонт повернулся и пошел к своей каюте. Он вошел туда, не оглянувшись, оставив у штурвала раздраженного Данкина с опущенными плечами.

“Твои знания о Кэрвиче здорово помогут нам”, — сказал ему Дриззт, похлопав коротышку по плечу. “Твое присутствие здесь оценят”.

“Да соглашайся уже”, — добавила Кэтти-бри. “Найдешь себе друзей и приключений. О чем еще можно мечтать?”

Дриззт и Кэтти-бри отошли от него, обмениваясь полными надежды улыбками.

“Мне тоже это в новинку”, — поддержал Данкина Харкл. “Но я уверен, будет весело”. И улыбаясь и глупо подергивая головой, маг отошел от него.

Данкин, тряся головой, подошел к бортику. Ему пришлось признать, что Морская Фея ему нравилась. Рано осиротевший, Данкин мальчишкой привязался к морю, и впоследствии провел большую часть следующих двадцати лет своей жизни юнгой на пиратских кораблях, работая среди самых безжалостных головорезов Побережья Мечей. Он никогда не видел корабль, столь сильно наполненный духом товарищества, их побег из пиратской ловушки на Минтарне, положительно потряс его.

Последние несколько дней он вел себя, как вечно жалующийся на что-либо, дурак, а Дюдермонт наверняка знал о его прошлом, ну или, по крайне мере подозревал, что он был пиратом в свое время. И все же капитан не относился к нему как к пленнику, а, судя по словам темного эльфа, они действительно хотели, чтобы он плыл с ними на Кэрвич.

Данкин перегнулся через бортик, и заметил стаю дельфинов, веселящихся в волнах, и он погрузился в свои мысли.

* * * * *

“Ты снова думаешь о них”, — раздался голос позади угрюмого дварфа. Это был голос Реджиса, голос друга.

Бруенор не ответил. Он стоял на высокой точке на краю долины дварфов. К югу от Горы Кельвина, в месте, известном как склон Бруенора. Король дварфов всегда размышлял здесь. И хотя эта колонна из наваленных друг на друга камней была всего лишь пятьдесят футов в высоту, и едва возвышалась над тундрой, но каждый раз, когда Бруенор взбирался по крутой и узкой тропинке, ему казалось, что он поднимался к самим звездам.

Реджис карабкался последние двадцать футов обиженно надув губы. “Люблю бывать здесь ночью”, — заметил хафлинг. “Но ночей-то особо еще месяц не будет”, — продолжил он довольным голосом, пытаясь заставить Бруенора улыбнуться. Его наблюдение было справедливо. Далеко, далеко на севере, летние дни в Долине Ледяного Ветра длились очень долго, хотя солнце светило лишь несколько часов.

“Да, здесь у меня не особенно много времени”, — согласился Бруенор. “Времени, которое я хочу провести один”. Он повернулся к Реджису, пока говорил, и даже сквозь тьму хафлинг смог разглядеть его хмурое лицо.

Но Реджис знал цену этому виду. Бруенор скорее лаял, чем кусался.

“Один ты здесь не будешь, счастлив”, — возразил ему хафлинг. “Ты станешь думать о Кэтти-бри и Дриззте, и станешь скучать по ним, также как и я, и утром ты станешь ворчливым йети, а этого я допустить не могу”, — сказал хафлинг, помахивая пальцем. “И вообще, десяток дварфов упросили меня прийти сюда и подбодрить тебя”.

Бруенор надул губы, но не нашел ничего вразумительного в ответ. Он отвернулся от Реджиса, в основном потому, что не хотел, чтобы хафлинг увидел, зарождающуюся на кончиках его губ улыбку. За шесть лет, с тех пор как ушли Дриззт и Кэтти-бри, Реджис стал ближайшим другом Бруенора, хотя одна жрица дварфов по имени Стампет Рэкингкло почти постоянно находилась рядом с Бруенором, особенно в последнее время. Смешливые перешептывания говорили о близкой связи, растущей между женщиной и королем дварфов.

Но все же лучше всех Бруенора знал Реджис, Реджис, который был рядом с ним тогда, когда, как пришлось признаться Бруенору, ему больше всего нужно было общество. С самого возвращения в Долину Ледяного Ветра Бруенор почти постоянно думал о Дриззте и Кэтти-бри. Единственное что мешало Бруенору впасть в глубокую депрессию, это огромный объем работ, необходимый проделать, чтобы снова открыть шахты, и Реджис, Реджис всегда находящийся рядом, всегда улыбающийся и всегда заверяющий Бруенора, что Дриззт и Кэтти-бри вернутся к нему.

“Как ты думаешь, где они?” — спросил Реджис после долгого молчания.

Бруенор улыбнулся и пожал плечами, смотря не на хафлинга, а на юго-запад. Он лишь ответил, — “Где-то там”.

“Где-то там”, — повторил Реджис. “Дриззт и Кэтти-бри. И ты скучаешь по ним, так же как и я”. Хафлинг подошел ближе и положил руку на мускулистое плечо Бруенора. “И ты скучаешь по кошке, я знаю”, — сказал Реджис, снова отвлекая Бруенора от мрачных мыслей.

Бруенор посмотрел на него и не смог сдержать ухмылку. Упоминание Гвенвивар заставило Бруенора вспомнить не только об их с пантерой конфликте, но и о том, что Дриззт и Кэтти-бри, его самые близкие друзья, были не одни, и без труда могли позаботиться о себе.

Хафлинг и дварф еще долго молча стояли этой ночью, слушая не стихающий ветер, давший название этой долине, и дававший им ощущение того, что они находились среди звезд.

* * * * *

Сбор провизии в Вингэйте прошел без проблем, и полностью починенная и заполненная запасами Морская Фея вышла в море и вскоре оставила Муншаес далеко позади.

Ветры стихли, хотя они были всего лишь в дне пути, от Муншаес. Они были в открытом океане, и в поле зрения не было ни клочка земли.

Безветрие не могло полностью остановить Шхуну, только не тогда, когда на ее борту был Робиллард. Но все же возможности мага были ограниченны, он не мог долго наполнять паруса ветром и устроил продолжительное дуновение, медленно тащившее корабль.

Так и прошло несколько жарких дней, без событий, Морская Фея катилась по волнам, скрипя и покачиваясь. Через три дня после выхода из Вингэйта Дюдермонт строго нормировал размеры пайка, и время приема пищи, стараясь как снизить участившиеся случаи морской болезни, так и сохранить запасы продовольствия. По крайне мере команду не заботили пираты. Мало, какой корабль заплывал так далеко, и уж точно это были не грузовые, или торговые судна, роскошь которых привлекала пиратов.

Тут единственными врагами были: морская болезнь, солнцепек, и бесконечная скука, когда днями перед ними стелилась лишь гладкая вода.

Развлечение они нашли на пятый день. Стоя на передней балке Дриззт заметил плавник, задний плавник акулы, шедший параллельным к шхуне курсом. Дроу крикнул Уэйллану, находившемуся в тот момент в смотровом гнезде.

“Двадцатифутовая!”, — откликнулся юноша. Со своей высокой и удобной для наблюдения точки, он смог увидеть тень большой рыбины.

Вся команда сбежалась на палубу, возбужденно крича и хватая гарпуны. Но все мысли о том, чтобы поохотиться на рыбину растворились в естественном страхе, когда Уэйллан продолжил выкрикивать цифры, и они все поняли, что акула была не одна. Цифры разнились — многие плавники было трудно различить во внезапно запенившейся воде — но оценка Уэйллана, несомненно, самая точная, довела размер стаи до нескольких сотен.

Несколько сотен! И многие из них были размером с той, которую заметил Дриззт. Возбужденные возгласы быстро сменились молитвами.

Стая акул оставалась рядом с Морской Фей весь день и всю ночь. Дюдермонт понял, что акулы не могли разобрать, чем являлось судно, и, хотя, никто не произносил этого вслух, все надеялись, что прожорливые рыбы не примут Морскую Фею за убегающего кита.