Десять дней в Рио - Голубицкая Жанна - Страница 2

— Ну что, запарковала свой танк? — окликнул ее белобрысый парень. — Я тебя жду, побежали. А то опоздаем.

Это Антон, ее коллега. Яна только помотала головой: мол, не жди. Ехать в лифте, идти по коридору, вяло беседуя ни о чем, — не сейчас. Ей надо наконец додумать свою великую думу. И что-то ей подсказывало, что надо сделать это именно сегодня. Каждое утро, в финале привычной мантры, на площадке перед редакцией и перед тем, как войти в здание, Яна давала себе очередное обещание — взглянуть правде в глаза. Признаться хотя бы самой себе, что ее любовь — ее собственная фантазия. Обман, которым она рада обманываться все дальше и дальше.

Любовь, которую внушил ей многоопытный Лев, — не что иное, как извечный мужской трюк, которым владеет каждый произошедший от Адама. Просто Янин «предмет» владеет им особенно виртуозно.

Пока ее Лев развлекается, она лишь теряет время, растрачивает попусту свою красоту, молодость и талант. Ведь она старается любить его не просто, а талантливо, вкладывая всю душу. Как того и заслуживает такой необыкновенный, элегантный и роскошный мужчина, как ее Лев Николаевич. Как писала Цветаева:

И какой героический пыл

На случайную тень и на шорох…

— И как сердце мне испепелил

Этот даром истраченный порох!

На этом месте грустные размышления Яны обычно заходили в тупик. Так произошло и сейчас. Еще ни разу она не осмелилась прямо взглянуть в глаза не то что правде, но даже самому Льву. Как только он приближался к ней, она таяла, как мороженое на солнцепеке, и забывала обо всем на свете. Утыкалась ему в грудь, вдыхая запах его туалетной воды, и мечтала только об одном — как бы побыстрее слиться с ним в экстазе.

Боковым зрением она заметила длинный черный «БМВ» представительского класса и курящего рядом персонального водителя. Значит, Лев уже здесь. На часах без трех десять. Если она не сумеет за эти три минуты взлететь на лифте на последний этаж, скинуть пальто и подкрасить губы, она опоздает на планерку. А это будет означать не только штраф, но и то, что день начался неправильно. А что может быть хуже, чем начать день с косяка?

На планерку она все-таки опоздала, день не задался. Значит, и вечер, скорее всего, не удастся…

В редакции стояла тишина и пустота. Все кому полагалось сидели на утреннем совещании. Остальные еще не приехали. На часах было десять минут одиннадцатого. Теперь лучше не ходить вовсе, чем врываться с опозданием. В высокие, с пола до потолка, панорамные окна огромного зала для журналистов, на американский манер разделенного на рабочие места лишь перегородками, заглядывало неласковое осеннее солнце. «Скоро и его не будет, — грустно подумала Яна, — и тогда почти до самого апреля — темнота, непогода и никакого витамина D!» Она подошла к окну и бездумно уставилась на бегущий, едущий и отчаянно сигналящий Новый Арбат.

Льва она всегда узнавала по звуку шагов. Оборачиваться не было нужды, по залу шел он. Интересно, почему он не на планерке? Едва ли он опоздал, его машина давно здесь. Наверное, сейчас уедет куда-нибудь на переговоры…

Яна так и не повернулась, но каждый позвонок в ее вытянутой как струна спине напрягся и спрашивал: что скажешь ты мне, милый?

Теплые крепкие руки обхватили ее сзади за талию и прижали к мощному торсу. Спиной она почувствовала не только груду мышц, но и всю силу желания, исходящего от этого умопомрачительного тела. С трудом уняв внутреннюю дрожь, она тщательно проконтролировала, чтобы поворот головы был эффектным. Тонкий девичий профиль на фоне окна, где последние скупые солнечные лучи пронзают холодную синь ноябрьского неба. «Все-таки труженица слова и образа остается ею даже в глубоко личные моменты, — улыбнулась Яна про себя. — Никуда мне не деться от привычки оценивать „выразительность мизансцены“ и „поэзию момента“ со стороны — хоть я и сама с ног до головы в этой сценке. И не в лучшей роли! Я же знаю, что он меня не любит. Но картинка все равно красивая: он, она, окно… Кому что внутренний голос подсказывает, а мне — как бы это выглядело на бумаге или на экране! Получается, мой внутренний голос работает не на меня, а на мою профессию… Бред какой!» — Мысли проносились в Яниной голове со скоростью и хаотичностью броуновского движения.

«Это нервное, — решила она. — Меня уже год исправно колбасит, когда он приближается. Пора бы уж привыкнуть. Надо взять себя в руки, приветливо улыбнуться и поздороваться, желательно без дрожи в голосе»:

— Доброе утро, милый!

— Здравствуй, дорогая… Любимая, единственная.

Вот в этом он весь! Больше года длится этот вынимающий ей душу спектакль.

А ехидная работница пера, каким-то чудом уцелевшая в Яниной поплывшей от страсти голове, все не унималась: «Отменная драматургия сцены: она у окна спиной, он неслышно подходит сзади. Обнимает ее за плечи, поворачивает к себе… Но нет, это не эротическая поза, а всего лишь проходной кадр из бесконечного сериала о производственных буднях одной большой редакции. Под рабочим названием „За пять минут до любви“. Ибо не пройдет и пяти минут, как начнется эротический дубль. Вы вдвоем, все остальные на планерке. У вас есть целых двадцать минут. Все это было уже сто тысяч раз. И ни разу не привело к какому-то новому витку в ваших отношениях. Тебя просто вежливо и со вкусом используют, детка!»

«Заткнись, грусть!» — одернула Яна «работницу пера». Зачем она все время талдычит ей неприятную правду? Это же просто негуманно!

Лев поцеловал ее в ключицу. Губы сухие и теплые.

— Ты прекрасно выглядишь! Впрочем, как всегда.

— Спасибо, ты тоже ничего!

— У меня есть для тебя кое-что… Зайдем ко мне на минутку?

— Конечно. На минутку.

Этот диалог повторялся почти всегда, лишь с небольшими вариациями. В кабинете он усаживал ее на свой стол и начинал покрывать поцелуями. Он никогда не раздевал ее полностью: только расстегивал блузку и поднимал юбку. Яна к этому привыкла и честно носила чулки, чтобы у любимого было меньше хлопот.

Честно говоря, этот стремительный и страстный секс в интерьерах начальственного кабинета нравился и ей. Был в нем некий манящий привкус запретного плода. Но, как любой влюбленной женщине, Яне хотелось чего-то большего — чего-то похожего на уютное гнездо и собственного самца-добытчика, которого не нужно делить с другой самкой и вообще отпускать в другую пещеру.

Сценарий не изменился и в этот раз. Лев снял только пиджак, оставшись в тонкой дорогой рубашке. Сразу же засунул руку ей под юбку.

— Как мне нравится, что ты всегда готова к встрече со мной! — засмеялся он.

Уж что-что, а Янина физиология еще ни разу не подвела Льва! Вся эта краткая прелюдия в виде совместного похода по коридору в его кабинет неизменно приводила ее в крайнее возбуждение. Почему, она и сама не знала. Наверное, природе так угодно. А может быть, просто он — ее мужчина, предназначенный ей самой Вселенной. Только он об этом не знает, а жаль!

Стол Льва стоял таким образом, что Янин взгляд упирался в окно. Обычно она закрывала глаза, в забытьи качаясь на волнах их взаимной страсти. Но сегодня, вцепившись в мощные плечи уже вошедшего в нее Льва, Яна в задумчивости таращилась в окно. Вид и вправду был потрясающий — центр Москвы, как на ладони, качался в такт движениям ее искусного любовника.

И Яна вдруг отчетливо поняла две вещи. Она больше не хочет закрывать глаза. И она не хочет больше видеть этот город. По крайней мере, из этого окна и в этой позе.

— Ты великолепна! — сказал Лев, застегивая брюки. — Впрочем, как всегда.

— А ты, надо полагать, сегодня вечером занят. Впрочем, как всегда. В последнее время.

«Блин, скатываюсь к банальной женской прозе, — с отвращением оценила Яна собственную реплику, — но сегодня пятница, обидно… Опять придется выпивать с подружками либо висеть дома в „Одноклассниках“. А как хочется чего-то волнующего!»

— Но ты же знаешь, детка, что сегодня в ЦДЛ мы чествуем…