Одинокие боги - Ламур Луис - Страница 54

Она чуть направила меня в жизни, подсказала что-то в нужный момент, помогла преодолеть нелегкий переходный возраст, когда мальчик становится молодым человеком.

Чего она ждала от судьбы? Уверенности и обеспеченности? Несомненно. Однажды мисс Нессельрод сказала, что наши судьбы в чем-то схожи: оба остались одинокими, и в этих словах ее прозвучал оттенок печали, намек на то, что когда-то, давным-давно, с нею рядом был, может быть, человек, отвергший ее ради денег, положения или чего-то другого. Это, естественно, лишь мои предположения, но ведь такое вполне возможно, поэтому и нельзя сбрасывать со счетов.

Что бы ни явилось причиной, но мужественная женщина собрала все свои небольшие деньги на поездку, веря в удачу, приехала в Калифорнию, рассчитывая найти свое место в жизни.

Может быть, она перебралась сюда, потому что на востоке ее хорошо знали? Приехала, чтобы скрыться от кого-то? Начать новую жизнь здесь, где никто не мог ткнуть в нее пальцем или унизить, зная, кем она была в той, прошлой жизни?

Кто бы она ни была, несомненно одно: мисс Нессельрод — женщина смелая и необычайно талантливая... К такому выводу я приходил каждый раз, когда думал о ней.

Поездка по пустыне давала мне немало поводов и времени для размышлений. Разговаривать становилось все труднее, поскольку узкие дороги были рассчитаны для передвижения друг за другом, колонной. Еще и жажда отбивала охоту беседовать. Поэтому каждый ехал в одиночку, мечтая, размышляя или просто дремал в седле.

Над нами пролетел канюк, далеко впереди показался любопытный койот, а позади оставалась дорога, едва различимая в лучах солнца.

Теперь во главе колонны ехал Франческо: Финней приотстал, поджидая меня. Я повернулся к нему в седле, кивнул на дорогу:

— Что-то слишком много путешественников развелось, что они делали там, у лавки?

— Наверное, охотники, — предположил он. — Интересно, что они тут ищут?

Солнце пригревало все сильнее, глаза уставали от напряжения, и чудились пыльные дьяволы, выписывающие пируэты в пустыне, а потом вдруг заманивающие к переливающемуся голубизной озеру, которое тотчас исчезало при нашем приближении.

Пот струился по лицу. Я вытер лоб и щеки цветным носовым платком, протер кожаную ленту внутри шляпы.

Далеко впереди, на фоне голубой воды миража, появился силуэт невероятно высокого всадника.

Франческо обернулся ко мне и показал рукой в направлении темной фигуры, настолько далекой, что она была едва различима.

— Рамон, — обрадовался Франческо. — Скоро ты увидишь его.

Глава 32

— Что-то известно об этом человеке? — поинтересовался я.

— Он — Рамон, — ответил лаконично Франческо и несколько минут ехал молча. — Шаман. Человек магии. Хороший наездник, — добавил он.

Мы постепенно сближались. Но Рамон не двинулся нам навстречу, просто сидел на лошади, поджидая нас. Какой, интересно, он: молодой, старый?.. На большом расстоянии это трудно определить, но сидел он в седле очень прямо.

— Он знает, где обитают дикие лошади, — сказал Франческо.

По мере приближения голубое озеро таяло на глазах, один Рамон оставался на своем месте.

— Он знает тебя, — сказал, удивив меня, Франческо.

Но я его никогда не видел.

Рамон оказался стройным, а когда мы подъехали ближе, я понял, — и невысоким, худощавым человеком. В рубашке с открытой шеей, брюках из оленьей кожи, поддерживаемых широким ремнем. Сбоку ножны, ружье запрятано в кожаный чехол, расшитый бисером.

— Я Рамон, — представился он.

— Меня зовут Иоханнес Верн, — ответил я. — А это, — я повернулся, кивнув на своих спутников, — Джакоб Финней и Монте Мак-Калла. Остальных вы знаете.

— Нет, не знаю.

Я удивленно добавил:

— Это Франческо, Алехандро, Мартин, Диего, Джей и Селмо.

По мере того как я называл имя каждого, он переводил взгляд с одного на другого. Рамон был сед, и это еще более оттеняло необычность его жгучих черных глаз и коричневой кожи, какой отличались индейцы с восточного побережья.

Для них стало привычным называть детей испанскими именами, хотя у каждого было и свое собственное, известное лишь его близким и семье. Без сомнения, этот обычай родился в миссиях, где святые отцы для собственного облегчения нарекли детей индейцев испанскими именами.

Рамон повернул свою лошадь и поскакал вперед, показывая нам путь. Франческо ехал рядом со мной.

— Он не похож на кахьюлла, — сделал я вывод.

— Я же говорил тебе, он не кахьюлл. Он Рамон, и... все.

— Но я не знаком с ним, как он заметил.

Франческо, повернув голову, посмотрел на меня:

— Я и не говорил, что ты его знаешь. Я сказал — он тебя знает.

Конечно, это было не одно и то же, но откуда он-то знал меня? С каких пор?

Рамон скакал на серовато-коричневом жеребце с черной гривой и хвостом и таким же темным окрасом возле копыт. У него была мощная шея, какой я не видывал ни у одной лошади. И весь он выглядел очень сильным.

Мы продвигались вперед весь день. Рамон ни разу не остановился до тех пор, пока не свернул на тропинку, ведущую к скоплению валунов. Огромные камни скрывали от глаз людских небольшое озеро.

Рамон спешился, напился из него воды и пригласил всех последовать его примеру. Он наблюдал, как я подходил к озеру и зачерпывал ладонями воду.

— Иоханнес — человек пустыни, — неожиданно обронил он.

— Возможно, — не возражал я, сухо добавив: — Пусть пустыня сама решит.

Мы сделали привал, и каждый отдыхал под собственной лошадью. Селмо готовил еду.

— Лошади, — сказал Рамон, — будут здесь.

Он быстро изобразил на песке контуры воображаемой карты, пометив места, где в настоящее время сделан привал и где мы обнаружим диких лошадей и тропинку между этими двумя точками.

— Здесь, — он ткнул пальцем, — горы. А здесь очень узкий проход. Дорога ведет к морю, — он посмотрел на меня, — в Лос-Анджелес. Там, — он махнул рукой на север, — долина Сан-Хуан. — Рамон показал на восток, направо. А там пустыня. — Он опять взглянул на меня. — Пустыню ты уже пересекал. Сколько вам нужно отловить лошадей? — спросил он.

— Четыреста, если получится, — ответил я. — Пятьсот, конечно, было бы еще лучше.

— Это много.

— Но нам и нужно много. Скоро в страну прибудет немало людей, и всем понадобятся лошади.

— Не сомневаюсь, — ответил Рамон и неожиданно спросил: — А ты умеешь читать книги?

— Умею.

— Я никогда не видел книгу, — признался он с тоской в голосе.

— Пустыня — та же книга, — ободряюще заметил я. — И в ней немало интересных страниц.

— Да, — согласился он. — И ни одна страница не похожа на другую.

— Вы живете недалеко отсюда, Рамон?

— Я живу везде, — ответил он. — Мой дом там, где я приклоню голову.

— А ваша семья? Ваше племя?

— Все умерли. Я остался один, — печально произнес Рамон.

Костер весело потрескивал, выбрасывая высоко в воздух искры и клубы дыма.

— Там был когда-то город. — Рамон махнул рукой в сторону пустыни. — И я жил в нем, когда был маленьким. Потом земля начала дрожать. Сначала слабо, потом все сильнее и сильнее, отчего большинство домов разрушилось. Много дней сотрясалась так земля. Некоторые жители вместе с близкими бежали в горы, среди них был и мой отец, он взял нас с собой.

Вскоре полили дожди, задули ветры. Пришла зима, и стало очень холодно. Мы с отцом пробрались к городским руинам, чтобы поискать еду, одежду и оружие. Другие не решились — боялись.

Дома у нас всегда хранился большой запас провизии; к счастью, он уцелел, и мы забрали его с собой. Но счастье это обернулось горем: когда мы вернулись, отца убили и захватили еду, которую мы принесли с собой. Мы с братом и сестрой и еще двое других, присоединившихся к нам, вынуждены были бежать и прятаться. Мы нашли небольшую ложбину среди скал, там бил родник, за ложбиной протекала река. Мы надежно укрылись, и нас не нашли. Зима была в тот год очень суровой, мы вырыли в холме пещеру, которая стала нашим убежищем. Выходя на охоту, встречали других людей, но не доверяли никому: только издали наблюдали за ними. Они не умели стрелять так же хорошо, как мы, потому что никогда не охотились.