Ландо - Ламур Луис - Страница 29

Опустив голову на грудь, я сконцентрировался, собрав все силы, оторвался от заграждения и снова занял позицию в центре ринга.

Когда мы разошлись, готовые для наступления, у меня перед глазами снова сверкнул луч, отраженный стволом винтовки. Человек прицеливался в меня из того самого окна.

Сделав финт, я набросился на Кэфри, нарочно проскочил вперед и, потеряв равновесие, упал на землю, и как раз вовремя. Пуля, пущенная в меня, угодила туда, где я только что стоял. Потом я поднялся на четвереньки. Вокруг воцарилась тишина.

И я увидел, как толпа отпрянула назад. Возле столба все еще стоял человек с круглой голубой дырой над глазом, его затылок снесло. И тут на сцене появился Бишоп. Он пролез на ринг и, размахивая часами, стал кричать, что я лежал в нокауте десять секунд, а значит проиграл.

— Покиньте ринг! — закричал Вальтон и вытащил винтовку, — Бой продолжается. Пусть победит сильнейший!

Головорезы Кэфри снова сгрудились вокруг ринга, яростно вопя, что бой завершен, но прежде, чем они снесли ограждение, возле него появился всадник с винтовкой в руке.

— Прочь от веревок! — его зычный командирский голос покрыл вой толпы. — Мы не потерпим произвола!

От такого предупреждения многие головы протрезвели. Ошалев, бандиты молча смотрели на капитана Мак-Нелли и сопровождавших его рейнджеров, уже расчехливших оружие.

— Посоветую вам хорошо подумать и поберечь собственную шкуру. Я, Мак-Нелли, и мои друзья проследим за тем, чтобы поединок завершился по справедливости, и не допустим насилия вне ринга. — Я видел лица своих противников, казалось, они отказывались Верить в то, что произошло, но тридцать вооруженных всадников выглядели вполне убедительно. А я, признаюсь, очень обрадовался им. — Шериф Вальтон, — тихо обратился Мак-Нелли к судье, — командуйте дальше.

Справедливости ради надо сказать, что Дункан Кэфри был кем угодно, только не трусом.

Он старался причинить мне боль, наносил короткие, очень ощутимые прямые удары по корпусу, ставил подножки. Но надо отдать ему должное, Кэфри был настоящий боец и умел драться. Его мужество заслуживало уважения. За несколько минут он восстановил силы и подошел к отметке свежий, каким бывает мастер, который знает, как заставить соперника выкладываться, а самому сохранять силы. Теперь Кэфри приготовился задать мне трепку.

Хотя я и новичок в боксе, но меня тренировал Тинкер и научил разным хитростям, которые мне удавалось с успехом применять. Длинный и жестокий поединок, как ни странно, не вымотал меня окончательно.

Напротив, я почувствовал ни с чем не сравнимую свободу. Скованность исчезла, разогретое тело стало легким, пластичным, я вошел в ритм борьбы и действовал хладнокровно и четко.

Кэфри стукнул меня левой по лицу, на секунду открывшись, и тут же получил правой в сердце. Левой я нанес ему удар под ребра, потом хук правой в левую часть головы. От сильного потрясения Дун моргнул. А я, не давая ему опомниться, тузил его правой и левой. Долгую минуту мы сыпали удары друг на друга. От его железных тумаков у меня шумело в голове, кровоточила рана на губе. В какой-то момент мне удалось оттолкнуть его разящий кулак и провести удар правой в подбородок. Он отшатнулся и затряс головой. Увы, он был кем угодно, только не думающим боксером. Медленно ворочая мозгами, он покачнулся, а я со всей силой рубанул двумя руками.

Зрители ахнули. Потом начался такой немыслимый гвалт, что все от него оглохли. Накал страстей был так велик, что кое-кто плакал от ярости и драматичности ситуации.

Но Дун все же собрался и ударил меня слева, и я почувствовал, что это совсем не тот удар. Проведя разведку боем, стал следить за тем, когда он сделает нужное мне движение, и Кэфри не заставил меня долго ждать, он снова слишком открылся, и теперь я его поймал. Мой кулак, как топор по бревну, влепился в его подбородок, и он полетел лицом на ринг.

Одно мгновение я стоял и смотрел на него, пытаясь возбудить в себе чувство ненависти. Но его не было. Исчезли злость и обиды, так долго терзавшие меня. Я уходил с тропы войны.

Наклонившись, я помог ему встать и дойти до угла, где почему-то никого не оказалось, чтобы принять его. Он открыл глаза и огляделся. А я протянул ему руку в перчатке.

— Спасибо, Дун. Отличный поединок. Ты прекрасно боксируешь.

Он моргнул и опять посмотрел на меня в сомнении, но все же протянул руку. Так мы и стояли, окруженные ревущей толпой, удивленно глядя друг на друга.

Со мной явно было не все в порядке. Я оказался очень слабым ненавистником. От победы я испытывал удовлетворение, но чувствовал бы себя еще лучше, если бы не было потерпевшего поражение. Вот так со мной всегда. Мне кажется, я принадлежу к тому типу людей, которые в трудной ситуации восстают, посылают противника в нокаут, выбивают ему зубы, а потом помогают подобрать их, и даже готовы заплатить по счету, чтобы их вставить. Хотя это уж слишком.

А потом я покинул ринг и обнял свою чалую, которую кто-то привел для меня. Тинкер протянул мне свитер и поторопил:

— Одевайся, тебе надо приложить лед.

— Потом, — возразил я. — Мне нужно увидеть одного человека.

— Того, кто собрался тебя убить? Он ускакал.

— Нет.

Мы с Тинкером двинулись по пыльной улице, позади ехали Док Халоран, капитан Мак-Нелли и шериф Вальтон.

Впереди на дороге появилось растущее облако пыли.

Марша сидела в коляске рядом со своим отцом, который правил лошадьми. Ни слуг, ни друзей. Мне пришла мысль, что они всегда были одиноки.

Лицо Декроу как обычно ничего не выражало. Притормозив коляску, он смотрел на меня холодно и изучающе.

— Вы убили вашего родственника Джонаса Локлира, — произнес я, — и сообщили Херраре о цели нашей поездки в Мексику.

— Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, — пожал плечами Декроу, глядя мне в глаза. — Меня последним можно обвинять в смерти моего родственника.

— Я видел, как вы его застрелили, — продолжал я настаивать, — и Мигель тоже видел, за что и поплатился. Поэтому вы пытались убить и меня сегодня.

— Вам должно быть стыдно говорить всякие небылицы о моем отце, — вступилась Марша.

— Учтите, вся собственность, ранчо и дом Джонаса, — продолжал я, — принадлежат Джин и вашей жене, хотя в завещании говорится по-другому. У вас нет ни юридического, ни морального права претендовать на наследство, — я нарочно говорил громко, чтобы не дать ему перебить меня. — Вам пора серьезно подумать над своим положением, а вы пытаетесь кого-то убить. Я дам клятву здесь, сейчас, и в суде, что вы предали и убили вашего родственника. Более того, — пришлось солгать мне, — я могу привести мексиканцев, которые подтвердят, что они видели вас в том бою. Для вас будет лучше, если согласитесь с претензиями Джин и вашей жены…

— Жена оставила меня, — пробормотал он.

— Повторяю, вы откажетесь от всех притязаний в пользу Джин и вашей жены, или я привлеку вас к суду за убийство. И не пытайтесь скрыться — найду!

Он молча сидел в коляске и исходил ненавистью ко мне. И мне, как последнему идиоту, стало жаль его. Он был мелким, ничтожным человеком, способным строить несостоятельные планы и проекты. Всю жизнь Декроу страстно жаждал денег, хотя Джонас, который все делал неправильно, всегда их имел. Как и кучу друзей. Марша скоро во всем разберется, и тогда до конца дней он обречен на одиночество. Но этот путь он выбрал сам.

Неправильно полагать, что такие люди страдают в душе, что их мучают угрызения совести. Они сожалеют только о том, что пойманы с поличным и никогда не признают своей вины. Сотни причин, тысячи обстоятельств, фатальное невезение… Преступник сожалеет не о содеянном преступлении, а о том, что его козни потерпели крах. Горечь поражения способна уничтожить человека с такой язвой в душе.

Дома меня ждали отец и Джин. Отец выглядел замечательно. Они были очень красивой парой. Но я никогда не смогу называть ее матерью, пришло мне в голову.

— Кто же задал тебе такую трепку? — обнимая меня, спросил отец.