Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль - Страница 34

Тогда в дело вмешался Мердок и смело разрешил проблему. Сообразительность и рассудительность Малыша, не свойственные, казалось бы, столь юному возрасту, серьезный склад ума, настойчивость в желании дойти до сути вещей — все это заставило его решиться и окончательно отбросить все колебания.

— Ты хочешь?… — коротко спросил он.

— Да, господин Мердок, — ответил Малыш.

Причем произнес он это так твердо и решительно, что все были просто поражены. Не было уже никаких сомнений в том, что мальчик полностью отдавал себе отчет в той ответственности, которую берет на себя в заботах о будущем своей крестницы.

Двадцать шестого сентября с восходом солнца все уже были готовы к торжественной церемонии. Все принарядились, кто как мог, а затем женщины в двуколке, а мужчины пешком, в приподнятом настроении отправились в церковный приход Силтона.

Но едва они вошли в церковь, возникло одно осложнение, вернее затруднение, о котором никто не подумал. И причиной его стал приходский священник.

Он спросил, кто будет крестным отцом малютки.

— Малыш, — ответил Мердок.

— Сколько ему лет?…

— Семь с половиной.

— Семь с половиной?… Маловато… Ладно, не беда… Скажите, я полагаю, у него есть и другое имя, кроме Малыша?…

— Господин священник, мы знаем только это, — ответила бабушка.

— И никакого другого? — изумился священник.

А затем, обращаясь к мальчугану, добрейший джентльмен стал допытываться:

— У тебя должно быть имя, данное при крещении.

— У меня его нет, отец мой.

— Вот как! Дитя мое, разве тебя никогда не крестили?…

То ли случайно, то ли по какой другой причине, однако Малыш был не в состоянии дать какое-либо объяснение по этому поводу. Его память не сохранила ничего, что было бы связано с церемонией крещения. Можно было только удивляться, что такая религиозная и строго соблюдающая все обряды семья, какими были Маккарти, до сих пор не поинтересовалась этим вопросом. Все дело в том, что мысль о том, что ребенок не был крещен, просто никому не приходила в голову.

Малыш, вообразив, что возникло непреодолимое препятствие тому, чтобы он мог стать крестным отцом Дженни, стоял озадаченный и смущенный. Но вдруг Мердок воскликнул:

— Э! Если он не крещен, господин священник, так окрестите его сейчас!

— А если он уже крещен?… — заметила бабушка.

— Ну что ж, он будет дважды христианином! — воскликнул Сим. — Окрестите-ка его первым…

— Действительно, почему бы и нет? — согласился священник.

— И тогда он сможет стать крестным отцом?…

— Вне всякого сомнения.

— И нет никаких препятствий к тому, что два крещения последуют одно за другим?… — спросила Китти.

— Абсолютно никаких, — ответил священник, — если Малыш найдет себе крестных среди присутствующих.

— Я готов, — сказал господин Мартин.

— И я, — отозвалась Мартина.

О! Как был счастлив Малыш при одной лишь мысли о том, что будет связан еще теснее с усыновившей его семьей!

— Спасибо… спасибо!… — лепетал он, целуя руки бабушке, Китти, Мартине.

А поскольку ребенку нужно было дать имя, как положено при крещении, то остановились на Эдит[136], согласно святцам.

Пусть будет Эдит! Но, скорее всего, его по-прежнему будут звать Малышом… Это имя так шло мальчику, и к нему так все привыкли!

Итак, юный крестный отец был окрещен первым; затем, когда церемония была закончена, бабушка и он держали на епитрахили девочку, которая и была окрещена по христианскому обычаю и наречена именем Дженни, согласно желанию ее крестной матери.

И тут же над церковным приходом поплыл радостный перезвон, при выходе из церкви процессию встретили разрывы хлопушек, на местных мальчишек посыпался град медяков… А что творилось на паперти! Можно было подумать, что все бедняки графства назначили в этот день встречу на площади Силтона.

Дорогой Малыш, да разве ты мог себе представить, что наступит такой день, когда ты окажешься на первых ролях при столь торжественных обстоятельствах?

Возвращение на ферму прошло весело: во главе процессии шел священник в окружении приглашенных, полутора десятков соседей и соседок. Все уселись за стол, накрытый в большом зале под бдительным оком замечательной стряпухи, которую господин Мартин вызвал из Трали.

Само собой разумеется, что продукты для столь знаменательного торжества были взяты из запасов фермы. Со стороны не было куплено ничего, и жаркое из баранины, истекавшее остро приправленным соком, и цыплята, плававшие в белом соусе с пряными травами, и аппетитная ветчина, жирные края которой свешивались с тарелок, и фрикасе из кроликов, и даже лососи и щуки, выловленные в чистых водах Кэшна, — все было свое, домашнее.

Не стоит и говорить о том, что в гроссбух Малыша было записано все это изобилие в колонку «расход», и его бухгалтерия была в полном порядке. Он мог поэтому есть с чувством честно исполненного долга, да и пить тоже. К тому же там были крепкие ребята, способные подать достойный пример, обладатели здоровых желудков, не интересующиеся происхождением роскошных яств, лишь бы их было побольше. Нет! Ничего не осталось от плотного завтрака, ни от трех перемен, ни от десерта, хотя рисовый «plum-pudding»[137] изумлял фантастическими размерами, и на каждого приходились еще сладкий пирог со смородиной и пучки сырого сельдерея.

Было там и имбирное вино, и стаут[138], и портер, и содовая, и «асквибо» — шотландская разновидность виски, и бренди, и джин, и грог[139], приготовленный по знаменитому рецепту: hot, strong and plenty, «горячий, крепкий и обильный». Было чем свалить с ног самых стойких «выпивох» провинции. Поэтому к концу завтрака, продолжавшегося три часа, глаза у всех сверкали как горящие угольки, а скулы раскраснелись как пунцовые яблоки. Конечно, семейство Маккарти вело трезвый образ жизни… Они не посещали «возвышенные кабачки», предназначенные для католиков, питали презрение к «питейным заведениям» протестантов. Однако разве Господь не дарует отпущение грехов в день крестин, и разве священник здесь не для того, чтобы простить грешников?

И все-таки господин Мартин не переставал присматривать за гостями и неожиданно обрел помощника в лице Пата, проявившего удивительное воздержание к питию, тогда как его брат Сим уже слегка «поплыл».

Один из фермеров-соседей, человек мощного телосложения, выразил удивление, что матрос может быть столь воздержан в питье.

— Все дело в том, что я знаю историю Джона Плейна! — ответил молодой моряк.

— Историю Джона Плейна?… — послышалось со всех сторон.

— Историю или балладу, как вам угодно.

— Так спой нам ее, Пат, — сказал священник, совершенно не раздосадованный этим лирическим отступлением.

— Но история очень печальна…

— Все равно, мой мальчик! Мы с удовольствием выслушаем твою балладу до конца. Пой!

И тогда Пат начал напевать народную жалобную песню таким проникновенным вибрирующим голосом, что Малышу почудилось, что устами Пата поет беспредельный океан.

ИСТОРИЯ ДЖОНА ПЛЕЙНА[140]

I

Джон Плейн, уж вы поверьте,

Был беспробудно пьян,

Из рук до самой смерти

Не выпускал стакан.

О! Двух часов хватило —

Ведь жил он налегке —

Чтоб все спустить, что было,

В каком-то кабаке!

Последнюю монету

Швырнул он… Все равно!

Что горевать об этом?

В пучине рыб полно!