Пираты Черных гор - Черненко Дэн - Страница 25

– Ну? – прорычал Грас с отвращением. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Я не знаю, – угрюмо ответил Орталис. – Я на самом деле не хочу делать такие вещи. Иногда я просто не могу сдержаться.

Грас верил ему. Но хотя это и объясняло поведение сына, оправдания ему все равно не было.

– Я предупреждал тебя, что случится, если ты еще когда-нибудь сделаешь что-нибудь подобное, – со злостью сказал Грас.

Орталис насмешливо смотрел на отца. Грас боялся, что слишком хорошо понимает эту насмешку. Он много раз предупреждал своего законного сына о многих вещах. Он предупреждал его и затем не мог исполнить своих угроз. Ничего удивительного, что Орталис не верил, что он когда-нибудь выполнит их.

– Как я должен вбить в твою тупую, отвратительную голову, что я серьезен как никогда? – настойчиво вопрошал Грас – Клянусь богами, я знаю только один путь.

– Какой именно? – Орталис все еще ухмылялся. – Что ты намерен сделать?

Ухмылка перешла в изумление, когда отец ударил его по лицу.

– Вот что мне давно следовало бы сделать. – Грас тяжело дышал.

– Ты не можешь... – Молодой человек все еще не верил в происходящее.

– Могу! – Грас снова ударил его. – Это еще малая доля того, что ты позволял себе с этими девушками. Как тебе нравится получать это самому?

Глаза Орталиса широко распахнулись, а затем, грязно ругаясь, как какой-то моряк с речной галеры, он набросился на своего отца.

– Я убью тебя, ты, вонючий сын вонючей шлюхи! – орал он.

– Давай, попробуй!

Грас быстро отклонился от удара кулаком, который мог бы расплющить его нос, и ударил сына под ложечку. Орталис согнулся, с трудом переводя дух. А затем – снова ринулся в бой.

В смелости ему нельзя было отказать. Чего ему не хватало, так это – умения. Грас прошел хорошую школу на галере. Орталис, у которого жизнь была значительно легче, никогда ничему подобному не учился. Так что отец задал ему основательную трепку.

Наконец молодой человек поднял руки и завопил:

– Достаточно, отец! Во имя всех богов, достаточно! Пожалуйста!

Грас стоял над ним, тяжело дыша, кулаки все еще были сжаты. Он заставил себя разжать их. «Если ты сейчас не остановишься, ты забьешь его до смерти», – сказал он себе. Какая-то часть его существа действительно хотела покончить с ним раз и навсегда. Осознав это, он заставил себя отойти от сына.

– Хорошо, – он говорил так, словно в горле его застряла кость. – Хорошо. Вставай.

– Я... я не думаю, что смогу.

– Ты можешь, – с трудом произнес Грас. – Я знаю, что я сделал тебе. И знаю, что должен был бы сделать с тобой – чего ты действительно заслуживаешь. И ты это знаешь.

Орталис не пытался спорить с ним. Начни он отрицать, Грас мог бы снова начать бить его и, возможно, не сумел бы остановиться. Размазывая слезы, кровь и сопли по лицу, Орталис с усилием поднялся.

– Они... – Принц остановился.

Наверное, он намеревался сказать что-то вроде: «Они были просто служанки». Но у него хватило сообразительности смолчать и не разжечь с новой силой гнев Граса. Спустя мгновение Орталис пробормотал:

– Прости.

Вот так-то лучше. Этого было недостаточно даже для начала, но это было лучше. Грас сказал:

– Если ты еще когда-нибудь сделаешь нечто подобное, ты получишь вдвое больше затрещин, чем сейчас. Ты понимаешь меня, Орталис? Я не шучу. Тебе лучше не думать, что я шучу.

– Я понимаю тебя.

Голос молодого человека звучал нечетко: его разбитые губы распухли и кровоточили. Он старался пристально смотреть на отца, но это плохо у него получалось, так как один глаз у него заплыл, под вторым был синяк. Грас холодно ответил на его взгляд. Руки у него болели. И так же болели ребра, по которым Орталис все же ударил несколько раз. А еще болело сердце, стучащееся в ребра. Больше всего болело его сердце.

Но если бы он дать понять, как ему больно, все, что он сделал с Орталисом, потеряло бы смысл. Заставив свой голос звучать по-прежнему твердо, он сказал:

– Убирайся с моих глаз. И пойди умойся. Несколько дней тебе не следует попадаться кому-нибудь на глаза, поверь мне.

Орталис вдохнул и открыл рот, наверное, чтобы сообщить: «Я расскажу людям, что мой отец избил меня». Но разве это было бы правильно – бросать такие обвинения в лицо королю? И он, в очередной раз осознав это, сохранил молчание. Прижав левый кулак к ребрам, сын Граса и его наследник отвернулся от него и медленно, болезненно морщась, вышел вон.

Слуги с жаром обсуждали случившееся между старшим королем и его сыном. Через какое-то время их разговоры достигли ушей писцов, чиновников, придворных, и, наконец, ушей короля Ланиуса. К тому времени, когда Ланиус узнал о ссоре Граса и Орталиса, единственным свидетельством этого была внешность шурина. Синяк под глазом медленно проходил, но синяк под глазом бывает следствием разного рода случайностей. Ланиус не задавал вопросов. А сам Орталис не желал говорить на эту тему.

Может, спросить Граса о том, что случилось? Его тесть, однако, ходил с непроницаемым лицом, всем своим видом демонстрируя недоступность – что было, во всяком случае, странным. В конце концов Ланиус отказался от желания узнать, что произошло.

Как-то ему сообщили, что с ним хочет увидеться Кристата. Он ничего против этого не имел, хотя предусмотрительно не стал размышлять о том, что бы подумала Сосия.

Склонившись перед ним в реверансе, Кристата сказала:

– Боги даровали Аворнису двух прекрасных королей.

– Я рад, что ты так думаешь, – ответил Ланиус. «Стал бы я счастливее, если бы боги даровали Аворнису только одного прекрасного короля? Хоть убей, не знаю». Он заставил себя прекратить пустые размышления. – Не хочешь ли ты сказать, почему ты так думаешь?

– Потому что вы рассказали королю Грасу о том, что случилось со мной, а он пошел и заставил своего сына пожалеть о том, что он... сделал то, что сделал, – и потом, он дал мне золота.

– Разве? – сказал Ланиус. Грас не говорил ни слова о том, что сделал что-то подобное. Но Кристата кивнула.

– У меня теперь больше денег, чем я когда-нибудь имела. Этого хватит, чтобы я наконец-то начала платить на... – Она остановилась на полуслове.

«Почти достаточно, чтобы платить налоги». Кристата не хотела говорить ничего подобного тому, кто был заинтересован в сборе налогов и хотел быть уверен, что люди платят их. Что ж, девушка оказалась не очень сообразительной. Однако Ланиус улыбнулся:

– Я никому не скажу.

Чувствовал ли он такое расположение к ней просто потому, что она была хорошенькой девушкой? Или Ланиус старался показать ей, что не все в королевской семье ведут себя как Орталис, даже если у него была бы возможность встретиться с ней наедине. «Как бы я поступил, если бы у меня был шанс... – Он покачал головой. – Прекрати думать об этом».

– Король Грас даже сказал, что ему жаль. – Глаза Кристаты стали большими и круглыми. – Можете себе представить? Король, говорящий, что ему жаль? Мне? И он был так приветлив все время, пока мы беседовали.

Что бы сказала королева Эстрилда, если бы услышала это? Стала бы она размышлять, показывал ли Грас свое... дружелюбие таким образом, какой не имеет ничего общего с обычным разговором? Ланиус знал, так бы оно и было.

Не догадываясь, о чем, глядя на нее, размышляет Ланиус, Кристата продолжала:

– Он собирается послать меня на кухню – то есть он еще не решил. Там есть возможность продвинуться, это не то что стирка и уборка.

– Да, я полагаю, это так, – голос Ланиуса звучал неуверенно.

Он не смог бы сказать, какие сферы дворцовой службы давали возможность сделать карьеру, а какие – нет. А Грас знал. Он знал – и действовал.

«Почему я не знаю таких вещей? » – размышлял Ланиус, после того как Кристата снова сделала реверанс и покинула маленькую комнату для приемов, где они беседовали. Даже ее бедра, которыми она вызывающе покачивала при ходьбе, не отвлекли его от этих мыслей. До сих пор знание подобных вещей никогда не казалось ему таким же важным, как, например, правление короля Алседо – который занимал трон, когда пропал Скипетр милосердия.