Кей Дач ч.3. Тени снов - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 3

— Эх, отяжелел, Лешка, — подхватывая меня, сказал Ромка Цой, мой

ровесник, парень худощавый, но жилистый, под стать корейским предкам. —

Пропойца…

Сказал он не со зла. И никто бы не обратил внимания на слово, если бы

не мой недавний рассказ…

— Лешка-пропойца, — вздохнул кто-то. Имелось в виду уже не

опьянение, а постыдная история с обменной флягой.

И выходя вместе с Ромкой из бара я понял, что кличка приклеится

насмерть. Вместе со “скульптором”, “дезертиром”, “проводником” и прочими

насмешливыми эпитетами, за каждым из которых стоял тот или иной позор.

Капитан Огарин вновь оказался прав. Во всем.

— Ромка, почему я… почему я такой? — заплетающимся языком спросил

я.

— Сейчас, свежим воздухом подышишь, пройдет, — миролюбиво ответил

Ромка.

Мне стало смешно.

— Да не… кореец, ты дурак… я не о том…

Ромка только пыхтел, выволакивая меня из клуба. Городская малышня,

резвившаяся в бассейне, хохотала. Шедший навстречу отец Виталий, наш

новый священник, недавно принявший сан, неодобрительно нахмурился. Но

вежливо промолчал, достал сигаретку с марихуаной, и сделал вид, что весь

ушел в поиски зажигалки.

Я вдруг подумал, как часто в последнее время люди при встрече со мной

отводят глаза.

— Во, сейчас протрезвеешь, — сказал Ромка, сгружая меня на скамейку

у входа. Хорошо хоть никого на улице, кто в клубе, кто по домам сидит.

Большинство в клубе, конечно… — Ничего, Лешка, не грусти…

— Да не грущу я!

Ромка вздохнул, уселся рядом. Добродушно сказал:

— Это правильно. Грустить нечего. Со всяким бывает. Может тебе

жениться?

— Что? — я не уловил связи.

— Знаешь, умная жена… — он замолчал, сообразив, что ляпнул

лишнее. Но было поздно.

— Общее мнение? — спросил я. Ромка удивленно глянул на меня — до

него дошло, что я трезвее, чем выгляжу.

— Да. Общее. Ты уж не обижайся, но тебе и впрямь пора остепениться.

Сам он был женат четыре года, у него росли двое малышей, причем

старший уже гордо таскал на поясе обменную флягу. И в городке Ромку

уважали.

— Ты пойми, Леша, — Ромка посмотрел на меня с некоторым смущением.

— Все мы тебя любим. Ведь в чем наша, православная, сила? В любви, в

единении! Не только быть хорошим человеком, а еще и хорошим членом

общины. И за тебя душой все болеют, поверь. Когда ты очередную глупость

делаешь, может кто для виду и посмеется, но по правде-то, душа за тебя

болит! Когда человек один, он — тьфу… — Ромка плюнул под ноги,

растер плевок, — ничего не стоит! И себе в тягость, и общине. Может

тебе и впрямь, нужен кто-то рядом, а без того — сплошные неудачи?

— И кого мне община сватает? — спросил я.

Ромка смутился. Но выбраться из разговора было уже не так-то просто.

— Ольгу Нонову.

Я не сразу нашелся, что ответить:

— Ольгу Петровну? Ромка… в первом классе все мы были влюблены в

училку! Но ведь ей уже за сорок! Далеко за сорок!

Слава богу, он не сказал про “сорок пять” и “бабу — ягодку опять”.

Молчал, отведя глаза. Я переваривал услышанное. Значит, в городе меня

считают настолько неисправимым лоботрясом, что кроме пожилой

учительницы, чопорной и самовлюбленной, по возрасту годящейся мне в

матери, никто не способен обо мне позаботиться.

О том, что я способен о ком-то позаботиться, речи не шло вообще.

— Улечу я, Ромка, — сказал я. — Куда угодно. В приграничье, на

рудные планеты. Не могу я больше так. Бродить, ждать, пока абори

предложит тебе кусочек фекалий…

— Жемчужины — не фекалии! — оскорбился Роман. Он был старателем

неутомимым и довольно везучим.

— Да хоть почечные камни, — злорадно повторил я слова Огарина. —

Это же безумие! Жить, надеясь, что выпадет удача, и тебе подарят никому

не нужный кусочек чужой плоти! Что вспоминать будешь, когда время

умирать придет? Как с флягой по джунглям бродил?

Ромку проняло. Мы были добрыми приятелями, но сейчас я перешел грань.

Он встал, склонился надо мной.

— Умирать не тороплюсь! И на омоложение заработаю! Да хоть сейчас

помирать — найду, что вспомнить — сорок три жемчужины свои, жену,

пацанов! А ты, Лешка, что вспомнишь? Детские свои скульптурки? Кстати,

из чего ты их лепил, обличитель? Вот они-то… как раз… Если бы на

Терре настоящие художники знали… в руки бы их не взяли!

Я молчал. Потому и перестал, чего уж скрывать. Как узнал, что такое

на самом деле попадающиеся в лесах янтарные кругляши, из которых так

интересно вырезать — вырезать, а не лепить — красивые, сверкающие под

солнцем статуэтки… так сразу и перестал резьбой баловаться.

— Беспутный! — жестко сказал Роман. — Может, собрать тебе общиной

денег на билет? Ты же сам никогда не заработаешь, тебя и так всем миром

содержат!

Я вскочил — земля под ногами качнулась, но я устоял, и быстро пошел

прочь от клуба. Алкоголь будто перестал пьянить, видно, слишком много

адреналина выплеснулось в кровь. Ромка, который горячился редко, а

остывал быстро, замолчал, и неуверенно крикнул вслед:

— Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!

Не останавливаясь я шел вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу

убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан,

улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с

этим проклятым набором волонтеров… ну не хотел я руку ломать, кто ж

такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать все, на что

способен, комиссии, а тут…

И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы ее

в контору, получил чек… и через неделю, на туристическом лайнере

“Афанасий Никитин”, что раз в полгода останавливается у планеты,

отправился бы в метрополию.

А теперь — конец. “Всем миром на билет” мне не скинутся, это уж

точно. Вместо того придет батюшка Виталий, выпьет со мной, или травки

покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о

Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю

Господа, что последствия — духовные — для меня будут очень прискорбны.

И не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой

Ольгой Петровной…

Я пришел в себя, оказавшись на краю взлетного поля. Было совсем

темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звезды. Ну,

не звезды… падающие звезды. Наша планета окутана пылевым облаком —

из-за него настоящих звезд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над

головой сгорают тысячи микрометеоритов. Говорят, настоящие звезды точно

такие же, только они не мерцают, горят ровно и спокойно. Говорят, что

наше звездное небо красивее обычного. Потому и приезжают иногда туристы

— провести одну ночь, потанцевать и выпить под мерцающим шатром…

Не знаю.

Я хотел бы увидеть настоящие звезды.

Я хотел бы летать от звезды к звезде. Пройти по планетам Приграничья,

посетить Терру. Кем угодно там быть! Хоть золотарем! Но не в нашей дыре!

Господи, пусть не верю я в тебя, не верю, но молю, помоги вырваться

отсюда! В настоящий, огромный мир, где можно стоять под небом, в котором

горят звезды, а не межпланетный мусор! Где происходят настоящие дела!

— Лешка!

Из темноты возникла фигура в форме. Я узнал Дениса — почему-то он

был при полном параде, даже три своих ордена нацепил. И звездочку на

погоны уже добавил…

— Так и знал, что это ты шатаешься… — уже потише сказал он,

подходя. — Все-таки военная территория, приятель!

Я молчал.

— Или я выбыл из разряда тех, с кем ты разговариваешь? —

полюбопытствовал Денис.

— Нет… — выдавил я. — Извини. Ты был прав… во всем.

— Надо же, — Огарин развел руками. — Ты признаешь… — он