2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ... - Анин Владимир - Страница 13

— Ну, ты ездун! — сказала она.

— Я-то тут при чем? — возмутился я. — Не нравится, садись за руль сама.

Мне стало обидно, и я даже не заметил, как мы нечаянно перешли на «ты». Аданешь, не говоря больше ни слова, подошла к машине и села на свое место. Я швырнул недокуренную сигарету в пропасть, проводив ее долгим взглядом.

— Ладно. Только больше никаких претензий. Тебе понятно? — обратился я к Аданешь, вновь садясь за руль. — А тебе? — зачем-то сказал я, повернувшись к Абдель-Алему.

Тот, конечно, ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

Я завел мотор, сдал немного назад, и мы поползли дальше. Километров через двадцать вновь появился асфальт — видимо, мы приближались к городу. За очередным поворотом открылся вид на бугристую, поросшую скудной растительностью, долину, и дорога резко нырнула вниз. Предстоял крутой спуск. Я включил вторую передачу и все время держал ногу на педали тормоза. Мотор натужно выл. Казалось, колеса вот-вот потеряют сцепление с асфальтом и машину понесет. В конце спуска нас поджидал «тещин язык» — резкий, на сто восемьдесят градусов, поворот, за которым дорога вновь под невероятным углом устремлялась вниз. Разобравшись еще с двумя «тещиными языками», мы, наконец, попали в долину и уже через десять минут въехали в Аксум.

Небольшой пыльный городишко, расположенный в северной части провинции Тиграй, он весь был застроен одноэтажными домиками, по большей части, глинобитными хижинами. Лысые холмы окружали Аксум с четырех сторон. Центральная площадь, расположенная на месте старого города, заметно отличалась от остальной части Аксума. Возникало волнующее чувство соприкосновения с великой тайной истории. Три монолитных обелиска, высеченных из гранита и украшенных невероятными узорами, устремлялись в небо, словно немое доказательство былого могущества Аксумского царства. Ни сами обелиски, ни ведущая к ним каменная лестница, казалось, совершенно неподвластны времени. Единственным напоминанием о бренности всего сущего являлся четвертый обелиск, рухнувший, видимо, много лет назад, и расколовшийся на огромные глыбы.

Столетия погребли под толщей земли большую часть города, но стараниями археологов многие памятники древней цивилизации были отвоеваны у времени и являли взору удивительные образцы аксумской культуры, в полной мере подтверждающие исключительное мастерство античных зодчих. В особенности, поражали изъеденные тремя тысячелетиями, но, тем не менее, сохранившиеся, стены дворца царицы Шебы и ее знаменитая купель, высеченная и огромного куска гранита.

Неподалеку возвышался необычной формы древний храм, православный, как сказала Аданешь. Однако я не нашел в нем ничего от наших, русских церквей, даже округлый восьмиконечный крест на макушке своей ажурностью напоминал, скорее, большую снежинку.

Абдель-Алем наклонился к Аданешь и что-то пробормотал.

— Нам туда, — сказала она, кивая на храм. — Абдель-Алем говорит, что абба может подсказать, где живет Берхану.

— Кто такая абба?

— Не такая, а такой. Священник.

— Понятно. Тоже универсальное имя?

— Нет, это просто означает — святой отец.

Я припарковал машину возле высокой металлической ограды, которой был обнесен храм и несколько прилегающих к нему строений. Возле ворот Аданешь остановилась.

— Дальше идите одни. Я подожду вас здесь.

— Почему? — не понял я.

— Это территория мужского монастыря. Мне туда нельзя.

— Прости, но как я буду объясняться с вашим эфиопским попом? — поинтересовался я не без иронии. — Этот, боюсь, вряд ли сойдет за переводчика? — кивнул я на Абдель-Алема

— Священники — люди образованные, — спокойно ответила Аданешь. — Абба наверняка говорит по-английски.

Я только пожал плечами.

В храме царила тишина, пахло воском и ладаном. Абдель-Алем со знанием дела направился к видневшейся справа от алтаря резной двери. За ней обнаружилась небольшая темная комната, посреди которой, стоя на коленях, молился священник в черной сутане. Лицо его было обращено к висевшей в углу иконе Божьей матери, совсем такой же, как наша Казанская, за небольшим исключением — черты лица Пресвятой девы и Младенца откровенно выдавали в них эфиопское происхождение. Меня это, признаться, даже немного повеселило.

Абба повернулся и вопросительно посмотрел на нас. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти. Аккуратно стриженая борода с проседью едва доходила ему до груди. Черные угольки глаз, наполовину скрываясь под густыми бровями, терялись на фоне смуглого лица и потому, казалось, ничего не выражали.

Я поздоровался по-английски. Видимо, он меня понял, но продолжал молчать. Абдель-Алем выдал какую-то длинную фразу, трижды упомянув имя Берхану, и священник немного оживился, глаза его как будто выпрыгнули из-под бровей, и в них замерцало некоторое беспокойство. Он немного помялся, но потом все же протянул мне руку.

— Отец Ефрем, — сказал он на чистейшем английском. — Абдель-Алем сказал, что вы ищете Берхану.

— Да, — ответил я. — Меня зовут Александр Суворов.

— О! Переход Суворова через Альпы? — улыбнулся отец Ефрем.

— А вы знаете? — поразился я.

— Люблю историю. Всемирную.

— Потрясающе!

— А что касается Берхану… Могу я поинтересоваться, зачем он вам нужен?

— Видите ли, отец Ефрем, у меня есть подозрение, что к нему попала одна девочка, русская. И мне крайне необходимо ее вызволить.

— Мистер Суворов, желание ваше мне понятно. Но даже если эта девочка каким-то образом оказалась у господина Берхану, в чем я сомневаюсь, почему вы думаете, что он так вот просто вам ее отдаст. С какой стати? Кто вы такой, мистер Суворов?

— Я ее родственник, — не моргнув соврал я. — И если потребуется, я готов заплатить выкуп.

Отец Ефрем искоса посмотрел на меня и почесал бороду.

— Ну что ж, тогда вы найдете его дом на северном склоне холма Давида. Господин Берхану сейчас там.

Мне показалась подозрительной та легкость, с которой этот абба выдал мне тайну местонахождения Берхану.

— А это ничего, что вы так спокойно о нем говорите со мной? — на всякий случай поинтересовался я.

— Конечно, нет, — вновь улыбнулся отец Ефрем. — Если вы с ним договоритесь, он заплатит мне хороший процент, как посреднику. А если не договоритесь, он вас убьет. Так что я ничего не теряю.

«Вот те раз! — пронеслось у меня в голове. — А этот поп не лыком шит».

— Хорошо, — сказал я. — Спасибо за помощь.

— Помогать страждущим — мой долг, — ответил священник, скромно потупив взор.

Абдель-Алем подошел к отцу Ефрему и что-то шепнул ему на ухо.

— Если Абдель-Алем вам больше не нужен, — сказал отец Ефрем, — он просит разрешения остаться в Аксуме. А вашей спутнице передайте, что он вернется в Асмару сам, через пару дней.

— Не возражаю, — ответил я и, попрощавшись, вышел из храма.

Аданешь ждала за оградой и курила. Я невольно залюбовался девушкой, она даже курила как-то особенно изящно. Грациозно зажав сигарету самыми кончиками пальцев и слегка отставив в сторону локоток, Аданешь задумчиво смотрела куда-то вдаль, на горы, и пускала тонкие струйки дыма, которые змейками обволакивали ее запястье, прежде чем сорваться и умчаться прочь, растворившись в воздухе.

— Ну, как прошла беседа? — спросила Аданешь, заметив меня.

— Нормально. Священник сказал, где находится дом Берхану.

— Надо же! Никогда бы не подумала, что это так легко узнать. Полиция гоняется за ним уже пять лет. И все безрезультатно.

— Знаешь, я тоже поначалу удивился, но этот поп не такой уж простой мужик. Он мне прямо сказал: если я выкуплю девочку, Берхану отстегнет ему процент за посредничество, а если у меня другие намерения, то живым я оттуда не уйду.

Аданешь усмехнулась и, бросив докуренную сигарету, втоптала ее в землю.

— А где наш дружок Абдель-Алем?

— Решил тут немного погостить. Сказал, что сам потом доберется до Асмары.

— Ну, пусть гостит. Надеюсь, он нам больше не понадобится.

Аданешь подошла к машине и села за руль.