Приключение - Лондон Джек - Страница 22

— В чем дело? — весело спросила она Шелдона, когда они расположились обедать вдвоем.

Он, улыбаясь, посмотрел на нее. Но улыбка его была какая-то кислая.

— Ай, ай, — продолжала она, подражая чернокожему. — Толстый фелла говорил, говорил. Солнце заходит — говорил. Солнце всходит — говорил. Все время говорил. О чем это он, фелла, говорил?

— О, ничего особенного! — Шелдон встряхнул плечами. — Им хотелось купить Беранду, вот и все.

Она посмотрела на него недоверчиво.

— Должно быть, не совсем так было дело. По-видимому, вы сами хотели ее продать!

— Право же нет, мисс Лэкленд! Поверьте, я далек от этой мысли.

— Нечего в прятки играть, — настаивала она. — Давайте говорить откровенно. Вы смущенны и расстроены. Я не настолько глупа, чтобы этого не видеть. Говорите прямо. Ведь я, пожалуй, могу вам и пригодиться — хотя бы советом.

Наступила пауза. Видимо, он не то, чтобы боялся быть откровенным, но не знал, с чего начать.

— Ведь вы знаете, что я — американка? — сказала она, вызывая его на откровенность. — А американцы наделены от рождения практической сметкой. Я не хвастаюсь этим, а только уверена, что в этом отношении преимущество на моей стороне. Во всяком случае, у меня больше практического чутья, нежели у вас. Давайте обсудим дело вместе. И вместе поищем выхода. Сколько вы задолжали?

— Тысячу фунтов с лишком — пустяки, как вы думаете? Да еще, вдобавок, на следующей неделе истекает срок найма тридцати рабочих, и в среднем каждому придется заплатить по десяти фунтов. Но к чему вам понапрасну забивать себе голову всем этим? В самом деле, вы знаете…

— Во что вы цените Беранду? В настоящее время?

— Приходится ценить ее, смотря по тому, сколько готовы будут дать за нее Морган и Рафф.

Поглядев на недовольную мину Джен, Шелдон решился раскрыть ей все свои карты.

— В свое время мы с Хью вложили в это дело восемь тысяч фунтов. Имение наше очень хорошее и стоит гораздо дороже этой суммы. Но оно станет приносить чистый доход не раньше, как года через три. Вот что заставило нас с ним заняться торговлей и вербовкой. «Джесси» и наши торговые конторы почти покрывали все текущие расходы Беранды.

— А сколько дают вам Морган и Рафф?

— Они предлагают, сверх перевода на них всех долгов, всего только тысячу фунтов наличными.

— Бессовестные жулики! — воскликнула она.

— Нет, они просто деловой народ, и больше ничего. По их словам, цена вещи определяется тем, сколько за нее дают и берут.

— А сколько вам предстоит затратить на Беранду в течение трех лет? — нетерпеливо добивалась Джен.

— Двести рабочих по шести фунтов в год каждому — за три года составит три тысячи шестьсот фунтов, это — главная сумма.

— Ой, ой, как вздорожали рабочие руки! Три тысячи шестьсот фунтов или, иначе говоря, целых восемнадцать тысяч долларов одним людоедам! Но все-таки имение это может служить солидным обеспечением. Почему бы вам не заложить землю в Сиднее?

Он покачал головой.

— Вы их калачом сюда не заманите для осмотра плантации. Их слишком часто обманывали плантаторы Соломоновых островов. Но мне тяжело расставаться с этим уголком, и, клянусь вам, не столько ради себя, сколько ради покойника Хью. Он так привязан был к этому месту! Он был страшно настойчивый парень, понимаете, и никогда не пасовал. А потому-то и мне так тяжело сдаваться. Мы постепенно с ним разорились, но «Джесси» позволяла нам надеяться, что, пожалуй, протянем как-нибудь.

— Разумеется, вы оба были простаками. Но вам все-таки незачем продавать плантацию Моргану и Раффу. Я отправляюсь в Сидней с первым пароходом и приведу вам шхуну. Не первоклассную шхуну, конечно. Я не в состоянии затратить на это тысяч пять или шесть долларов.

Он остановил ее, подняв руку в виде протеста.

— На обратном пути я приму поручение отвезти какой-нибудь груз. Во всяком случае, шхуна заменит вам «Джесси». Вы же за это время подготовьтесь к тому, чтобы найти для нее подходящую работу, когда я приеду назад. Я намерена сделаться пайщиком Беранды, чтобы потуже набить свой кошелек соверенами [33]. У меня, как вы знаете, их наберется до полутора тысяч с лишним. Мы с вами вступим в соглашение, если вы только не прочь, но я уверена, что вы мне не откажете.

Он поглядел на нее с ласковой улыбкой.

— Вы ведь знаете, что я затем и прибыла сюда за тридевять земель, с Таити, чтобы завести плантацию, — настойчиво твердила она. — Вы хорошо знаете, каковы были мои намерения. Теперь они видоизменились отчасти, — вот и все. Я предпочитаю вступить в долю в Беранде и вернуть свои деньги по прошествии трех лет. Это интереснее, чем ковырять землю на Пэри-Сулай и ждать доход целых семь лет.

— А эта… а… а… эта шхуна…

Шелдон раздумал договаривать и промолчал.

— Ну, ну!.. Что же дальше?

— А вы не рассердитесь? — только спросил Шелдон.

— Нет, нет, будьте спокойны: ведь мы ведем деловой разговор.

— Вы… вы на ней сами собираетесь плавать… быть на ней капитаном, короче, говоря? И сами собираетесь заниматься вербовкой на Малаите?

— Непременно! Чтобы скинуть со счетов вознаграждение шкипера. Мы заключим между собой условие, по которому вы будете получать жалование управляющего, а я буду получать жалование капитана. Это так просто. А если вы не захотите взять меня в долю, то я приобрету Пэри-Сулай, заведу себе маленькое судно и буду ездить на свой страх. Разницы мало.

— Мало разницы? Что вы говорите! Разница огромная. Если вы приобретете Пэри-Сулай, то вы сами будете отвечать за себя. Хотя бы вы сделались людоедкой, что мне за дело! Но если вы вступите со мной в компанию, то я буду отвечать за вас. И тогда я не позволю вам, как совладелице, разъезжать в качестве шкипера, занимающегося вербовкой. Повторяю вам: я не позволил бы этого делать ни моей сестре, ни моей жене.

— Но ведь я, слава Богу, не жена, а только ваш компаньон.

— Наконец, все это похоже на шутку, — упорно стоял на своем Шелдон. — Мужчина и девушка, оба молодые, совместно хозяйничают на отрезанной от всего мира плантации! Единственный трезвый выход из положения, это — женитьба!

— Я предлагаю вам чисто деловое соглашение, — ответила она резким тоном. — Видно, мне не найти во всем мире такого мужчины, который отнесся бы ко мне по-товарищески!

— Но не забывайте того, что вы женщина, — завел он опять свою песню. — И что существуют известные общепринятые условности, известные приличия, обя…

Она вскочила со своего места, как ужаленная, и топнула ногой.

— Вы знаете мое любимое выражение?

— Знаю, знаю, — улыбнулся он: — проклятые юбки.

Она кивнула головой и продолжала:

— Иду спать. Прошу вас взвесить мое предложение и дать на него ответ завтра утром. Препираться толку мало. Вы меня только злите. Я вижу, что вы трус и эгоист. Вы боитесь, что скажут какие-нибудь дураки. Как бы ни были честны ваши побуждения, нам станет не по себе, если посторонние люди будут вас осуждать. Вы больше заботитесь о своем спокойствии, нежели обо мне. И, будучи трусом, — ведь все мужчины в душе своей трусы! — вы прикрываете свою трусость личиною рыцарского благородства. Благословляю небо, что я не мужчина. Покойной ночи. Поразмыслите все же. Постарайтесь откинуть глупые опасения. Если Беранда в чем-либо нуждается, так это в хорошей американской сметке. У вас ее нет. Вы — увалень, простофиля. Кроме того, ваше здоровье подорвано. А для меня этот климат еще внове… Возьмите меня себе в компаньоны и посмотрите, как я растормошу ваши Соломоновы острова. Признайтесь, что уже вас я порядком растормошила.

— Да, могу сказать, — ответил он. — Как нельзя более! Мне еще ни разу в жизни не приходилось подвергаться такой дрессировке. Если бы мне кто-нибудь прежде сказал, что я попаду в такое положение… да, признаюсь, вы-таки разделали меня на все корки.

— Но все это пустяки по сравнению с тем, что будет дальше. Поверьте мне, что все будет отлично, — сказала она ему напоследок, поднимаясь со стула и протягивая ему руку. — Покойной ночи! Извольте мне завтра утром дать разумный ответ.