Рожденная для славы - Холт Виктория - Страница 56

В конце концов мне это надоело, я вызвала всю ее семью из графства Йорк, самого графа поместила в Тауэр, а графиню и ее сына поручила опеке сэра Ричарда Сэквилла, который должен был содержать их под домашним арестом, пока не закончится следствие.

Графиня засыпала меня жалобными письмами, в которых молила о милости. Мне пришло в голову, что будет лучше, если вся эта семейка окажется у меня под присмотром, а не будет интриговать где-нибудь в провинции.

Их освободили, в скором времени я позволила графу уехать к себе в Шотландию, однако его жена и сын остались при моем дворе. Я не слишком опасалась Ленноксов, зная, что они не отличаются большим умом и не пользуются любовью в народе. Можно было бы вообще забыть о графине, если бы не ее родство с королевским домом.

Когда выяснилось, что юный лорд Данли прекрасно играет на флейте, я стала к нему благоволить — у меня при дворе хорошие музыканты были в чести.

Итак, я сидела и слушала музыку, а рядом со мной стоял шотландский посол сэр Джеймс Мелвилл. Я видела, что он глубоко растроган сладостной мелодией. Когда Данли закончил играть, я захлопала в ладоши, и молодой человек с поклоном приблизился. Он отличался изящными манерами и вообще был прехорошенький.

Мельком взглянув на унылого шотландского посла, Данли вернулся в общество дам, которые души не чаяли в этом красавчике.

— Красивый мальчик, — сказала я Мелвиллу, — и на флейте хорошо играет.

— Просто великолепно, — согласился посол.

— Мне кажется, у его матушки есть на этого юношу виды.

— Что ж, всякая мать желает своему сыну добра.

— Графиня Леннокс хочет восстановить свои владения в Шотландии.

— Это вполне естественно.

Я поняла, что сэр Мелвилл неравнодушен к судьбе красавчика и его честолюбивой мамаши. Надо будет приглядывать за ними.

— Я очень рад, что ваше величество позволили графу Ленноксу посетить Эдинбург, — сказал Мелвилл.

— Да, он хочет подать шотландской королеве петицию, чтобы ему вернули его поместья. Будем надеяться, что миссия графа удастся.

— В этом случае, несомненно, графиня и лорд Данли присоединятся к отцу.

Я несколько насторожилась. Сэр Джеймс явно плел какую-то интригу, имевшую касательство к семейству Леннокс.

В тот же день я обсудила свои подозрения с Сесилом.

— Мне кажется, — сказал мой мудрый советник, — что графиня хочет женить своего сына на шотландской королеве.

— Но это невозможно!

— Почему? Королева — молодая, а стране наследник нужен. — Тут он бросил на меня многозначительный взгляд.

Поскольку я ничего не сказала, Сесил продолжил:

— Почему бы ей не выйти замуж за Генри Стюарта Данли? В его жилах течет королевская кровь, бабка была дочерью короля. Конечно, молодой человек не слишком честолюбив, зато его родители с лихвой возмещают этот недостаток. Графине Леннокс ужасно хочется раздобыть для сына корону — все равно какую. Не забывайте, что она в свое время поглядывала на вашу. Раз уж у них ничего не получилось с английской короной, они решили заполучить шотландскую.

— Данли — король Шотландский? Я никогда на это не соглашусь.

— Когда он окажется в Шотландии, ваше согласие будет ни к чему. Да и вообще, ваше величество, тут есть о чем подумать. Как вы оцениваете лорда Данли?

— Никак. Легкомысленный, испорченный, недалекий мальчишка.

— Я того же мнения. Не кажется ли вам, что будет лучше, если шотландская королева выйдет не за решительного мужчину, а за испорченного мальчишку?

Я внимательно взглянула на Сесила и в который раз возблагодарила Господа за то, что он послал мне такого советника.

— Понимаю, — протянула я.

— Давайте подождем и посмотрим, что из этого получится. Публично, разумеется, мы будем противиться этому браку, но между собой… Давайте считать, что для Англии подобный исход не так уж плох.

Двор пребывал в Хэмптон-корте. Был октябрь, погода стояла холодная и ненастная, уже несколько дней меня лихорадило. Одной из главных радостей моей жизни были горячие ванны, которые я принимала весьма часто. Многие из придворных дам считали, что погружаться в воду слишком часто опасно для здоровья, но мне нравилось подолгу лежать в горячей воде, а после ванн я чувствовала себя очищенной и освеженной. Должна сказать, что после моего воцарения английские придворные стали значительно чище — я не любила, когда от людей дурно пахло. Довольно скоро дворяне научились часто мыться и менять нижнее белье, чтобы не вызывать моего неудовольствия. В стране заметно возросло производство мыла. Когда я отправлялась в очередную поездку, моя любимая ванна следовала в обозе. Всякий раз, когда мне хотелось расслабиться, ванну немедленно наполняли водой.

Однако на сей раз Кэт решительно воспротивилась, чтобы я в своем ослабленном недугом состоянии принимала ванну. Я прикрикнула на нее, поступила по-своему, и зря: уже на следующий день жар усилился, и мне пришлось лечь в постель.

Мой двоюродный брат, сын Мэри Болейн, лорд Хансдон, узнав о моем нездоровье, попросил срочной аудиенции. До моего воцарения его звали просто Генри Кэри, я же произвела его сначала в рыцари, а потом наградила титулом барона Хансдона. Я всегда поддерживала и продвигала своих родственников по линии семейства Болейн, а таким кузеном, как лорд Хансдон, вполне можно было гордиться. Он блестяще выступал на всех рыцарских турнирах, совсем недавно они вдвоем с Робертом на ристалище в Гринвиче одолели всех претендентов.

Вот почему я позволила, чтобы лорда Хансдона пропустили ко мне в спальню.

Он опустился на колени возле моего ложа и прерывающимся от волнения голосом попросил позволения привести лекаря, большого мастера своего дела, который недавно вылечил его, Хансдона, от тяжелого недуга. Я разрешила, и ко мне явился некий доктор Буркот. Он взглянул на меня, дотронулся до пылающего лба и безапелляционно заявил:

— У вашего величества оспа.

Оспа! Ужасная болезнь, почти всегда заканчивающаяся могилой! Те же, кому удается выжить, на всю жизнь остаются обезображенными. Я представила, как моя белоснежная кожа покрывается ужасными язвами, и меня затрясло.

— Нет у меня никакой оспы! Это не оспа! Уведите отсюда этого шарлатана! Он ничего не понимает в медицине!

Доктор Буркот молча поклонился и вышел, а я откинулась на подушку, клокоча от ярости.

Каждое утро я просыпалась в страхе и первым делом осматривала свое тело — не появились ли зловещие язвы. Язв не было, но лучше не становилось, жар все усиливался. Многие поговаривали, что королева при смерти, и Тайный Совет созвал специальное совещание, дабы определить порядок наследования. Некоторые считали, что наследницей должна быть Катарина Грей, другие настаивали на Генри Хастингсе, графе Хантингдоне. Он по материнской линии происходил из Плантагенетов; его предок, герцог Кларенс, приходился родным братом Эдуарду IV. Генри Хастингс был убежденным протестантом, и поэтому многие из членов Совета отдавали ему предпочтение. Все боялись, что Испания попытается посадить на английский трон Марию Стюарт.

С трудом открыв глаза, я немало удивилась — вокруг моего ложа собрался весь Тайный Совет. Неужели настал мой последний час?

В первый миг я подумала о Роберте Дадли. Что станется с ним теперь? Больше всего на свете он хотел править страной, и, надо сказать, он обладал для этого всеми необходимыми качествами.

— Милорды, — сказала я, — час моей кончины близок. Поэтому, очевидно, вы и собрались здесь.

Они молчали, и я поняла, что не ошиблась.

— Прошу вас назначить лорда Роберта Дадли протектором королевства. Такова моя воля… Обойдитесь милостиво с моим кузеном лордом Хансдоном, который служил мне верой и правдой… Я знаю, обо мне распускали слухи, но клянусь перед Господом: я люблю и всегда любила лорда Роберта Дадли, и все же меж нами никогда не было греха…

Мои слова растрогали членов Совета, и они пообещали, что выполнят все мои желания.

Я поблагодарила их и смежила веки.