Время камней - Ежов Михаил - Страница 11

Герцог передал поводья своему оруженосцу и отправился в донжон, чтобы обозреть с высоты расположение и передвижения войск противника.

Орки карабкались по приставным лестницам, и на внутренних бастионах завязалась горячая схватка. Врагов было уже ненамного больше, орда потеряла часть воинов в начале битвы, и все же противник одолевал. Герцог Даршак ударил кулаком по каменному подоконнику бойницы и быстро спустился вниз.

— Приготовиться к новой атаке! — приказал он приблизившимся к нему начальникам отрядов. — Повторим наш маневр. Посмотрим, на сколько их хватит.

Он сел в седло и обнажил меч. За его спиной рыцари выравнивали ряды, опускали забрала и принимали из рук оруженосцев новые копья.

Когда подняли ворота, орки не бросились в них, а наоборот, отхлынули назад, наученные горьким опытом.

— Проклятье! — выругался Даршак. Затем повернулся к лучникам и крикнул: — Бейте их! Стреляйте прямо в ворота, пока они не разозлятся или не испугаются.

Тотчас перед рыцарями выстроилась живая стена стрелков. Скрипнули луки, и через секунду туча стрел полетела в арку, в глубине которой маячили орки. Мгновение — и новый залп. Противник раздался в стороны, чтобы избежать бессмысленных смертей. Враг снова обманул ожидания герцога.

Даршак опустил забрало, поднял меч и подал молчаливый сигнал к атаке. Он рассчитывал вклиниться в армию неприятеля и разрезать ее на две части. Рыцари устремились за ним, нагнув железные копья. Замысел удался. Враг не успел сомкнуть ряды, и всадники оказались в середине его войска, направо и налево сокрушая орков.

С крепостных стен в неприятеля летели тучи стрел, находя незащищенные щели в доспехах. Новая вылазка успела собрать кровавый урожай, когда несколько камней, перелетев через внешнюю стену, ударились в бастионы замка, разметав дюжину лучников и обрушив крепостные зубцы. Орки обстреливали цитадель, не опасаясь попасть в своих. Даршак понял, что нужно уводить воинов вперед, глубже пробиваться в войско неприятеля. Рыцари уже вонзили или сломали свои копья и теперь сражались двуручными мечами. Многие лишились лошадей и теперь рубились пешими, со всех сторон окруженные щитами с желтыми драконами.

Даршак поднял своего коня на дыбы, опрокинул двух орков, разрубил третьего, закрылся щитом от летевшего в него копья. Рядом с ним бились его телохранители, покрытые своей и чужой кровью. Рыцари постепенно теснили врага к внешней стене. Над головами продолжали свистеть снаряды, но лучники спустились с бастионов и теперь обстреливали орков из бойниц. И все же стены замка постепенно разрушались.

Несколько камней упали, не достигнув своей цели. Это значило, что пусковые механизмы катапульт начинают сдавать. Если орки не поменяют скрученные в несколько рядов воловьи жилы, скоро их осадные машины будут швырять камни в них самих. Но знают ли об этом бомбардиры, находящиеся за несколько сотен футов от места сражения и падения снарядов?

Многие орки уже поглядывали на внешние ворота и брешь, словно прикидывая, не пора ли отступать. Даршак столкнулся с одним из их сотников, огромным орком с двуручной секирой в руках. Герцог атаковал его круговым ударом, но противник пригнулся и сильно толкнул его в корпус рукоятью боевого топора. Даршак рубанул сверху, клинок прошел сквозь латы и застрял. Орк взвыл, дернулся, увлекая герцога за собой, замахнулся секирой и опустил ее на вовремя подставленный щит, который треснул, пропустив серповидное лезвие. Даршак покачнулся и едва не выпал из седла. В это время подоспели двое его телохранителей. Они напали на сотника, нанося ему стремительные удары. Но окровавленный орк словно не замечал их. Он поднял свое страшное оружие и снова ударил герцога по теперь уже бесполезному щиту. Резкая боль пронзила руку Даршака, когда сталь разрубила латную перчатку и погрузилась в плоть. В глазах у воина потемнело, и он уже не мог отразить последнего удара боевого топора, сбившего его с лошади.

Телохранители добили израненного орка и, спешившись, подхватили своего командира. Их окружили другие рыцари, чтобы дать возможность унести раненого с поля боя. Орки, те, что были рядом, радостно завопили, увидев падение предводителя защитников Норфорда, и передали эту новость остальным. Через четверть часа уже все орки знали, что противник остался без полководца, и, воодушевленные, с новыми силами ринулись в бой.

Герцог Даршак чувствовал, что его куда-то несут, но сквозь кровавую пелену видел только голубое небо, мелькавшее где-то высоко-высоко. В ушах гудело, а сердце, казалось, готово было вырваться из груди — каждый толчок причинял ему боль.

Он не видел, как огромный камень, описав дугу и не долетев до стены внутренней крепости, обрушился вниз, разметав половину воинов, несших своего предводителя в цитадель, чтобы уберечь от врагов, и не почувствовал, как осколок отсек ему по локоть вторую руку, и как оставшиеся в живых телохранители замотали ему обрубок какой-то тряпкой и потащили дальше, падая и спотыкаясь.

А потом был подъем по винтовой лестнице, который казался Даршаку долгим путешествием по волнам. Его положили на кровать и оставили, потому что каждый воин был на счету, и ни один не остался с ним, чтобы проводить в последний путь, — раны были смертельны, и никто по этому поводу не заблуждался.

Даршак лежал на спине, тяжело дыша и прислушиваясь к своим ощущениям. Единственное, что он чувствовал, это то, что жизнь постепенно покидает его. Он мог пошевелиться, но не подняться. Ему уже не вернуться в бой, не повести своих воинов на смерть или к победе.

Снаружи доносились приглушенные звуки битвы — казалось, они долетают из чужого далекого сна, но герцог знал, что там бьются и умирают его воины, последние защитники Норфорда, а теперь и его собственные. И это причиняло ему боль, потому что он хотел быть с ними, рубить врагов, а не дожидаться своей участи, которая при любом исходе была одна — смерть.

Герцогу казалось, что звуки битвы приближаются. Это должно было означать, что орки побеждают. Даршак мучительно застонал. Он не знал, что сильнее причиняло ему боль: начинающие чувствоваться раны или осознание того, что все было напрасно и Ольтодун скоро перестанет существовать так же, как несколько лет назад перестал существовать Вайтандар, разрушенный неистовым Рогбольдом. Даршак не хотел той же судьбы для своей страны, он готов был отдать все, даже свою жизнь, ради нее. И поэтому он разлепил сухие запекшиеся губы и прохрипел без особой надежды на то, что его услышат:

— Боги! Всесильные и всемогущие! Я обращаюсь к вам! Если вы слышите меня, то внемлите моей мольбе: дайте Ольтодуну свободу, прогоните орду, даруйте моим воинам победу, — он перевел дыхание и продолжал: — А если я прошу слишком многого, то хотя бы дайте мне руки, чтобы я мог сражаться и умереть за свою страну! — Он прикрыл глаза и прислушался, но ничего не изменилось. Боги не слышали его или не желали вмешиваться. А может, именно они обрекли Ольтодун на гибель. — Возьмите все, что у меня есть, — пробормотал Даршак в последней, отчаянной надежде. — Заберите мою жизнь, если она — подходящая цена!

Воздух заискрился, и лорд вздрогнул от неожиданности. Скосив глаза, он наблюдал за тем, как над полом растет переливающийся всеми цветами радуги сияющий круг, от которого во все стороны летели короткие яркие молнии. В центре появилась огромная, как показалось Даршаку, фигура. Существо переступило сверкающую границу и очутилось в комнате. Оно выглядело как высокий черноволосый мужчина с грубыми чертами лица, облаченный в черные доспехи, покрытые искусной насечкой — узоры были незнакомы Даршаку. Глубокие темные глаза смотрели пристально, а само существо не шевелилось и молчало. Лорд не мог вымолвить ни слова. Он пытался понять, кто перед ним: Дан — бог подземного царства — пришедший, чтобы унести его душу в Камиар, Райзнарг — бог молнии, разгневавшийся за то, что человек посмел взывать к богам, Трай — бог огня, пожаловавший по приказу своего отца, или Унгкер — бог войны, внявший его мольбе.