Редкий цветок (СИ) - Шолох Юлия - Страница 9

Встреченные на улице женщины охотно показали дом старосты и даже вызвались проводить. Дынко отказался, но не упустил возможности расспросить их о проводимых Старостой деревни судах. Что говорит народ? Много ли недовольных? Женщины пожали плечами и заверили, что вроде бы бывают недовольные, но только из числа тех, кто недовольны всегда и всем.

Поблагодарив, альфы поехали дальше и только тогда Торем догадался, наконец, спросить, зачем они, собственно, вообще сюда прибыли.

— Будем с тобой присутствовать на суде, сидеть, пока староста людей судить и следить, все ли по совести. Если нет — вмешаемся, а после старосту снимут.

— О-о-о, — сказал пораженный важностью миссии Торем, — а если, к примеру, убийца? Как такие решения на душу брать?

— А убийцам волхвов вызывают, мы будем только бытовые дела слушать. Обычно тяжбы о мелких кражах, животных и отцовстве, скукота еще та.

Торем важно кивнул.

Староста оказался на вид достойным, в общении спокойным и, в общем, Дынко понравился. Принял их душевно, не лебезил, не лез раньше времени с проблемами. Подтвердил, что отправлял просьбу прислать альфу, но даже не думал, что их прибудет сразу двое! Дынко не стал пояснять, что второй находится в качестве ученика.

Вечером гостям истопили баню, сытно накормили и рано отправили спать. Староста тем временем обошел всех, кто ждал суда и назначил разбирательства на ранее утро.

После завтрака во дворе старостиного дома начали собираться участники тяжб и многочисленные зрители, которых оказалось неожиданно много, так что половина во дворе не поместилась и стояла за забором. Из дома был вынесен большой стол и несколько стульев. Не оттягивая, за стол уселся серьезный и почти хмурый староста, альфы — позади него. Торем не смог скрыть любопытства и круглыми глазами разглядывал толпу напротив. Зрители, пришедшие не столько послушать суд, сколько поглазеть на альф, тоже времени даром не теряли и Дынко чувствовал на себе массу пытливых взглядов.

Староста оглянулся убедиться, что альфы готовы, получил разрешающий кивок и приступил к разбирательствам.

Первым взялись за дело об обмане — перед столом соткались две удивительно друг на друга похожие и разодетые, словно на праздник, женщины в низко надвинутых на лоб косынках. Из скомканных объяснений выяснилось, что одна попросила вторую купить на ярмарке мешок муки, на что дала денег. Вторая же вместо заказанной мелкой и белой, привезла серую и крупного помола и еще имела наглость заявить, что данных ей денег на лучшую попросту не хватило! Потом объяснения сразу же перетекли в спор, первая сообщила, что денег дала предостаточно и видимо просто некоторая особо расчетливая особа часть из них просто присвоила! Та ответила, что ни копейки не взяла и вообще вот так берись добрые дела делать, потом еще и виноватой останешься!

Спор сразу же перешел в стадию скандала и Староста, решив, что наслушался достаточно, тут же поднял руку верх. Женщины замолчали, хотя желание продолжить схватку явно читалось в их лицах. Однако громко ругаться они больше не решались и продолжили перебранку почти шепотом.

Некоторое время староста усиленно думал. Потом встал.

— Мешок привезенной муки сдадите в общину, считайте, сделали добровольный взнос. Ты, — указал на вторую, — половину полученных денег вернешь хозяйке. В следующий раз договаривайтесь о цене и что делать, если денег не хватает.

Женщины выслушали решение весьма скептически, но спорить не стали, каждая подумала, что вроде как наказали не только ее, невиновную, но и виновную соседку! Выйдя за ворота, в толпу улыбающихся людей, обе продолжили переругиваться, правда, уже лениво, просто по привычке.

Торем вопросительно оглянулся на Дынко. Тот кивнул — пока все идет нормально.

Следующим из толпы вышел пожилой мужчина, с бородой-лопатой, таща за собой девушку с младенцем на руках. Оставил ее посреди двора и к столу подошел уже один.

— Значит, дело такое. Видишь, внук у меня родился, а папаша его признавать отказывается! Требую принудить!

— Кто папаша-то? — поинтересовался Староста.

— А то ты не знаешь! Племянник твой, Никифор, — уверенно заявил мужик.

— Да Колька папаша младенца, точно Колька! — крикнул из толп важный женский голос. — Своими глазами видела, как она с Колькой в лес что ни ночь… гулять ходила.

— Я не отказываюсь, было, — крикнул какой-то длинный, видимо, тот самый Колька, — однако ж и Никифор тоже с ней… по грибы ходил. Так что папаша — он!

Толпа развеселилась — раздавались приглушенные смешки и тихие комментарии.

Торем смотрел на низко опущенную голову девушки и участливо подумал, как тяжело, наверное, так перед всеми стоять и слушать подробности своей личной жизни. Та вдруг как почувствовала, быстро подняла голову и внимательно на него посмотрела. А потом… улыбнулась, да так лукаво, что у Торема просто челюсть отвалилось — у нее щеки даже не порозовели, что уж там говорить о каком-то стыде.

— Никифор, было? — обратился к кому-то в толпе Староста. Один из целой компании малоотличимых друг от друга парней ответил весьма спокойно:

— Было. Тока дите все равно Колькино!

Староста вздохнул.

— Чего хочешь от папаши ребенка? — спросил счастливого деда, невозмутимо ждущего решения.

— Пускай или женится или платит. Дите растить нужно. Пусть платит пять золотых!

Такой поворот событий народу явно пришелся по душе, потому что толпа заволновалась, то и дело сверкая любопытными глазами в сторону потенциальных пап.

— Женится, будет кто? — спросил Староста у обоих.

Те тока головами покачали.

В этот раз Староста ни минуты ни думал.

— Оба заплатите по пять золотых.

Мужик довольно крякнул и быстро утащил дочь с младенцем со двора, словно боялся, что Староста может и передумать.

В этом деле Торем простым взглядом не ограничился, а сопроводил вопросом:

— Чего это он обоим платить присудил? — история странным образом задела его за живое. — За что двоим-то? Папаша же кто-то один.

— И как ты установишь, кто? — сказал Дынко. — Правильно староста решил. Это они сейчас от сына отказываются, а как заплатят, сразу начнут друг друга убеждать, что это именно его ребенок. Два добровольных отца лучше, чем один принудительный.

Потом еще было дело о корове, развалившей чей-то забор и утонувшей в яме, когда-то копавшуюся под колодец, но неожиданно осевшую и заброшенную.

— Она в твоей яме утонула! — заявлял удивительно маленький и круглый мужичок, волнуясь и все время поглаживая голову.

— Она сама туда забрела, мне забор поломала! Привязывать надо было лучше! — отвечал второй, насупившись.

Подумав, староста возместил стоимость утонувшей коровы из общинных денег. Торем вопросительно повернулся к Дынко.

— Все правильно, виновных нет, а оставь как есть — будут два врага. Судья хороший…

Это Дынко удивляло. И зачем их сюда вызывали? Староста в деревне отменный, побольше бы таких, люди его слушают и решения его принимают. Бурчат, конечно, втихую, но так это просто пар выпускают.

— Не пойму, зачем нас сюда отправили, — сказал Дынко вслух. — Слышь, Торем?

Тот вдруг густо покраснел и глаза опустил. На круглом лице легко читалось, что он крепко хранит какую-то великую тайну и намерен хранить до последнего.

"И правда… еще учить и учить", — подумал Дынко и, не теряя времени, направился прямиком к Старосте. Там он долго ему что-то говорил, тот внимательно слушал и, в конце концов, согласно кивнул. Потом сразу куда-то ушел.

Несмотря на послеобеденное время, народ расходился медленно, тешась надеждой, а вдруг еще что интересного случится? Однако ничего не случалось и вскоре двор совершенно опустел.

Пообедав, Дынко неожиданно заявил Торему, что у него организовались какие-то важные дела и он вернется только вечером, тут же собрался и уехал.

Увидь Торем, какие именно дела у его спутника, сильно бы изумился — Дынко приехал к реке и до вечера валялся в траве на берегу, изредка заходя в воду, чтобы размяться и поплавать.