Месть Майвы - Хаггард Генри Райдер - Страница 8

Ошеломленный тем, что случилось, я застыл в неподвижности. В ушах у меня еще звучал последний отчаянный крик погибшего. Копье, пролетевшее от меня так близко, что я почувствовал дуновение воздуха от него, заставило меня очнуться. Неприятель был уже совсем близко. Не теряя времени, я схватил ружье и принялся за работу. Воины матуку падали, как мухи, но рассвирепевшие дикари не унимались и подступали все ближе. Наконец все мои люди взобрались на последний уступ перед воротами, и я бросился вслед за ними, но несколько дикарей добежали до нас, и один из них успел ухватить меня за ногу. Я поднял глаза и увидел Майву, которая явилась на помощь и показалась мне в эту минуту краше любой феи.

— Тащи меня, тащи, Майва! — закричал я.

Она схватила меня за руку и начала тащить вверх с замечательной силой, но проклятый дикарь тянул вниз также изо всех сил. С минуту я думал, что моя спасительница и мой враг разорвут меня пополам, но, к счастью, вспомнил, что в кармане у меня лежит револьвер. Выхватив его свободной рукой, я выстрелил в моего противника, и он покатился вниз. Через минуту я уже миновал последний уступ и очутился в воротах. Ни один из дикарей не решился преследовать нас дальше. По местному выражению, «сердце у них ожирело», то есть они струсили и оставили нас в покое.

Между тем мои люди, согласно приказанию, данному раньше Майвой, уже приготовили камни, чтобы заложить ворота; это было сделано в несколько минут. Обезопасив себя от преследования, мы добрались, едва передвигая ноги, до ближайших кустов, разбили там стоянку и наконец устроили отдых, который вполне заслужили.

VI

План кампании

На рассвете следующего дня мы опять пустились в путь и к вечеру добрались до крааля Ньялы, отца Майвы. В этот вечер мы его не видели. Майва пошла к нему одна, а мы расположились на отдых перед оградой крааля. Через некоторое время Ньяла прислал нам жирную овцу, молока и плодов с одним из своих индун, который передал мне приветствие господина и просьбу посетить его на следующий день утром. Когда мы поужинали, нам отвели для ночлега несколько весьма просторных хижин, в которых мы провели ночь так удобно, как не проводили уже давно. На другой день утром, часу в восьмом, Ньяла прислал за мной. Я пошел к нему и нашел вождя сидящим на буйволовой коже у дверей хижины; вокруг сидели на корточках индуны, всего человек двадцать, а возле него стояла его дочь Майва. Сам он произвел на меня очень приятное впечатление. Ему было уже лет под пятьдесят, но его умное и выразительное лицо казалось еще очень красивым, а руки и ноги вождя могли служить своей изящной формой образцом для любого художника. Он принял меня очень любезно, просил сесть на приготовленное место и вежливо поблагодарил за покровительство, оказанное его дочери во время ее бегства к нему. В ответ я заметил, что, напротив, это я обязан его дочери, так как, если бы она не предупредила нас о грозящей опасности, меня теперь уже не было бы в живых.

После этого обмена любезностями Ньяла обратился к Майве и просил ее рассказать индунам свою историю. Она сделала это в простых, но весьма эффектных словах.

— Вспомните, советники отца моего, — сказала она, — что я вышла замуж за Вамбе против своей воли. Жених не заплатил за меня, не присылал быков в подарок, как всегда делает зять по отношению к тестю, а получил невесту даром, угрожая пойти на нас войной, если меня не выдадут за него. С тех пор как я вошла в его крааль, я не знала ни одного легкого дня, ни одной бесслезной ночи. Со мной обходились с пренебрежением, меня, инкосазану[6], били и заставляли работать, как последнюю рабыню. У меня был ребенок, и вот что сделал с ним отец его…

Затем она рассказала ужасную историю смерти своего малютки. Они выслушали в глубоком молчании и, когда она закончила, воскликнули все в один голос:

— Оу! Оу! Майва, дочь Ньялы!

Больше они ничего не сказали, вероятно, потому что были слишком поражены ее рассказом.

— Да, — произнесла она со сверкающими глазами, — да, я говорю правду. Рот мой полон правдой, как цветок полон медом, и слезы падают из глаз моих, как роса падает на траву на рассвете. Я видела смерть моего сына — и вот доказательство.

С этими словами она вынула из сумки мертвую руку и подняла ее над головой.

— Оу! — вновь воскликнули индуны. — Оу! Это мертвая ручка.

— Да, — продолжала она дрожащим голосом. — Это мертвая рука моего ребенка, и я ношу ее с собой, чтобы не забывать ни на час, для чего живу на свете. А живу я для того, чтобы отомстить Вамбе и увидеть собственными глазами, как он умрет. Неужели, отец, ты допустишь, чтобы с твоей дочерью поступили так, как поступил с ней Вамбе? Неужели вы, индуны моего народа, посоветуете отцу моему, чтобы он оставил безнаказанной смерть своего внука?

— Нет, — ответил, встав со своего места, один из индун, старейший по возрасту из всех. — Нет, этого перенести нельзя. Довольно терпели мы от собак матуку и от их «громкоязыкого» инкоси, пора положить всему конец.

— Да, пора, — согласился Ньяла. — Но как это сделать? Как одолеть такого сильного врага?

— Спроси у Макумазана, у белого мудреца, — Майва указала на меня.

— Как побеждает шакал носорога, Ньяла? — начал я.

— Хитростью, Макумазан, — ответил он.

— Так и ты одолеешь Вамбе, Ньяла, — проговорил я.

В эту минуту пришли сообщить Ньяле, что прибыли послы от Вамбе требовать выдачи Майвы и белого охотника.

— Что мне ответить им, Макумазан? — обратился ко мне с вопросом Ньяла.

— Скажи, что ты пришлешь Вамбе ее и меня через неделю, и отпусти их, — ответил я, подумав немного. — Постой, я уйду в хижину, чтобы они меня не видели.

С этими словами я ушел. Но в стенке хижины была трещина, и потому я легко мог видеть и слышать все, что там происходило. Послы — их было четверо, все рослые и дюжие дикари, — подошли к Ньяле с нахальным видом и сели, не дожидаясь его приглашения.

— Зачем вы пожаловали? — вопрос Ньялы прозвучал сурово.

— Мы пришли от Вамбе, — заявил старший из них, — и принесли его приказания, которым Ньяла, раб его, должен повиноваться.

— Говори, — велел Ньяла, и его красивые губы нервно вздрогнули.

— Вот что сказал Вамбе: «Пришли назад дочь твою, жену мою, бежавшую из моего крааля, и с нею белого, который осмелился охотиться в моих владениях без моего позволения и убил моих воинов». Таков приказ твоего господина.

— А если я не захочу его исполнить? — спросил Ньяла.

— Тогда мы от имени Вамбе объявим тебе войну. Вамбе съест вас всех. Он сотрет вас с лица земли вместе с вашими краалями, вот так. — И с этими словами посол провел ладонью одной руки по другой и дунул на нее, чтобы показать, как полно будет уничтожение тех, кто осмелится ослушаться Вамбе.

— Это веские слова, — заметил Ньяла. — Дайте мне посоветоваться с моими индунами, прежде чем я вам отвечу.

Послы отошли на некоторое расстояние, но стали так, чтобы видеть все, что происходит. Тогда началась комедия, разыгранная с такой ловкостью, какой я никак не ожидал от дикарей. Ньяла сделал вид, будто советуется со своими индунами. Те, в свою очередь, притворялись, будто спорят с ним и уговаривают его. Майва бросилась к ногам отца, как бы умоляя не выдавать ее, и тот ломал себе руки, делая вид, что он в отчаянии и не знает, на что ему решиться. Наконец он подозвал к себе послов, а Майва, спрятав лицо, ему в колени, разрыдалась так естественно, что я не мог не подивиться ее сценическому дарованию.

— Вамбе — сильный властитель, — заявил Ньяла, — а дочь моя — жена ему, и он имеет право требовать ее обратно. Она должна вернуться к нему, но сейчас она не может идти, так как совсем больна с дороги. Через восемь дней я пришлю ее с провожатыми. А до белого охотника и до его людей мне нет никакого дела, и я не могу отвечать за них, если они в чем-нибудь провинились. Они пришли ко мне незваные, поэтому мне нет никакой надобности за них вступаться. Я пришлю и их вместе с Майвой, пусть Вамбе делает с ними, что хочет. Вы можете идти обратно сегодня. Отдохните за оградой моего крааля, я велю накормить вас на дорогу и пошлю с вами подарок Вамбе, чтобы умилостивить его за вину моей дочери. Я все сказал.