Венера с пистолетом - Лайл Гэвин - Страница 53

– А как насчет такой маленькой детали, как кофе?

– Извини, – она налила мне чашку. – Я даже не помню, пьешь ты его с сахаром или нет.

– Да.

Я подсел к столу и принялся за кофе.

– Мы поженимся? Или нет?

– Господи, – я пролил кофе на блюдце. – Я не… Я имею в виду, ты хочешь?

– Не знаю, но странным мне это не кажется. А ты хочешь?

Я подумал о своей квартире в Лондоне; немного похоже на паркеровскую, но меньше, холоднее, грязнее. Узкая грязная мастерская. Пыльные шкафы, полные старых, бесполезных пистолетов.

– У меня не много денег. Ты богата?

– Вряд ли. Есть немного, но это все, на что можно рассчитывать.

– Мы будем чертовски бедны.

На этом все кончилось, ночь прошла. Настроение было нарушено и ни один из нас не был достаточно опытен, чтобы его воскресить. Во всяком случае, не сразу. Мы храбро улыбнулись друг другу, я быстро покончил с кофе и пошел бриться и одеваться.

Когда я вернулся, возле Элизабет стоял ряд банок с консервами и что-то еще – словом, вся еда, что там была, выставленная на осмотр.

– Ты хочешь перекусить, или любишь поздние завтраки?

– Нет, я бы что-нибудь съел.

– Ну, тогда выбирай.

– Да все, что тебе понравится. – Теперь мы были сверхвежливы, не желая сделать ошибку или обидеть друг друга. – Черт, давай яйца, только как-нибудь их приготовь.

– Ладно. Я сварю еще кофе.

Я отправился в гостиную, включил второй нагреватель электрокамина и сказал доброе утро миллиону фунтов стерлингов Венеры и ее абсурдному, загадочному пистолету. Я имею в виду, что это безумие – ты рисуешь картину, такую прекрасную и простую, а в это время кто-то другой, столь же яркий и хороший художник – вы только об этом подумайте – изобретает что-то малопроизводительное и сверхсложное, типа колесного затвора. Она не могла держать мой «Вогдон», или даже однозарядный «кольт». Все-таки, я полагаю, чтобы изобрести что-то поистине простое, нужно время.

Но, Бог мой, она все равно была восхитительна.

Я подошел к высоким окнам и уставился невидящим взглядом на улицу. В поле зрения были только другие высокие окна за ставнями через двор. Вторая галерея над нами закрывала часть неба и поглощала весь свет. Большую часть года Паркер жил в потемках, как Фаджи. На балюстраде нашей галереи лежал тонкий слой снега. Содрогнувшись от холода, я вернулся к камину.

Вошла Лиз с кофе, и я сказал:

– Знаешь, ты никогда не видела эту картину при дневном свете.

– Нет. После ленча мы возьмем ее подышать свежим воздухом. Если снова не пойдет снег. А что, если я сделаю омлет на тосте?

– Прекрасно.

Когда она ушла, я налил себе кофе, а затем плеснул в него виски. Черт, был уже почти полдень. Я снова начал вышагивать по комнате, разглядывая вещи, просто так, чтобы чем-то заняться.

Мы ели на кухне. Омлет немножко походил на подошву, тост тонковат, а Лиз слишком много извинялась. Я попросил ее помолчать и передать мне соль и перец.

– Я не могу их найти.

– Вот черт!

Она внезапно взорвалась.

– Я ничего не могу найти, кроме мешка с мукой. Я тебе готовлю первый раз в жизни и вот… такая незадача. – Она замолчала и села, уставившись в свою тарелку. По щекам покатились слезы.

Я встал и обнял ее за плечи.

– Все хорошо, милая. Ты не виновата, это все чертов капитан Паркер.

Я взял блюдце и швырнул его в угол, оно разлетелось с приятным звонким треском.

– Месть. Проучим этого типа.

Она засмеялась сквозь слезы, потом подняла лицо, и я поцеловал ее. Через некоторое время я вернулся к своему омлету, ставшему вдобавок ко всему еще и холодным.

Закончив с завтраком, я закурил сигару. К сожалению, со вчерашнего дня она не стала лучше.

– Интересно, что за тип этот Паркер.

Она задумалась.

– Холостяк. Бывший военный. Есть немного. Вероятно, снял квартиру ненадолго, потому не стал ее обживать.

– Да, но если он так гордится тем, что когда-то был армейским капитаном, почему нет никаких сувениров на стенах? Полковых фотографий, или гербов, или каких-нибудь других побрякушек?

Элизабет взялась убирать посуду.

– Вероятно, он был в корпусе походных кухонь, или как это там называется? Разве не подобные солдаты, никогда не бывшие в бою, больше всех гордятся своими подвигами?

– Да, может быть. Но он не был в тыловом подразделении, и уж не при кухне.

– Но тогда, быть может, все его сувениры остались в родительском доме в Англии. И он не хочет разрушать коллекцию, чтобы привезти несколько штук на новое место на несколько месяцев.

– Я об этом не подумал.

Я подошел к Элизабет и помог ей мыть посуду. Да, я, Берт Кемп.

Чуть позже мы перекочевали в гостиную. Я налил себе виски с содовой.

– Он знает толк в хорошем иски. Но не в цене. Оно куплено в магазине.

– А где же еще?

– Большинство иностранцев в Вене пользуются привилегиями. Они ходят в беспошлинный магазин при союзном штабе. Там легко завести знакомство и купить по дешевке виски, английские сигареты и прочее. Я имею в виду, будь я здесь неделю, отоваривался бы только там.

Лиз кивнула, поглядывая в окно.

– Ты поможешь мне вынести картину наружу?

– Конечно.

Я пробежал пальцами по корешкам книг.

– Чем, собственно, интересуется капитан Паркер? Какое у него хобби?

– Не знаю. А в чем дело? Мы с ним вряд ли когда-нибудь встретимся.

– Просто любопытно. Пытаюсь понять, что он за человек, но у меня ничего не получается.

Она пожала плечами, а потом улыбнулась.

– Хорошо, давай попробуем. Он из хорошей английской семьи, предположим Паркеры из Гайд-Парка. Прослужил лет двадцать в Индии.

– Двадцать лет – и не продвинулся выше капитана?

– А, ты забываешь ту несчастную связь с женой полковника. Дело было замято, ради чести старого славного полка. Но это помешало его продвижению по службе. В коне концов он ушел в отставку.

Я усмехнулся. Элизабет прекрасно изобразила некоего лондонского маклера, который никогда не позволял вам забыть, что у него позади славная война в славном бравом полку.

– Почему же он тогда не любит соль и перец?

– Он подхватил редкую восточную болезнь. Даже две. Соль хватает его за печень, а перец за почки. Но он все еще дамский угодник.

– Двуспальная кровать, да?

– И те две бутылки вина, помнишь? И потом, после стольких лет в армии, он старается наверстать упущенное чтением по великому искусству. Но истинная страсть его по-прежнему пистолеты.

– Чушь! Только не с этим набором книг.

Она удивленно подняла бровь.

– Мне показалось, ты говорил, что у тебя все они есть?

– Да, у мня есть большинство из них, но они довольно ерундовые. За исключением Смита. Будь он настоящим спецом по пистолетам, у него должен быть Гринер, или Поллар, или Джексон, или кто-нибудь еще. Я думал, его настоящая любовь – искусство.

– Ни в коем случае. Эти книги тоже все ерундовые, просто репродукции. Единственная серьезная вещь – Беренсона.

Я немного задумался, взял У. Х. В. Смита – «Стрелковое оружие мира» и заглянул внутрь. Он купил ее, подержанную, в Париже. Но это справочник, который выпускается каждые пять лет, каждый раз включая в себя описание нового оружия. Кому нужно покупать устаревший справочник, бывший в употреблении? Капитану Паркеру?

– Мне кажется, он сумасшедший, – я поставил книгу на место.

Лиз потеряла интерес к капитану.

– Ладно, давай вынесем картину наружу.

– Минутку. Но чем он действительно интересовался? Музыкой? Здесь нет магнитофона. Историей? Поэзией? Китайскими вазами? Фотографией? Сексуальными традициями индусов? Скоростными автомобилями? Нет ничего, просто ничего.

– Похоже, он довольно унылая личность.

– Он не может быть таким тупицей, нет, если устраивает роскошные подпольные сделки с правительством Венгрии.

– Да. Ты, в конце концов, пришел к какому-то выводу о нем. А я хочу вынести картину на дневной свет.

– Подожди минутку. – Я блуждал по комнате, дымя сигарой и волнуясь. – Он покупает дорогие книги по искусству, но не вешает ни одной картины. Он не пользуется солью и перцем. Он проводит блестящие сделки с венграми. Уезжая, он вычистил всю квартиру. Остались только плащ, халат и шлепанцы. – Я остановился. – Здесь нет ничего личного. Нет старых зубных щеток или бумаг.