Старик Хоттабыч - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 37

– Да я и не думал вас обманывать, – ответил дрожащим голосом Сережа, чувствуя, что теперь-то он уже окончательно пропал.

– Выбирай же поскорее, какой смертью тебе хотелось бы умереть, и не задерживай меня больше, ибо я устал с тобой разговаривать.

– Хорошо, – сказал Сережа, немного подумав, – но обещай мне, что я умру именно этой смертью, которую я сейчас выберу.

– Клянусь тебе в этом! – торжественно обещал джинн, и глаза его загорелись дьявольским огнем.

– Так вот, – сказал Сережа и судорожно глотнул воздух, – так вот: я хочу умереть от старости.

– Вот это здорово! – воскликнули в один голос Волька с Женей.

А джинн, побагровев от злобы, крикнул:

– Но ведь старость твоя очень далека! Ты ведь, увы, еще так юн!

– Ничего, – ответил мужественно Сережа, – могу подождать.

Услышав Сережин ответ, ребята радостно засмеялись, а джинн, беспрестанно выкрикивая какие-то ругательства на арабском языке, стал метаться по крошечной каюте, расшвыривая в бессильной злобе все, что ему попадалось на пути. Так продолжалось, по крайней мере, пять минут, пока он не пришел, наконец, к какому-то решению. Он захохотал тогда таким страшным смехом, что у ребят мороз прошел по коже, остановился перед онемевшим от ужаса Сережей и торжествующе произнес:

– Спору нет, ты хитер, и я не могу тебе в этом отказать! Но Омар Юсуф ибн Хоттаб хитрее тебя, о презренный…

– Омар Юсуф ибн Хоттаб?! – в один голос воскликнули пораженные ребята.

Но джинн, дрожа от злобы, заорал:

– Молчать, или я вас всех немедленно уничтожу! Да, я – Омар Юсуф ибн Хоттаб, и я хитрее этого мальчишки. Я выполню его просьбу, и он действительно умрет от старости. Но, – он окинул ребят победным взглядом, – но старость у него наступит раньше, чем вы успеете сосчитать до ста.

– Ой! – воскликнул Сережа звонким, мальчишеским голосом.

– Ой! – воскликнул он через несколько секунд басом.

– Ой, – захрипел он еще через несколько секунд дребезжащим, стариковским голосом, – ой, умираю!

И его друзья с тоской взирали на то, как Сережа с непостижимой быстротой превратился на их глазах сначала в юношу, потом в зрелого мужчину с большой черной бородой, как затем его борода быстро поседела, а сам он стал пожилым человеком, а затем дряхлым, лысым стариком. Еще несколько секунд – и все было бы кончено, если бы Омар Юсуф, злорадно наблюдавший за быстрым угасанием Сережи, не выкрикнул при этом с тоской:

– О, если бы со мною был сейчас мой несчастный брат! Как он насладился бы моим торжеством!

– Постойте! – закричал тогда изо всех сил Волька. – Скажите только: вашего брата звали Гассан Абдуррахман?

– Откуда ты дознался об этом? – поразился в свою очередь Омар Юсуф. – Не напоминай мне о нем, ибо сердце у меня разрывается на части при одном лишь воспоминании о несчастном Гассане. Да, у меня был брат, которого так звали, но тем хуже будет тебе: ты разбередил мою кровоточащую рану.

– А если я вам скажу, что ваш брат жив? А если я вам покажу его живым и здоровым, тогда вы пощадите Сережу?

– О, если бы я увидел моего дорогого Гассана, тогда твой приятель остался бы жить до тех пор, пока он не постареет по-настоящему! И тогда это случится, уверяю тебя, очень нескоро. Но если ты обманываешь меня… О, клянусь, тогда никто из находящихся здесь не спасется от моего справедливого гнева!

– Подождите, в таком случае, одну, только одну минуточку! – обрадованно воскликнул Волька, рванул дверь каюты и через несколько секунд ворвался в кают-компанию, где Хоттабыч беззаветно сражался в шахматы со Степаном Тимофеевичем.

– Хоттабыч, миленький, – взволнованно залепетал Волька, – беги скорее со мною в Сережину каюту, там ждет тебя очень большая радость…

– Для меня нет большей радости, чем сделать мат высокочтимому моему другу Степану Тимофеевичу, – степенно отвечал Хоттабыч, задумчиво изучая положение на доске.

– Хоттабыч, не задерживайся здесь ни на одну минуту, я тебя очень и очень прошу немедленно пойти со мною вниз!

– Хорошо, – отвечал Хоттабыч и сделал ход ладьей. – Шах!.. Иди, о Волька, я приду, как только выиграю, а это, по моим расчетам, произойдет не позже как через два-три хода.

– Это мы еще посмотрим, – бодро возразил Степан Тимофеевич, – это еще бабушка надвое сказала. Вот я сейчас немножко подумаю и…

– Думай, думай, Степан Тимофеевич, – иронически ухмыльнулся старик, – все равно ничего не придумаешь. Почему не подождать? Пожалуйста.

– Некогда ждать! – воскликнул с отчаянием Волька и смахнул рукой фигуры с доски. – Если ты сейчас со мною не спустишься бегом вниз, то и я, и Сережа, и Женя погибнем мучительной и страшной смертью. Бежим!

– Ты себе слишком много позволяешь, – недовольно пробурчал Хоттабыч, но побежал вместе с Волькой вниз.

– Значит, «ничья»! – торжествующе крикнул им вслед Степан Тимофеевич, очень довольный, что так счастливо выскочил из совершенно безнадежной для него партии.

– Ну нет, какая там «ничья»… – запротестовал Хоттабыч, порываясь вернуться назад, но Волька примирительно воскликнул:

– Конечно, «ничья», типичная «ничья»! – изо всех сил втолкнул недоумевающего Хоттабыча в каюту, где бесновавшийся Омар Юсуф уже собирался привести в исполнение свое зловещее обещание.

– Что это за старик? – осведомился Хоттабыч, увидев лежавшего на койке, жалобно стонавшего старца, бывшего еще несколько минут тому назад тринадцатилетним мальчиком Сережей. – И это что за старик? – продолжал он, указывая на Омара Юсуфа, но тут же побледнел и, не веря своему счастью, сделал несколько неуверенных шагов вперед и тихо пробормотал:

– Селям алейкум, Омарчик!

– Это ты, о дорогой мой Гассан Абдуррахман? – вскричал, в свою очередь, Омар Юсуф, и оба брата заключили друг друга в столь долгие объятия, что для людей со стороны это даже показалось бы странным, если не знать, что братья были в разлуке без малого три тысячи лет.

В первые секунды Волька был так растроган этой драматической встречей двух братьев среди льдов Арктики и настолько доволен за Хоттабыча, что совсем забыл про несчастного Сережу.

Но еле слышный хрип, донесшийся с койки, напомнил Вольке о необходимости срочных мер.

– Стойте! – закричал он и бросился разнимать обоих сынов Хоттаба, продолжавших обнимать друг друга. – Прекратите целоваться! Тут человек погибает, а они милуются!

– Ой, помираю, – как бы в подтверждение Волькиных слов прохрипел дряхлый старец Сережа, и Хоттабыч с удивлением осведомился:

– Кто этот убеленный сединами старик и как он попал сюда, на постель нашего друга Сережи?

– Да это и есть Сережа! – с отчаянием воскликнули в один голос Волька и Женя. – Спаси его, Хоттабыч!

– Прошу прощения, о дражайший мой Гассанчик, – не без раздражения промолвил Омар Юсуф, обращаясь к своему вновь обретенному брату, – мне придется прервать столь приятные мгновения нашей встречи, чтобы выполнить данное мною обещание.

С этими словами он подошел к койке и, дотронувшись жесткой ладонью своей правой руки до Сережиного плеча, прошипел:

– Проси скорее прощения!

– Прощения? У кого? – удивленно прохрипел старец Сережа.

– У меня, о презренный отрок!

– За что?

– За то, что ты пытался провести меня.

– Это ты у меня должен просить прощения! – запальчиво возразил Сережа. – Я тебя спас, а ты меня за это собирался убить. Не буду просить прощения!

– Ну и не надо, – ехидно согласился Омар Юсуф. – Но учти, что тогда ты через несколько мгновений умрешь.

– И умру. И прекрасно, – гордо прошептал обессилевший Сережа, хотя, по совести говоря, ничего прекрасного в этой перспективе не видел.

– Омарчик, – ласково, но твердо вмешался в эту трагическую беседу Хоттабыч, – не омрачай нашей долгожданной встречи нечестным поступком. Ты должен немедленно и без всяких предварительных условий выполнить обещание, данное моему драгоценному другу Вольке ибн Алеше. Учти к тому же, что и этот достойнейший Сережа – мой лучший друг.