Ничего невозможного - Астахова Людмила Викторовна - Страница 12

— Ты уже размечтался о его будущем! — ахнула Фэйм, видя, как загораются глаза мужа. — Он только что родился, а ты уже мысленно рядишь его в адмиральский мундир. Тебе не стыдно?

— Миледи моя супруга, ты же сама все время твердишь, что я невозможный человек Я не желаю для сына ничего невозможного.

— Не хотите подержать мальчонку на руках? — вдруг ни с того ни с сего предложил профессор. — Это тоже в духе традиций.

— А можно? — с тревогой спросил Росс.

— Нужно. Это же ваш сын.

Умело и нисколько не потревожив младенца, Ниал достал его из колыбельки и опустил на неловко подставленные руки милорда. Крошечный комочек плоти на широких сильных мужских ладонях. Что может быть трогательнее, чем первое знакомство отца и сына? Естественно, взгляды родителей были намертво прикованы к новорожденному, и ни растроганный почти до слез Джевидж, ни умильно ворковавшая Фэйм, к счастью своему, не видели, как в зеницах отрекшегося мага полыхнул ядовито-зеленый драконий огонек.

— Он такой маленький, он почти невесомый.

— А знаешь, какой он был тяжелый в животе?

— Я почему-то думал, что они должны быть побольше.

— Это потому, что ты никогда не видел новорожденных… Ой! Он зевнул! Росс, ты видел?!

Созерцание новоявленного чуда могло занять всю ночь, поэтому Ниал Кориней решил взять дело в свои руки.

— Так! Хватит курлыкать. Вы еще налюбуетесь своим младенцем, особенно видом его розовой попки. Фэйм надо отдыхать и набираться сил, ребенку тоже. Я пришлю к вам сиделку, миледи, — распорядился строгий профессор. — Если вдруг почувствуете недомогание, сразу зовите меня или Финскотта. Лучше его, потому что я собираюсь выпить с вашим супругом по рюмашке и отправиться на боковую. Я, видите ли, старый человек и очень устал.

Молодая мать безропотно подчинилась и, дав себя крепко-крепко поцеловать, с чистой совестью отпустила мужа.

— Только не забудь принять лекарства, дорогой.

— Я прослежу за нашим дорогим милордом, Фэймрил. Спите, наконец, — почти ласково рыкнул Кориней, выволакивая Джевиджа из комнаты.

Пили, естественно, вовсе не темное пиво. В честь лучшего акушера в империи Росс достал дьявольски дорогой коньяк, хранившийся в хрустальном графине с притертой позолоченной пробкой, на случай, если его дом вдруг решит посетить император.

— Ух-х ты! — восторженно выдохнул Ниал Кориней, засунув нос в бокал и звучно потянув носом. — Какое роскошное пойло! Надо было сразу сказать, что вы держите дома такой божественный напиток, тогда не пришлось бы меня долго уговаривать на переезд.

Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило:

— Какой все-таки чудесный малыш у нас получился. Вот завтра Кири удивится. Не было братика, и тут — раз! И есть братик. Она точно будет в восторге. А еще надо придумать, что бы такого подарить Фэйм. Может быть, рояль известного мастера? Или собственный выезд? А? Четверку серых в яблоках? Потому что от еще одного бриллиантового гарнитура она точно откажется. Или что-нибудь экзотическое? Мне бы хотелось ее и удивить, и порадовать…

Отрекшийся маг и профессор медицины сосредоточенно молчали, малодушно оттягивая начало нового разговора. Это было бы жестоко — не дать Россу Джевиджу хотя бы немного передохнуть. Совсем чуть-чуть, чтобы у того хватило сил вынести новый удар.

— Теперь мне понятно, почему все так получилось с Ольрином. Я ведь не был с ним с самого начала, мы так и остались чужими людьми. О какой преданности можно говорить? О каком уважении? Взять своего сына на руки сразу после рождения — это многое меняет, — рассуждал милорд, с наслаждением отпивая крошечные глотки драгоценного коньяка. — Теперь я по-настоящему стану отцом. Не номинально, а на самом деле.

— Вот как раз на эту тему я и хотел с вами поговорить, Росс.

Сказано было таким тоном, что только глухой не догадался бы о таящейся за словами беде. Радужное настроение лорда Джевиджа испарилось в одночасье. А лучше сказать, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил с кресла и уставился на Ниала.

— Что… что-то с Фэйм?

— Нет, — покачал головой профессор. — С ней все в порядке.

— Тогда с Дианом? Он болен?

«Это хорошо, что ты называешь его по имени», — подумалось Коринею.

— Ваш сын здоров.

— Но что-то все равно не так?

— Да, милорд.

— Что же?

Росса трясло, как в лихорадке, его бил озноб, и затяни Кориней еще на мгновение, того и гляди хватил бы канцлера апоплексический удар.

— Ваш сын родился магом, милорд.

Глава 3 Ночь и день

Глазные яблоки болели от давления на них основанием ладони, но только так Росс Джевидж сумел совладать с собой. Не видеть ничего, погрузиться в темноту. А еще до крови закусить губу, чтобы не кричать. Иногда это срабатывает. Вот только не существует никакого укорота на истекающее болью и обидой сердце.

Проклятие! За что? Почему именно с ним? Отличные, правильные и правомочные вопросы, задаваемые непосредственно ВсеТворцу. И на которые Он никогда не отвечает.

— Это точно? Вы уверены, мэтр? — голос канцлера не дрогнул, когда он отнял руки от глаз.

— Абсолютно. Любой маг, прошедший инициацию и обучение, способен распознать зачатки дара в ребенке.

— Даже в новорожденном? — столь же бесстрастно уточнил Росс.

— Ваш сын будет очень сильным волшебником, возможно, ему не будет равных. Поэтому в тот миг, когда он впервые сделал вдох, я сразу ощутил, как вспыхнул лепесток его силы, — не стал скрывать Ниал Кориней.

О! До самого своего смертного часа профессор не забудет этого мгновения. Маленькое, хрупкое, еще покрытое родовой смазкой тельце вздрогнуло в руках, и воздух устремился в легкие, раздувая не только огонь жизни, но и пламя Дара. Мэтр Кориней чуть сам не закричал, когда младенец издал первый пронзительный вопль, настолько яркое это было видение — алмазно-сверкающая искорка, мерцающая в непроглядной тьме бессмертного духа новорожденного чародея.

— Понятно. Фэйм знает? Вы ей сказали?

— Нет. Я хотел сначала поговорить с вами, милорд.

Обращаться к Джевиджу по имени было сейчас чревато последствиями. Особенно когда это делал маг, пусть даже бывший и отрекшийся.

— Это правильно. Не говорите ей ничего. Во всяком случае, пока.

— Тоже верно. Еще чего доброго от переживаний у нее пропадет молоко.

— Молоко? Ах да! Конечно… молоко… Незачем ее тревожить, пусть в себя придет после родов.

Лорд канцлер выглядел скорее растерянным, чем раздавленным, но это было обманчивое впечатление. Мэтр прекрасно знал, насколько искусен Джевидж в умении скрывать свои истинные чувства и намерения. Ложь во спасение, возведенная в ранг единственной добродетели, — вот что это такое.

— Вы снова хотите скрыть от жены правду? — подозрительно спросил Кориней.

Один раз Ниал уже пошел на поводу у милорда, когда придумал правдоподобное полумедицинское объяснение ее провалам в памяти. Джевидж сумел убедить пожилого профессора, что Фэймрил будет лучше не знать, каким образом бывший муж использовал ее, чтобы заманить канцлера в смертельную ловушку. Иначе пришлось бы рассказывать невинной женщине, что Уэн Эрмаад регулярно насиловал ее и всячески издевался; Зачем Фэйм, окруженной в новой семье любовью и заботой, чувство вины и боль унижения, правда?

— Разве у меня получится? — горько усмехнулся Джевидж. — Фэймрил рано или поздно узнает, но она все равно будет любить этого ребенка, она же его мать. Даже если он со временем станет таким же, как Уэн Эрмаад, она все равно будет его любить. Материнская любовь слепа.